Сергей Стратановский

Родился в 1944 году, в семье филолога-классика, переводчика с древних языков. Мой отец, Стратановский Георгий Андреевич перевел на русский язык «Историю» Геродота и «Историю» Фукидида. Моя мать, Заботкина Ольга Сергеевна, была преподавателем французского языка в Ленинградском университете, впоследствии также занималась переводами. Стихи стал писать в юности, и, будучи старшеклассником стал посещать литературный клуб при Дворце пионеров, где занятия с юными стихотворцами вела Наталья Иосифовна Грудинина.

Я учился на филфаке Ленинградского университета в 1963—68 гг, сначала на французском, а потом на русском отделении. Главным событием своей студенческой жизни считаю участие в Блоковском семинаре, руководимым профессором Дмитрием Евгеньевичем Максимовым. Многим я обязан также знаменитому фольклористу Владимиру Яковлевичу Проппу, в семинаре которого я занимался один год, и Борису Федоровичу Егорову. Вместе со мной в это же время на филфаке учились поэты: Виктор Кривулин, Елена Игнатова и некоторое время Елена Шварц, а также замечательный, но малоизвестный поэт Лев Васильев. Сам я, однако, стихов в студенческие годы не писал.

Годом, с которого начинается моя творческая биография, я считаю 1968, год «пражской весны», раздавленной советскими танками, а для меня год окончания учебы в университете. То, что я писал тогда, напечатать было невозможно, но я не слишком переживал по этому поводу.

Я стал посещать литературное объединение при Союзе писателей, руководимое поэтом Глебом Сергеевичем Семеновым, которого я, как и многие другие, считаю своим учителем. Однако просуществовало оно недолго.

Постепенно в Ленинграде из хаотического «броунова движения молекул» стало складываться то, что впоследствии назовут «андеграундом», а тогда, в семидесятые называли «второй культурой». Явление это было многоаспектным: квартирные, а затем «разрешенные» выставки, квартирный религиозно-философский семинар, самиздатские журналы: «37», «Часы», «Северная почта». Я, со своим другом Кириллом Бутыриным с 1981 года стал выпускать самиздатский журнал «Обводный канал». Моя первая публикация на родине состоялась в сборнике «Круг», вышедшем в 1985 году.

До этого у меня были публикации только заграницей, первая из них — в альманахе «Аполлон-77», изданном в Париже Михаилом Шемякиным. Однако активно на родине я стал публиковаться только в 90-е годы. В 1993 году вышел мой первый сборник «Стихи», включающий произведения 70-х — 80-х годов, а в 2000-м — второй: «Тьма дневная». В 1995 году я стал лауреатом Царскосельской премии, а в 2000 году — стипендиатом Фонда имени И. А. Бродского. Помимо стихов пишу также публицистические статьи и эссе.

Отдельные мои стихи переведены на английский, болгарский, голландский, итальянский, немецкий, польский, французский, чеченский и эстонский языки.

За свою жизнь я сменил несколько мест работы. Сейчас работаю библиографом в Российской национальной библиотеке.

P. S. Стихотворная пьеса «Пхармат прикованный» была написана мной по мотивам чеченского мифа о Прометее, опубликованного в статье: Чокаев К. З. К вопросу бытования образа Прометея в фольклоре чеченцев и ингушей // Изв. Чечено-ингуш. Науч. Исслед. Ин-та истории языка и литературы. 1972. Т.6. № 3.

Пхармат прикованный
(Действо на основе чеченского мифа о Прометее)

Участвующие лица:
Пхармат— чеченский Прометей
Ужу— слуга бога Селы
Кузнец
Хор вайнахских женщин

Читателю следует вообразить горную местность на Кавказе и прикованного к скале Пхармата-Прометея. Появляется кузнец. Остальные участвующие лица появляются при вступлении в действие.

Кузнец
Волю Селы могучего,
   отца облаков, гор хозяина
 Выполнил я,
    и оковы невольничьи, прочные 
Выковал я
   и тебя приковал, вор великий
К скале скорби долгой.
Что было делать, Пхармат?
   Испугался я гнева безмерного
Селы — бога вайнахов,
   молниевержца небесного
Некуда было бежать,
   негде мне спрятаться было
Многим искусствам ручным
   научил ты вайнахов, Пхармат
Научил и меня,
   а теперь видишь, вот
Что за плод вызрел…
Мои руки несчастные
   дело бесчестное сделали
Цепи пытки выковали,
   а не меч верный
И не щит звонкий

Пхармат
Подвиг — дело героев,
   а ты не герой, а ремесленник
Виноват ты, конечно,
   но простить тебя можно, кузнец,
Человек несмелый

Хор вайнахских женщин
Горе, горе великое
По велению Селы
   к скале ты прикован, Пхармат,
За твой подвиг зиждительный
В щелях, в пещерах земли
   жили мы, дикие люди,
И не зная огня,
    ели мясо сырое, коренья
Робких растений выкапывали и ели
И от холода длинного
   кутались в шкуры звериные
Страшно было, немило,
Смерть молоком грудным поила
Но пришел ты, спаситель,
   и принес головешку небесную
Из очага, из жилища
   Селы — бога вайнахов
Светом вмиг озарилась
   многослезная жизнь наша
Слава тебе, наш герой.

Ужу, слуга бога Селы
Плакальщиц хор
   о твоей сокрушается участи
И героем тебя называет, Пхармат,
Не герой ты, однако,
   а плут, пройдоха,
Бога ты обманул, плут,
   напоив и стащив головешку
Из его очага, вор ловкий.
Гнев ты вызвал безмерный,
   увертливый вор, гнев великий.
Ты наказан за кражу,
   и твое наказанье заслужено

Пхармат
А почему бог великий,
   Села, отец облаков,
Так стерег неусыпно
   свой очаг домашний  
И огнем не делился?
   Ведь его же творящие руки
Предков вайнахов нынешних
   из глины заоблачной вылепили
Ведь отец он вайнахам,
   а не просто их жизней хозяин

Ужу
Мыслящий свет, ум пытливый,
Села, перворемесленник,
   вложил в первочереп им сделанный
Первопредка череп…
Вот дар великий, дар на века,
   а другие дары не нужны вовсе
Сами люди должны
   догадаться как искры родятся
И как дикий огонь приучить можно
Словно пленника- колха к служенью

Пхармат
Но ведь века голодая,
   и в пещерах скрываясь от холода
Жили люди лишь искры случайные видя
Лишь небесные молнии
   жадно ловя глазами

Ужу
Так уж были несчастны вайнахи гордые?
Так уж теперь они счастливы?
Разве в битвах недавних
   не гибли воители славные?
Разве кровники мстить расхотели друг другу
За обиды их прадедов?

Пхармат
Горя много, я знаю,
   но когда головешку победную
Я на бедную землю
   из башни небесной принес
Возликовали вайнахи

Ужу
Видел сам, ликовали,
  но долго ли длилась их радость?

Пхармат
Радость долго не радует.
   Что с того? Не заставит теперь
Холод неба в пещерах скрываться вайнахов
В их домах очаги,
    укрощенное пламя, поленья
С дня творенья
   случалось ли большее счастье?

Ужу
Есть счастливее счастье:
   узнавать, находить и выдумывать 
Не надеясь на помощь
   воров хваткоруких, обманщиков.
Этой-то радости ты и лишил их, Пхармат
А что даром дается
  лишь малую цену имеет

Пхармат
Бога Селы слуга
   для чего ты терзаешь меня?
Разве мало уже
   тех орлиных когтей ежедневных
Мое тело когтящих,
   и хочет орла направляющий,
Села гневный
   сомненьем пытать мою голову?

Ужу
Бог не пытки желает,
   твоего покаянья он хочет

Пхармат
Покаянья? Зачем?

Ужу
Милостлив Села:
   готов он простить похитителя,
Если скажет вор гордый,
   что сделал он дело недоброе

Пхармат
Не скажу, не унижусь.
   Мысль о борьбе с небесами
Мое тело пронзила
   и силу дает выносить
Ежедневную пытку.
И отрадно мне знать, что в аулах горных
Чтут меня словно бога

Ужу
Чтут тебя, воспевают…
   Но прав ли народ прославляя
Подвиг хищный,
   и доблестью высшей считая
Ремесло хваткорукое?
   Ты, Пхармат, научил и ему
Среди прочих ремесел

Пхармат
Жены вайнахские, справедливы ли эти слова?

Хор вайнахских женщин
Дерзость земная
   стала кровью твоей и дыханьем.
Дерзкими быть, непокорными,
   научил ты вайнахов, Пхармат.
Не меняй своих мыслей
   вор бескорыстный, великий,
И посланника Селы не слушай речей уловляющих
Ум свободный как барса капканом в урочище.
Ты герой муку терпящий
    и таким тебя любят в аулах горных.
Вождь людей непокорных
   не винись перед Селой, Пхармат

Пхармат
Не повинюсь, не унижусь

Ужу
Против божьих запретов
   ты, Пхармат, не боялся дерзать
Воровать не боялся,
   а против народа сказать
Слово правды боишься…
   Но не всех ослепило горенье
Головешки ворованной…
   Хору не верь, а послушай
Что кузнец скажет

Кузнец
Горько мне, горько!
Не герой я, Пхармат,
   а всего лишь несчастный ремесленник
Волю Селы великого
   выполнил я, цепи выковал,
И за этот поступок меня презирают в аулах.
Муки мои
   пострашнее орлиных когтей.
Мои руки дрожащие
  молот не держат уже.
Помоги мне, Пхармат,
   повинись перед Селой, Пхармат
И тогда мир забудет
Мой позор,
   и простят кузнеца своего
Гордецы-вайнахи в аулах горных

Ужу
Что ж, Пхармат, выбирай:
Покаянье разумное
   или тяжбу с хозяином жизни
Без конца и без смысла

Хор вайнахских женщин
Бога Селы слуга!
   Не пристало герою виниться
Как рабу нерадивому…
   Должен как с равным мириться
С богом гневным герой великий

Ужу
Богу неравен Пхармат.
Смертен Пхармат, бог бессмертен

Пхармат
Знаю другое:
   состарится Села когда-нибудь
И как мы умрет тоже

Ужу
Ложь! Он — бессмертен
   и не будет равняться со смертными
Не упрямься, Пхармат,
   покорись его воле, Пхармат

Пхармат
То что сделано — сделано
Даже если не прав — не покаюсь

Ужу
Что ж упорствуй, но помни:
Когтящий орел не устал
Прилетать ежеутренне

Пхармат
Я помню

2001

© Сергей Стратановский