Борис Останин
ИЗ БЕЛОЙ ТЕТРАДИ
Миф о Вавилонской башне: строители извели на материал все окрестные горы, истоптали равнину, углубили её огромным котлованом — и разбрелись прочь, оставив за собой местность дикую, необитаемую, рассеялись по всему миру, унося в своих сердцах семена угрожающей стройки.
Задушевность русских суффиксов.
...голос дребезжащий, с внутренним надрывом, со слезой, чреватый скандалом. Ларчик из скандалового дерева.
Преобладание природы над человеческими возможностями: пошлость вместо свободы.
Да здравствует великая Rossia!
Синхронное плавание Нарцисса с самим собой.
Оплывающая по краям граница; удержание её от оплывания. «Свеча, только что не горит».
Цинизм как профессиональная добродетель исследователя.
Панфилов приятелю: «Ты не любишь всё, что связано с вечностью!» Речь шла всего-навсего о его нежелании фотографироваться.
«Типичный петербуржец, учтивый и вежливый, дорожащий временем, как дыханием...»
— Одно из двух, господа: или очистите структуры от случайностей, или случайность — от структур.
Небесная книга: огненные буквы звёзд.
Эта черта идёт не поперёк границы, а вдоль неё.
Н. взял слово ирония в иронические кавычки. Умножение кавычек (цитатных, иронических) как особенность «нашего времени».
Двойничество — способ умножить единицу, не отступаясь от неё, не изменяя её.
Страстно, но беспристрастно.
Не-пред-рас-по-лож-ен-ность.
Нередко психологический драматизм — не следствие той или иной ситуации, а его причина, предчувствие, преддверие... та энергия (»ось кристалла»), которая требует себе определённого выхода, канализации. Психика — первый этап развёртывания некоего ускользающего от нас целого (назову его типикон), ситуация — второй. Третий этап — снова психика, реакция на ситуацию.
Внутренняя напряжённость создаёт напряжённость внешнюю, и наоборот. Как выйти из порочного круга?
Победа над земным тяготением. И над небесным.
Зооморфные архангелы народов: индийская корова, еврейская коза, римский орёл, русский медведь, немецкий кабан...
Дети — наше прошлое, то, из чего мы стали взрослыми. Дети — наши отцы.
Но если я — червь, живущий в лабиринте, а не пришелец Тезей, то что мне за надобность в этих ариадниных клубках?
Евангелисты разобрали сфинкса по частям: голову — Матфею, тело — Марку, хвост — Луке, когти и крылья — Иоанну.
Верность заменяет женщине вечность.
Жить — свет коптить, разъедать глаза ближнему. На далёком расстоянии это уже почти не заметно.
Диалог внутренних ужимок.
...та самая лестница, с которой, предварительно забравшись на неё, следует сбросить Витгенштейна.
Идейные споры с акушером и родовые схватки с ним.
(Повивальная) бабка надвое сказала: «То ли сын, то ли дочь». (Это к тому, что не все пословицы мы знаем полностью.) Еще пример: «Кто зло помянет, тому глаз вон». А кто забудет, тому оба.
И если природа не любит пустоты, то слово (фраза) не любит отсутствия смысла, его домогается. Кто-то: «Слово специально для смысла и предназначено». Только ли? А музыкальный момент, энергетика, разрядка, магия интонации?
Рваные игры.
Значение пробелов, лакун, зияний. Обрыв логической и иконической связи вынуждает читателя самостоятельно его восполнить, то есть работать умом и воображением. Не всякий лентяй этого захочет, будет недоволен: «Заставили меня трудиться». Мерцание как «золотая середина», когда читатель работает, но своей работы не замечает, и поэтому на автора не в обиде.
Грузный слон памяти (Опечатка, должно быть: грустный сон памяти).
Когда я стану другим (если я стану другим), тогда я... то-то и то-то... Что напоминает анекдот про престарелого президента Финляндии Урхо Кекконена, который написал в своём завещании: «Если я умру, то...»
Idee figue.
увечный жид.
Научиться говорить (и вести себя) в прошедшем времени.
Шум времени — шепот времени — грохот времени. Что ещё? Молчание времени. «Не шуметь» как идеал.
Window = wind + door (дверь для ветра). Butterfly = beauty + fly (прекрасная муха; и конечно же, butter, масло — здесь не при чём).
Умер такой-то. Само слово как бы сжимается, опустошается, умаляется перед смертью. И вся «зона жизни», связанная со словоговорением, обнаруживает вдруг такую ничтожность и ненужность, что...
Трюизмы очевидные и трюизмы неочевидные.
Панфилов живёт в настоящем как в давно-прошедшем. У него не очки, а перевёрнутый бинокль.
Приходится, приходится хоть как-то говорить о неизвестном, пусть даже приблизительно и невыразительно...
Не надо останавливать мир, достаточно заставить его (и себя вместе с ним) вращаться вокруг одного центра, вокруг одной оси. «Единое на потребу».
Тысяча и одна экзегеза. Closet reading в американской «новой критике».
Нелёгкая проблема: Как заставить текст замолчать?
Лирика «внешнего я».
Поиск предельных элементов, работа на границе. Контрабанда.
Описание — указание, книжный мир — героический мир, человек в очках — человек без очков (с ружьём?).
Писатель: как? Идеолог: зачем? Критик: почему именно так?
Разумное как очевидное (пошлое?). Связь разума с пошлостью.
Хищник-варвар (порывист, импульсивен) и культурный хищник (последователен, логичен). У А. Камю: преступление страсти и преступление разума.
Активность в цитате достигается за чужой счёт, тогда как сам цитирующий скорее меланхоличен, чем активен.
Самовитое слово Хлебникова: самовитое, само вьётся (оформляется).
Два типа горбунов: жестокий (Тулуз-Лотрек) и мягкий (Борисов-Мусатов). Собственно, горб выпирает у каждого уже из его двойной фамилии...
Contradictio in objecto.
Цифровая схема развития женского тела: 1 — 8 — 0 (девочка, девушка, мать). Женщина «сигнализирует» о себе телом, мужчина от тела отделён, его «сигналы» теснейшим образом связаны с лицом (ломка голоса, борода, усы). Взгляд юноши: на женское тело (граффити и пр.), взгляд девушки: на мужское лицо (говорящее). Бесконечная тема.
Новатор — паук, что перегрыз паутинку и летит на ней в неизвестность; традиционалист — строитель гнезда на сваях (чем больше свай, тем гнездо прочнее).
Поэтика застенка.
признание — сила.
Литература демонстрирует связи и сущности.
Никифор: «Папа, не кричи на меня». Я: «Если не будешь слушаться, буду кричать». Он: «Не кричи и не рычи, мы и сами усачи!»
Местничество у И. Глазунова («Вечная Россия»): главный тот, кто в центре и чья фигура крупнее. (Такова же, впрочем, и икона). А я — стародавний любитель Брейгеля, у которого до главного лица не сразу и досмотришься.
Истоки устава: уставший человек, жаждущий установиться.
Бог (старик с бородой) показался многим бутафорским, но вместе с бутафорией отбросили и Бога. Протестовали против идола, пришли к безбожию. Как будто nihil лучше, чем «старик с бородой».
Чума ума.
Голос героя из подвала, усиленный голосом автора.
Никифор (по следам «Айболита»): «Папу укусила оса, Никишу укусила муха-цокотуха...» Я: «А Полину кто?» Никифор (подумав и, видимо, пожалев её): «А Полину укусил ангел».
«Как закалялась de Stael».
Н. не знает ничего, кроме себя — и именно потому себя не знает.
«Здоровье» Нового времени настолько ущербно и неубедительно, что люди чувствительные готовы вырваться из его теснин даже ценой болезни, патологии, безумия...
Загон закона.
Не хочу конца мира, хочу его (золотой) середины.
— А обманывать можно? — Можно, но только в пределах правил.
Принципиальный противник старины не будет поддерживать новаторов, ибо чем больше нового, тем больше старого.
Еврейский ренессанс XX века.
Борьба Авгия с лошадями.
Когда Адам первоименовал мир, тот, не обжитый ещё словами, был для Адама ничейной, девственной (словно Ева) землёй. Иное дело современный человек: именуя мир, он вынужден или повторять чужие имена (ритуал), или агрессивно разрушать привычный порядок в мире слов и вещей. Ничейной земли не осталось, приходится то захватывать чужую, то конструировать новую.
В принципе психология бунта очень и очень однообразна.
У Н. вместо иконы в красном углу приклеена игральная карта.
Мастер и смерть: на одних костях-согласных.
Ирония, когда её много, невыносима, как невыносима тотальная экспансия любой из форм человеческого сознания.
Синайские близнецы.
Литература отражает действительность (и наоборот). Литература раздражает действительность (и наоборот).
Литература отражает действительность. Литература отражает литературу. Литература отражает отражение.
Цена сцены.
В полдень теней нет. В полночь умозрительные тени от невидимого чёрного солнца направлены вертикально вверх. Полтень. Тень задаёт направление движения — для взгляда (вслед за ней) и для руки при письме, расчерчивает пространство... Когда тени нет (в райский полдень), нет и направления: всё наличествует «однонаправленно» и «одновременно».
Белозадая чудь.
Н. предпочитает размножаться в одиночку.
Отличие раба от свободного человека: у раба есть хозяин (надсмотрщик), который бьёт его за непослушание палкой; свободный человек — сам себе хозяин, сам бьёт себя палкой (но обычно делает это плохо).
«Что есть истина?» Не уверен, что вопрос задан правильно; следует: «Кто есть истина?» Или даже так: «Что есть кто?»
Чьё-то: «У нейтрино нет дома, нет судьбы, нет выбора, нет совести, нет чести. Нет ничего своего — но и ничто не в силах сделать нейтрино своей собственностью».
Коллективное объединение.
Авгий: — Господа, как мне бороться с этим дерьмом? И если бы ещё своё, а то ведь чужое, чужое...
Смерть = полное соответствие... (чего? чему?); жизнь = трещина несоответствия, через которую к нам струится... (что? каким образом?).
Два типа сознания (и телесности): пронзающее и хватающее (меч и сеть).
Отче и чадо: очаг и чад. А дом? Дым.
«Человек — мера всех вещей», но что такое «человек»? Как можно мерить что-то тем, что само нуждается в измерении, что пребывает в состоянии неопределённости и неустойчивости, что жаждет быть «пригвождённым» (измеренным), хотя бы для того, чтобы знать, какую меру ему следует превзойти?
Смех сквозь слюни.
Оскал смеха. Смех как знак поедающего (жизни) и поедаемого (смерти) — открытый рот. Фрейд не замедлил бы добавить сюда что-нибудь вроде: смех — имитация родовых конвульсий и стонов (жизнь) и предсмертных стонов (бывают ли такие?). А каков же плод? «Только» слово? Что же это за слово такое — из смеха? Египетские боги, кажется, занимались миростроительством посредством хохота; Христос скрывал улыбку в уголках рта. Да, но он ведь не миростроитель, а всего лишь связной. Смех ему помеха.
Панфилов про соседку: «Как перегоревшая электролампочка».
Два поколения американских поэтов — университетских преподавателей... Их поэзия пронизана скукой самопонимания: толковать тексты умеют, создавать — нет. Такое же университетское клеймо — на поздней прозе В. Набокова.
Право нерешительного голоса.
Мечта о мечте-тяжеловозе.
Смех теснейшим образом связан с движением и человеком — поэтому его нет в архитектуре и так много в кино.
Миф — есть пошлость с неисчерпаемой глубиной.
Эллины нарушают запреты (Эдип, Прометей), иудеи подчиняются им (Иосиф). Самым послушным — самые громкие песни.
Чувство долга. Чувство формы. У писателя: чувство долга = чувству формы. Об этом же: О. Мандельштам.
Знак «стире» — пропуск глагольной связки.
«Порождающая модель» индивидуализма — камень. Камень отъединён от других камней, самозамкнут, агрессивен, материален. Сюда же: камень как «чёрный ящик» (партикулярность сознания), камень и адские муки и т. д.
Квадратный лабиринт размером в келью.
Чтобы понять комическое, необходимо предварительно понять серьёзное, нарушением которого комическое, по всей видимости, является. Впрочем, верно и обратное: понимание «нормы» (каковым является серьёзное) проясняется через её нарушение.
Комическое как безопасное нарушение нормы.
Мартин Лютер Кинг (в одной из проповедей, обращаясь к злодеям): «Но помните: мы утомим вас своей способностью страдать!»
В поисках алиби для своеволия.
Перевод «Holzwege» Хайдеггера как «Лесные тропы» А. Гулыга забраковал и даёт свой: «Лесоподвозные дороги»! Воистину, нет пределов совершенству, и потому предлагаю его усугубить: «Лесоподвозные пути сообщения».
Рога языка.
Искупление (выкуп) человечества Христом могло обойтись и без Его смертной жертвы. Но люди таковы, что... И теперь нам, в свою очередь, приходится искупать своей жертвой Его казнь.
Preferance (срв. differance Ж. Дерриды). Мысль о differance и погубила Буриданова осла!
Два из семи чудес света: висячие сады Семирамиды и стоячий маяк Фароса.
Рак изобилия.
Н. не только изгнан из Рая, но и лишён Евы!
— Господа, давно уже пора от слов перейти к делу, к делу, к делу, к делу, к делу, к делу...
Негритянский гарлем.
Убить или не убить — вот в чём вопрос (о Клавдии). Любить или не любить (об Офелии). Первое восторжествовало над вторым: «Офелия, ты иди в монастырь, а я буду убивать».
Сопротивление материи духовной организации, воспринимаемое обычно как её хаотичность и косность, свидетельствует как раз об обратном: что у неё наличествует мощная внутренняя структура, которая и оказывает нам сопротивление.
Борьба протестантского сознания за «организацию» материи. Neue Ordnung.
Роман души, если верить Т. Манну, не в счастливом браке, а в его счастливом расторжении.
Жадность осталась, скупость прибавилась.
В концертном зале хористы во фраках и с бабочками: «Святый Боже, помилуй мя!», с последующими аплодисментами.
Панфилов: «В студенческие годы казалось, что я не вправе быть сытым, одетым и чистым в то время, когда люди сидят в лагерях. До боли хотелось оказаться рядом с ними, разделить их боль. Ну, специально не напрашивался, но, пожалуй, и не отказался бы».
Задача: создать в городе фрейдистскую атмосферу.
Фило-соф = любовник Мудрости.
Нагота свечи. Агония пепла.
Нет «я», зато есть другие. Но что такое другие, как не те же «я», которых нет?
Панфилов: «Я бы и рад тебя угостить, да денег нет. Всего 30 копеек». В его разжатой ладони действительно всегда оказывалось 30 копеек, я даже комбинацию запомнил: 15, 10, три и две. Вечные 30 копеек.
Улица Памяти жертв революции в Вырице. Так и не понял до сих пор: с чьей стороны жертвы — с той или с этой? Не правильнее ли: жертв контрреволюции?
Образцы сыновней почтительности: один взял имя отца (А. Платонов), другой от него отказался (В. Сирин).
Покойный Цирельспринсон некогда рассказывал: «В 37-м году меня могли посадить за любую половину моей фамилии. Так и случилось. Взяли как немецкого шпиона (Цирель), а в лагере добавили за английского (Спринсон)».
Чьё-то: «Абсурд — частный случай логики».
Книга «Либидо — либидо», написанная датским евреем Фрейдегором.
Громыхающая колесница пророка.
Слишком податливые и чересчур впечатлительные души порой проявляют себя вовне полной противоположностью: податливые — жестокими, впечатлительные — бездушными... боятся, должно быть, как бы чрезмерная страстность не переполнила их, не утопила...
«Куплю и тут же продам».
Сын нотариуса (Вольтер), сын часовщика (Руссо) и т. д.
Искусство есть создание непохожих двойников.
Н. Бердяев: «Трагедия полярности уходит как бы в самую глубь божественной жизни». Экзальтированная мыслитель, жаждущий обеспечить себя божественным фундаментом — но не для строительства, а для «элементарной» драки. Даже Бога готовы в неё ввязать и заставить Его воевать с самим собой. (Сходные мысли не раз высказывала Елена Шварц). Быть может, самое главное здесь: внедрение времени в Божество, подчинение вечного временному (газета вместо Евангелия).
Обратное мышление.
Мысль то стучит неверной шестерёнкой, то шелестит горстью подсолнечной лузги...
Н.: «Но почему ты говоришь со мной на птичьем языке?» М. (в замешательстве): «Потому что я — птица».
Панфилов так хотел обнаружить у своей подруги скрытые достоинства (явных не нашёл), что принялся их сочинять: угрюмость объявил задумчивостью, мстительность — эмоциональностью, тупость — сдержанностью, короче говоря, превратил безумную Грету — в милую Золушку...
И склоняю, как школьник плохой: Деррида, Дерриде, Дерридой!
(новая философская колея)
Нынешний журнальный бум: изданная много лет назад книга приходит к читателю через журнал (мягкая форма литературной кражи). Сколько, интересно, это будет продолжаться — пять лет или больше?
...ударился о поверхность зеркала, но ничуть не повредил его, а лишь разбился сам.
Хитрость провинциала в столице, как правило, проста и убога, бросается горожанину в глаза — и разве что самому провинциалу кажется замысловатой и продуманной.
Панфилов (приятельнице): «Что я вижу! Под одной материей — другая, ещё прекраснее».
Хулиганил в общественном месте: мочился мимо писсуара. (из милицейского акта о задержании)
Н.: «В качестве объекта для созерцания возьмём многожильный провод».
Заинтригован, но беспристрастен.
Страдание «онтологично», но не более, чем перец, который спасает гурмана от пресной пищи. Хуже когда вместо еды — один перец...
Панфилов: «Нет, нет! Я не историк, и тем более не историк собственного несчастья».
Н. напоминает мне отрицательную частицу «не-»: к чему ни прикоснётся, всё тут же утрачивает свою устойчивость и положительность...
Право на фиаско.
Набухотдоносов.
И тут кончается судьба — и дышат сцена и искусство...
Падение (на апельсиновой корке) смешно: упавший обманул смерть (упал, да не умер и даже не ушибся, а снова встал, ожил).
Не откладывай тело в долгий ящик.
Чьё-то: «Не для всех, но про каждого».
У моего мышления — короткое дыхание. Эмоционально и психологически я терпелив, но разумом не способен даже на длинные фразы, не то что на длинные мысли. Столь нелюбимый мною «телеграфный стиль», тот же Бердяев, который, впрочем, «телеграфен» был только на бумаге, а мышлением обладал цепким — вплоть до истерии, как герои Достоевского.
Стигматический уровень.
Борьба за окружающую эсхатологию.
— Как ты себя чувствуешь? — Как рыба в своей тарелке!
Быстрые души, эти любители времени, будут продолжать его ускорять, радостно, словно в горной реке, купаясь в торопливых струях и доставляя мучительную боль душам медленным...
— Библиотечные катастрофы... — задумчиво проговорил некто и надолго замолчал.
Память — стоп-кран времени: она останавливает время, выносит его за скобки...
Молодой Л. Толстой вместо креста носил портрет Руссо; Цветаева поставила в домашний алтарь портрет Наполеона. (Подмена Христа культурными и военными героями.)
Действовать как можно кооперативнее.
Дон Жуан взял на вооружение гераклитов принцип: «Нельзя войти дважды в одну и ту же...»
С волками жить — по-сучьи выть.
Эрос расплавляет и сплавляет заново. В отсутствии Эроса — бездарный ткацкий станок тел-челноков.
Суеверная боязнь определить любимого неосторожным словом, ибо в расплавленном состоянии любви любое слово может оказаться нежелательным центром кристаллизации.
Любовь как переплавка (перепloveка). Господствуют, однако, «железные» и «каменные» метафоры: ключ и замок, корабль и гавань и пр. Западное сознание запрещает человеку «терять» себя — даже в любви.
Матка — сердце матери.
Н. быстро изнашивает обувь, но ещё быстрее — друзей.
У большинства советских писателей мысль слишком обнажена и назойлива — философия и этика не справляются со своими задачами, вот и приходится за них работать. Есть, конечно, и исключения: Пришвин, Паустовский, кто-то ещё...
Не является ли тяга к собственному творчеству — синдромом самовлюблённости?
Разрешение задачи = разрушение задачи. (Александр Македонский и Гордиев узел)
В сумерках и ночью мечтатель мечтает о наступлении завтрашнего утра, о том, каким оно будет, каким ему хотелось бы, чтобы оно было... Но когда утро наконец наступает, мечтатель, изнурённый ночными мечтаниями, его попросту не видит — он спит... (Меч-тает в сумерках.)
Каменные тела памятников. Могильный памятник — напоминание о Христовом обещании насчёт воскрешения мёртвых и, следовательно, такой же богословский учебник, как икона (»богословие в красках»), проповедь, церковное здание. Что в современных светских памятниках осталось от этого обещания? Почти ничего — неприметная тень.
Не надо схватывать, достаточно удерживать.
«Дух времени» — не всегда императив, чаще лишь мода, к которой каждый волен присоединиться или нет. Вместе с тем, вырваться из его цепких объятий не так-то просто, нужна определённая сноровка, знание приёмов...
Дух места (genius loci) и дух времени — кто кого?
Глас пустыни в вопиющем.
— Я обратил внимание на глаз вопиющего: он широко распахнут, с багровым оттенком. — А на глас? О чём он вопиял? — Глас не услышал; я, признаться, несколько глуховат.
Беседа Цезаря с Лазарем.
Как и положено воспитанному человеку, Н. ответил нахалу со сдержанным гневом. И пощёчину отвесил умеренную, лишь слегка обозначил.
Шизофрения — болезнь ума; паранойя — воли. (Можно так: чрезмерный интеллект и чрезмерная воля. Или так: шизофрения — ум, доведённый до предела, безвольный рассыпавшийся ум; паранойя — предел воли, сведённой в единый кристалл, безумная воля.).
Советское общество — не более, как пародия на утопию. И отлично, отлично!
Я не боюсь умереть. Больше боюсь другого: того, что хочу умереть.
Будь готов к тому, что в любой момент твою страну назовут Египтом и призовут на неё все казни египетские.
Брачный контракт.
Говорят о загадке времени, но разве пространство менее загадочно? Что вообще в этом мире не загадочно?
Злая Золушка.
Писсатель.
Это люди полые, мало того: разнополые.
Кажется, Фома Аквинский: «Природа Бога покоится на разуме». Естественнее думать наоборот: «Разум покоится на природе Бога». Но и это «не совсем так».
Письмо без штемпеля; штемпель без письма. Яков Штемпель и его эпистолярные грамоты.
Журнал «Время и вы».
Смена всех.
Европейская литература посвящена не столько любви (в ней мало плодотворного и полезного для любви), сколько неудачам любви, преградам на её пути (Тристан, Ромео, Вертер, Анна, Лолита). Но читателям эти неудачи почему-то нравятся.
Что больше любили в поэзии 60-х годов — поэзию или свободу, говорящую на языке поэзии?
Усугублять: у, сука-блядь!
Живу в состоянии полной неготовности (к смерти). И если она вдруг придёт, то застанет меня врасплох (несобранные бумаги, неупакованные вещи, денежные долги, прерванные на полуслове беседы), зато в полном смирении и согласии: «Вот я».
Лектор: «Исключений здесь гораздо больше, чем правил, но важна тенденция».
Старик скормил старуху золотой рыбке.
Ахилл не догонит черепаху. Но (рассуждая сходным образом) и черепаха не догонит Ахилла. Вопрос, следовательно, стоит так: Кто из них быстрее не догонит другого?
Проблема припоминания в условиях многознания. Пример: «20 тысяч лет под водой» или «80 тысяч дней вокруг земного шара»?
Переживать необходимость как переживают времена года, именно так. «Сейчас зима в саду моём стоит...» (Саша Соколов).
Неприкосновенность депутата. Депутат из касты неприкасаемых.
Вёсельник, висельник, весельчак. Свобода волн, свобода воли...
Соединить фундаментальное со скрупулёзным, не повредив ни то, ни другое.
Чьё-то: «Моя тоска по родине давно лишилась всякой географии».
Человек с идеальной памятью не способен отличить настоящее от прошлого, а значит, не может вообразить будущее. Наши фантазии — следствие провалов нашей памяти.
Панфилов: «Уважая твой внутренний мир (и только потому), я с безразличием взираю на твою внешнюю форму».
«Медленное чтение» тем более необходимо, что со всех сторон нас окружает чтение быстрое (вплоть до специальных платных курсов). Старая коммунистическая мелодия: «Время, вперёд!»
Сравнить можно практически всё со всем, так откуда же в таком случае берётся несравненное?
Учить уму-маразуму.
Конфуз — скандал — истерика. От замешательства к террору.
...и слёзы умиления (когда-то... сколько лет назад?) потекли по её щекам.
Словесный мусор.
Американский студент влюбился в индианку (третья жена вождя), фотографию которой случайно увидел в этнографическом журнале, перевёлся на другой факультет университета, стал антропологом, отправился на её поиски к истокам Амазонки и через несколько лет с огромным трудом всё-таки её нашёл — на пороге старости и смерти (в журнале случайно указали не тот год фотографии, ошиблись на 50 лет).
Казематы современной архитектуры.
Панфилов: «Страдать надо с мирным, а то и скучающим выражением лица... можно и вообще без лица».
Субтропический шлем.
Первопроходимцы.
Грациозность (или изворотливость?) мышления, позволяющая схватывать собственные мысли на лету.
Увы, я не способен рассуждать как китаец; увы, не наделён ритмическим чутьём как негр; увы (дополнить список)... не ангел, не чёрт, угрюмый, решительный, отчаявшийся, бездумно ступаю по этому теряющемуся в кладбищенском песке пути...
На севере по улице ходят, на юге — живут.
Южные индейцы погибали «не столько от оспы и побоев, сколько от отвращения к европейской цивилизации».
Чьё-то: «Огонь, чтобы не погаснуть, движется».
Воздушный промежуток: при стрельбе издалека следует целиться чуть выше. Жизненный идеал. Когда-то я определил его как «миллиметры свободы».
Все двадцать два удовольствия! А что же дальше? «И вот — зола».
© Борис Останин, 1988 г.
|