Самуил Шварцбанд

Пишу стихи с 1961 года. Крайне редко публиковался в России, а затем и в зарубежье. Две поэтические книги («Черепки» — 1990, «Летаргия» — 1995) были неплохо встречены (около 20 положительных рецензий). Не лауреат, не моден, не обеспокоен отсутствием широкого круга читателей, не огорчен отсутствием «междометий" — О!, Ах!, У!. Пишу о себе и для себя. Следовательно, независим и свободен.

В исследовательской работе стихи мешают: однажды взял их на свой «анализ» и навсегда отказался их анализировать — стало скучно. Без этого стало лучше и спокойней. Готовлю 3 книгу. Какой будет — сказать затрудняюсь, поскольку счастлив писать, а не примеривать на себя «личину». Если мои стихи кому-нибудь и нравятся, то это не мое дело. Следовательно, абсолютно счастлив.

Хуже, когда ничего не пишу — болит сердце, дергаюсь и пью... нитроглицерин. Так что приходится бороться с самим собой и с этим, бесцельным и обязательным для меня искусом. Следовательно, живу.

Суббота в Шеоле

1.

За сиреневой тенью дороги,
Если влево свернуть от нее,
Собираются местные боги,
Словно мухи, на дело свое.

Надоело газетное племя,
Опротивел семейственный рой
Бородатых миньянов... А время
Пахнет зрелой осенней порой.

Судный воздух Иерусалима!..
...Мутный дождь набирает петит...
Жизнь проходит — и мимо, и мимо
К тайной вечере ангел спешит...

2.

Тихие сумерки. Воздух рассеян.
Дышат прохладою камни уже.
Вот и звезда, повернувшись на север,
Стала желтей на небесном верже.

Время торжественно стелит, как свитки,
Тени на сизых террасах холмов.
Старый еврей в белоснежной накидке
Шепчет натруженно кружево слов.

Тут же вдогонку с натягом резины
Через руины и через Сион
Гулко зашлепал призыв муэддзина,
Перебивая церквей перезвон...

Смолкли молитвы. И праздничный вечер
От Тальпиота катит луну
В черную пасть Бней-Хиннома, где вечность
Тоже отходит ко сну.

3.

Геенна огненная! Тихий Бней-Хинном...
Долина ада... Падчерица Сдома?..
Здесь небо опрокинуто вверх дном
Засохшего от века водоема.

С него слеза не скатится сюда,
И не ударит молния по щебню.
Лишь на рассвете желтая звезда
Заглянет вниз и удерет в деревню.

А по соседству музыка и чад.
В синематеке — ужасы и страсти.
За что, Господь, наказываешь ад,
Просящий спасу от людской напасти?

Ответа нет... Густеет темнота.
Вопят ослы. Не слышен голос гида.
И запах серы ветер у моста
Мешает с пылью города Давида...

4.

Пророки, судьи, палачи,
душепродавцы, правдолюбы,
о, братья Иосифа, — в ночи
две поминальных жгу свечи,
пока не грянут с неба трубы.

В моих молитвах счастья нет.
Они чернее пепла дрока.
Как будто Он опять Завет
мне предложил на много лет,
а Сам исчез с небес до срока.

И только ангел без меча
у входа в рай затылок чешет,
и каждый правнук палача,
судьи, пророка, стукача
ему о чести что-то брешет.

Прости нам, Господи, прости!
Струится время и пространство...
Пусть мясо — клочьями с кости,
но душу нам не отскрести
и не отмыть от самозванства.

5.

Иудейский серп
Поперек ночей,
Как меж двух судеб,
Как меж двух гвоздей.

Никого вокруг.
Только свечи звезд.
И не спрятать рук —
Гвоздь по шляпку врос.

Не подняться вверх,
Не сорваться вниз...
Вот и весь мой грех
Под гвоздями виз.

5.

— Что делать мне в Отечестве моем?
— Что делать мне на этом белом свете?
Я говорю впервые на Твоем
Давно забытом в мире диалекте.

Но Ты молчишь, и тонкая игла
Не кажется уже мне страшной мерой
За два моих — не ангельских — крыла,
К тому же перепачканные серой.

Но здесь, в "геенне огненной", печей
Нет и в помине, высохли сусеки...
И два араба, вместо палачей,
Творят намаз, прикрыв сухие веки.

Мальчишка возле вертится, как бес.
Добреет солнце и уже не жалит...
И не карета — ржавый "Мерседес"
С горы Сион бессмысленно съезжает.

Вот, повернув налево в Бней-Хинном,
Пещеры справа желтой пылью метит...
................................................
Все хорошо в Отечестве моем.
Вот только нет ответов на Твоем
Давно забытом в мире диалекте...

6.

Ангел смерти без боли и грусти
Поцелует в застывший висок
И грехи мои — в рифму — отпустит,
А потом пригласит на чаек.

Там, в раю, из добротной посуды
Напоит меня горечью трав,
Чтоб забыл я страницы Талмуда
Или басни расхожих приправ.

Но, лукаво чаи разливая,
На прощанье шепнет Адонай:
"Ад ничем не отличен от рая,
Так что смело отсюда ступай".

Выйдем вместе — и милости ради,
Если дождик еще не пошел,
Мимо синематеки и вади
Сам укажет дорогу в Шеол.

7.

Все в порядке. Я день начинаю
Не с вечерней зарей, а в рассвет.
И обеты я не соблюдаю,
Если им — не три тысячи лет.

Очень скоро, заполнив по форме,
Я анкеты Шаддаю отдам:
Он такими плодами накормит,
Что от зависти лопнет Адам.

А пока что живу без заботы.
Ежедневное длю торжество.
И не свечкой встречаю субботу,
А работой во имя Его...

8.

Свершится только то, что было
Уже под солнцем и луной...
Заря вечерние чернила
Смешает с утренней водой.
Положит кляксы и курсивы
В извечной книге на листы:
Страницы горя — молчаливы,
Страницы радости — чисты.

И лишь, как свет звезды погибшей,
Мерцают души... Наяву
Ты что-то шепчешь им, Всевышний,
О том, как я еще живу.

9.

На самом краю преисподней
Стою, засмотревшись в овраг:
Подумаешь страсти Господни
В анналах еврейских писак?

Нам тоже достались упреки,
Узилища, смех палачей,
И вера, что близятся сроки
Последних предсказанных дней.

Но миссию спутав с Мессией,
Посмели из дома уйти —
И грязь по столетьям месили,
И чуда дождались в пути.

И поле горшечника вместе
С прудами без капли воды
Увидели, чтобы на месте
Приветствовать Божьи суды...

...Ударит по дну преисподней
Скатившийся камешек злой:
Подумаешь, страсти Господни
В сравненьи с еврейской судьбой...

© Самуил Шварцбанд