Борис Останин: «Быть вместо иметь…»

Интервью

NOTE: The Andrei Bely Prize in Literature, which has been awarded since 1978, is Russia's first independent literary prize. It was established by the editorial board of the Leningrad samizdat journal Chasy, whose members were Arkady Dragomoshchenko, Boris Ivanov, Iuryi Novikov and Boris Ostanin. The prize is serious one, but its value-one ruble, plus a bottle of vodka and an apple-is not.

In 1997 the prize was designated as international, supporting innovative, «groundbreaking» literature. In 2000 the publishing house «Novoe literaturnoe obozrenie» began issuing a series of volumes of poetry by prize nominees; all authors on the short list are included. Plans for the future include editions of prose by prize winners and the creation of a «veterans'» series to publish works that have not yet received the attention they deserve from readers.

Over the years the prize has been awarded to Vasily Aksenov, Arkady Dragomoshchenko, Andrei Bitov, Sasha Sokolov, Boris Grois, Gennady Aigi, Ivan Zhdanov, Viktor Krivulin, Olga Sedakova, and others.

РЕД.: Говорят, что сначала премия называлась по-другому…

Б. ОСТАНИН: Да, Камю-премия. — Многие «неофициалы» увлекались творчество Альбера Камю, находили в его литературном и философском творчестве что-то родное, «российское». Я когда-то переводил его пьесу «Праведники» и роман «Посторонний». Начальная фраза романа «Maman est morte...» врезалась в сознание типографской татуировкой. Не менее важно и то, что у меня каким-то чудом оказалась бутылка французского коньяка «Camus», и все было тем самым решено. Имя премии — от писателя, материальное наполнение — от однофамильца-винодела.

Но редактор журнала «Часы» Борис Иванов тут же заметил: «А на какие деньги мы купим этот коньяк в следующем году?», а Юрий Новиков предостерег от »низкопоклонства перед Западом» и предложил в патроны премии — Андрея Белого, убив одним махом сразу несколько зайцев. Самое главное: отпала проблема с выпивкой — не в пример французскому коньяку русской водки завались, залейся... Ну и сам Андрей Белый с его романом «Петербург», стихами, стиховедческими штудиями, душевной неугомонностью оказался для нас фигурой вполне свойской и даже выигрышной. Номинацию «критика» мы с самого начала понимали шире, чем просто критику, и присуждали ее за «гуманитарные исследования» — философу Борису Гройсу, музыковеду Ефиму Барбану, искусствоведу Юрию Новикову, текстологу Владимиру Эрлю...

РЕД.: Вернемся к словам о жалости к жалующимся…

Б. О.: Если талантливым и уважаемым мною людям чего-то не хватает, то почему бы не восполнить эту нехватку? Собственно говоря, именно так и возник самиздат, а премия — логическое продолжение той же линии. Нужны вам независимые и честные премии — пожалуйста; литературные конференции — вот и они; литературный клуб, отделенный от государства — оп-ля! В конце 70-х годов я даже всерьез собирался организовать независимый дом творчества.

Я был тогда совладельцем просторной дачи в Вырице на реке Оредеж, ну, и решил переоборудовать ее для особо нуждающихся в отдыхе «неофициалов». Приезжаешь в Вырицу на неделю-другую, а тут тебе и пишущая машинка, и книжный шкаф с тамиздатом, и радиоприемник с «вражьими голосами», и лесок для грибного моциона, и действующая церковь, и какой ни есть супешник с бутылкой красного вина на обед. Пиши — не хочу! Если же и впрямь что-то хорошее написал, сразу же и напечатаем тиражом в 10 экземпляров...

Подолгу у меня в Вырице жили Борис Кудряков (он там и рисовал, и сочинял, и фотографировал), Валерий Калягин и Кирилл Козырев. Остальные приезжали часто, но ненадолго, задним числом мы окрестили наши сборища «Оредежскими чтениями». Влад Кушев, Сергей Владимирович Петров с женой Сашей, много кто еще.

Но чтобы прокормить ораву людей, нужны немалые деньги, а где они? Мне даже сон на эту тему приснился — про армянина, который собирался дать нам денег.

Приснилось, что позвал меня в гости. Сам довольно молодой, в роговых очках, гладко выбрит, одет «с иголочки», доктор математических или астрономических наук. А вот фамилию при знакомстве плохо расслышал: то ли Амбарцумян, то ли Айрапетян. Сидит нога за ногу в мягком кресле и говорит, что и «дом творчества», и премия, и журнал «Часы» ему очень понравились, и что он готов нас поддержать. Я прекрасно лицо его запомнил и потом в Москве, уже наяву, его дважды встретил, хотел даже окликнуть, спросить про обещанное, да как-то застеснялся.

РЕД: Приходится ждать до сих пор?

Б. О.: В каком-то смысле да. Хотя о поддержке он говорил явно не в денежном смысле.

Да и в беседе (а сон я видел в 1979 году) он рассуждал довольно широко, в том числе о грядущих переменах в СССР. Впоследствии я в соавторстве с Сашей Кобаком написал статью о будущих культурных и политических переменах в стране, так она в немалой мере опирается на обещание Амбарцумяна-Айрапетяна: «В СССР скоро придет время радуги». Оно и дало название нашей статье: «Молния и радуга: культура 60-х и 80-х годов». Мы об этом и доклад делали в Клубе-81, но гораздо позже.

РЕД.: Выходит, доклад был написан по фразе армянина из сна? Серьезное дело.

Б. О.: Я вообще человек серьезный. Люблю серьезность, особенно ту, которая неочевидна. Как в той же премии Андрея Белого, в ритуале ее вручения. Казалось бы, смешно невероятно: у кого-то в полуподвале, какой-то затрепанный рубль, какая-то нелепо-очевидная бутылка водки... А с другой стороны — я не вижу в этом ровно ничего смешного — ни иронического, ни пародийного (у Союза писателей, мол, своя премия, Ленинская, в столько-то тысяч рублей, а у нас — своя, рублевая... — тут сразу же возникает повод для смеха: слишком велик дисбаланс материальных средств). Но это в том случае, если мы пытаемся тягаться с официозом или издеваться над ним (на чем круто замешан соц-арт Комара и Меламида, да и, во многом,»московский андеграундный менталитет». А если никакого желания соревноваться нет, откуда же взяться пародии и комическому? Нет желания состязаться, зато есть тяга к полной независимости, к жизни без оглядки на «старших товарищей» (да и какие они товарищи? да и какие старшие?), вне и помимо государства, вне «империи готовых форм» — будь это обслуживание государства или война с ним. Давайте жить, исходя из своих собственных установок, ценностей, желаний, способностей. А способностей «второй культуре» было не занимать. Сейчас, 20 лет спустя, это особенно заметно хотя бы по именам наших лауреатов: Виктор Кривулин, Борис Гройс, Елена Шварц, Ольга Седакова, Саша Соколов, Леон Богданов, Геннадий Айги, Евгений Харитонов, Иван Жданов... Это они своим талантом подняли нашу премию до своего уровня, возвысили ее и сделали живой — превратили из потенциального торгово-тусовочного предприятия в глубокое клеймо и легкую метку. Ну, а если метка, или памятка, то какая разница, сколько тебе дали: рубль или головку сыра, как случилось на вручении премии Шамшаду Абдуллаеву.

РЕД.: Счастливо придумано: всего 1 рубль. Вас спасает явная несоизмеримость ничтожного рубля и награжденного им выдающегося таланта. Вероятно, с оглядкой на 1 франк Гонкуровской премии?

Б. О.: У них вся хитрость была не в одном франке, а в огромном тираже, которым незамедлительно издавали лауреата.

РЕД.: Вы ведь тоже сейчас так делаете?

Б. О.: Московский Издательский дом «НЛО» запустил серию лауреатов, но только поэтов и только новых. Неплохо, думаю, было бы издать всех лауреатов премии Андрея Белого за — сколько уже прошло? — за 23 года. Но эта издательская инициатива — дело последних 2-3 лет. Хотя я ходил когда-то с этим проектом к Вадиму Назарову, в «Азбуку», а то и еще раньше в «Северо-Запад», без результата. У меня нередко так бывало: проекты браковали, но проходило лет 10-15, и кто-то их все равно делал. Видно, должно происходить какое-то дозревание — проекта или окружающего мира.

РЕД.: Владимир Сорокин, Могутин, трэш-литература... зачем вам все это надо?

Б. О.: Нет, нет, ничего не отвечаю! Новые времена — новые и песни. «Отцы-основатели» в конце 90-х годов сознательно пошли на эксперимент: сделали премию публичной и даже общероссийской, превратили «тайное жюри» в явное, сочинили задним числом «устав премии», открыли жюри для новых людей и веяний (Александр Скидан, Михаил Берг, Ирина Прохорова, Елена Фанайлова, Александр Гаврилов, Глеб Морев, Виктор Лапицкий...) Времена меняются, и даже если мы не меняемся вместе с ними, — все равно рядом с нами появляются новые люди, так сказать, «агенты их влияния».

РЕД.: А были случаи, когда победитель отказывался от премии? (Во времена советские получить такую подпольную премию, видимо, было небезопасно). Или это тоже «веяния нового времени»?

Б. О.: Однажды возникла идея присудить премию Юрию Михайловичу Лотману (с Андреем Синявским как-то не сложилось), и я отправился в Тарту сообщить ему об этом и узнать, не повредит ли ему наша премия? Поехал ночным поездом, но почему-то в изрядном подпитии (я не то чтобы вообще не пью, но в меру) и в результате проехал станцию (забыл, как называется),где надо было сойти и пересесть на поезд в Тарту. Проводник почему-то не разбудил — то ли забыл про меня, то ли, запершись в служебном купе, сам бражничал. Короче, просыпаюсь на следующее утро в Таллине! да еще с больной головой, нуждаюсь в неотлагательном лечении. Времени до тартуского поезда часов пять, если не больше, и тут я случайно обнаруживаю в своей записной книжке (по ошибке взял с собой вместо новой) адрес эстонского писателя Энн Артуровича Ветемаа. Я когда-то очень им увлекался («Яйца по-китайски», «Реквием для губной гармошки»), ну и в мою болящую голову приходит вдруг совершенно шальная мысль — заявиться с утра к совершенно незнакомому человеку и сообщить о присуждении ему премии Андрея Белого. Вместе с Лотманом. Нашел я его очень быстро: уже с раннего утра он что-то такое делал, рядом молодая жена, огромный пес (ньюфаундленд?) и, как выяснилось, сын от первого брака учится в том самом Тартуском университете, куда я еду. Все очень мило — тут же раскинули стол, поговорили о том о сем, потом пошли всей компанией на вокзал меня провожать. И вот тут-то мне и не достало запалу: протрезвел что-ли, одним словом, сплоховал, вспомнил про коллегиальность, не стал совевольничать в отрыве от коллектива — последнее заветное слово про премию так из себя и не выдавил. А зря, немалого сюрприза достойного писателя лишил! Тем более что несколько лет спустя бестрепетно исполнил этот же трюк в Москве, когда случайно узнал, что в клубе «Поэзия» будет Геннадий Айги, тут же состряпал на чужой пишущей машинке диплом, а вечером вручил Геннадию Николаевичу и диплом, и рубль, и бутылку водки при изрядном скоплении читающей и пишущей публики.

К вечеру добрался и до Лотмана, по-прежнему в шатком состоянии. Он занимался в университетской библиотеке, а меня посадили, чтобы не упал, в мягкое кресло в его кабинете. Я смежил было глаза, ан нет, являются три девчушки-крохотули (внучки?), в возрасте от 5 до 9 лет, чтобы меня развлечь. И делают это весьма своеобразно. Входят в кабинет гуськом (как дети в одном из рассказов Карсон Маккаллерс), становятся навытяжку, руки по швам, напротив меня, в каких-то национальных платьицах, ну, думаю, сейчас танцевать начнут... Нет, старшая с серьезным лицом раскрывает какую-то книгу и принимается ее — по-эстонски! — читать, а две младших с серьезными лицами слушают. Такие вот дела. Где-то неподалеку Лотман пишет книгу, чуть подальше, в Таллине, Ветемаа беседует с молодой женой и гладит ньюфаундленда, его сын где-то тут занят неизвестным мне делом, Борис Иванов и прочие члены «тайного жюри» терпеливо ждут меня в Ленинграде, а я, разомлевший и хмельной, полураскинулся в кресле и прислушиваюсь к звукам детской эстонской речи: язык такой мягкий-мягкий, бескостный, как Томас Манн сказал когда-то о русском языке, но еще бескостнее, и только иногда, чтобы не усыпить совсем, вспыхивают вдруг слова знакомые, почти родные: батыр... шатер... хан... Оказывается, девочка читала «Монгольские народные сказки», переведенные на эстонский язык. No comments. Такое не забывается.

РЕД.: А Лотман?

Б. О.: Пришел минут через сорок (все это время эстонско-монгольское чтение неукоснительно продолжалось, и девочки все сорок минут стояли навытяжку), мы долго с ним беседовали, в том числе и о его новых — неоструктуралистских и неструктуралистских — идеях, и в конце концов решили напрасно не рисковать, премии не присуждать. Что мы и сделали (не сделали). Хотя, по словам Ольги Седаковой, Лотман, узнав, что и она — лауреат Андрея Белого, о своем решении пожалел.

Вернусь к тому, что премия Андрея Белого пересекает в моем понимании пределы иронического и пародийного и устремляется в сторону возвышенного и героического, как бы мы к этому ее устремлению ни относились — иронически или возвышенно. И премия, и машинописные журналы, и «вторая культура» в целом преподают нам некий нравственный урок, который с двадцатилетнего расстояния виден гораздо лучше, чем впритык, впритирку. Мы учили своих ближних (и учились у них) не паниковать, не преувеличивать тяготы своей жизни, не страдать понапрасну, не лезть в «высшие сферы», на поверку оказывающиеся плодом политической (сейчас — торговой) спекуляции и пропаганды, приучали видеть, что в очень больших числах (тираж, гонорар) преобладают нули, а не единицы, и настраивать себя и свой труд на единицы, а не на нули. История премии Андрея Белого доказывает, что это возможно. Но ведь, если подумать, это и есть — и персонализм, и общение, и преодоление отчуждения, и творческий порыв, и «быть вместо иметь»… Разве так мало?

1. Михаил Гронас (Дартмут, США). Дорогие сироты,. М.: ОГИ, 2002
2. Сергей Завьялов (Петербург). Переводы с русского и другие стихотворения // Text Only, 2002, № 10
3. Сергей Круглов (Минусинск). [Стихотворения] // Нестоличная литература. М.: Новое литературное обозрение, 2001
4. Кирилл Медведев (Москва). Всё плохо. М.: ОГИ, 2002
5. Сергей Тимофеев (Рига). [Стихотворения] // Орбита. Вып. 1-3. Riga, 2000-2002
6. В. А. Успенский (Москва). Труды по нематематике. Т. 1-2. М.: ОГИ, 2002
7. Татьяна Чередниченко (Москва). Музыкальный запас: 70-е — Проблемы, портреты, случаи. М.: Новое литературное обозрение, 2002

ПРОЗА

1. Андрей Башаримов (Петербург). Инкрустатор. Тверь: Kolonna Publications, 2002; Пуговка (рукопись)
2. Рубен Давид Гонсалес Гальего (Мадрид). Черным по белому // Иностранная литература. 2002. № 1
3. Ольга Кушлина (Петербург / Москва). Страстоцвет, или Петербургские подоконники. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2001
4. Эдуард Лимонов (Москва). Книга воды. М.: Ad Marginem, 2002
5. Виктор Пивоваров (Прага). Влюбленный агент. М.: Новое литературное обозрение, 2001; Серые тетради. М.: Новое литературное обозрение, 2002
6. Семен Файбисович (Москва). История болезни // Семен Файбисович. Вещи, о которых не… М.: ЭКСМО, 2002
7. Вера Хлебникова (Москва). Доро. СПб.: Алетейя, 2002

ГУМАНИТАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

1. Вардан Айрапетян (Москва). Толкуя слово. Опыт герменевтики по-русски. М.: Языки славянской культуры, 2001
2. Арефьевский круг. Сост. и коммент. Любови Гуревич и Михаила Иванова. СПб.: П.Р.П., 2002
3. Елена Петровская (Москва). Непроявленное. Очерки по философии фотографии. М.: Ad Marginem, 2002
4. Алексей Плуцер-Сарно (Москва). Большой словарь мата. Т. 1. Хуй. СПб.: Лимбус-Пресс, 2001
5. Лена Силард (Будапешт / Сассари, Италия). Герметизм и герменевтика. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2002
6. В. А. Успенский (Москва). Труды по нематематике. Т. 1-2. М.: ОГИ, 2002
7. Татьяна Чередниченко (Москва). Музыкальный запас: 70-е — Проблемы, портреты, случаи. М.: Новое литературное обозрение, 2002

История и лауреаты Премии Андрея Белого 1978-2001 годов: http://magazines.russ.ru/project/bely

back

top