Александр МАСЛОВ

Из книги "Иероглифы времени"

Почему ортогональная геометрия стала таким всеобъемлющим способом освоения нами пространства и времени? В живой природе нет этой абстрактной математичности и декартовых осей. Пространство и время непрерывны, а мы создаём лишь способы их отсчёта. Почему четыре времени года, четыре времени суток, четыре стороны света, почему небо, земля, вода и огонь? Откуда взялся четырёхнедельный лунный месяц, если луна, вращаясь вокруг земли, и знать не знает о своих фазах?

Почему независимо друг от друга прямоугольной системе координат подчинены планы древнекитайских и древнеримских городов, египетская пирамида и русский сруб? Какой Архимед научил нашего мужика сложить из брёвен четверик, а сверху поставить кратный ему восьмерик?

Почему живопись, самая разнузданная и спонтанная, ограничена всё же четырёхугольной рамой, кинорежиссёр заключает изображение в прямоугольный кадр, а книга - параллелепипед?

Почему кратны четырём большинство музыкальных тем, такты делятся на четверти, восьмые и шестнадцатые доли, а балерина крутит именно 32 фуэте?

Артисты Московского трио говорили мне, что переиграли едва ли не весь репертуар для этого ансамбля и завидуют квартетам, для которых мировая нотная литература необъятна. Известны прекрасные трио Бетховена и Рахманинова, квинтеты Шуберта и Шостаковича, секстеты Глинки и Чайковского. Что же заставляет композиторов разных стран и времён, не сговариваясь, предпочесть две скрипки, альт и виолончель как самый законченный, мудрый и полный ансамбль?

Ортогональная система не единственная способна охватить и без остатка заполнить пространство и время. Чем не совершенна треугольная сетка - основа триангуляционных измерений на земной поверхности или рациональной архитектуры пчелиных сот?

Структурно троична "Божественная комедия" Данте. Поэт прошагал терцинами гигантские просторы трёх взаимопроникающих сфер. То же взаимопроникновение - в самих строфах, где один стих предыдущей связывается в триаду двумя в последующей. В цепной непрерывности терцин есть колдовство, отсутствующее в четверостишии. Почему же всё-таки именно четверостишие практически осталось главным модулем силлаботоники?

Разгадки нет. Попытки однозначного решения самонадеянны. Несомненна лишь жизненность и естественная диалектика роковой четвёрки. Вдох и выдох, систола и диастола, вопрос и ответ не существуют друг без друга. Их вечная парность, чётность, помноженная на повтор, симметрично отражённая, дают максимально удобный, простой и понятный способ измерения и охвата жизни, близкий ходьбе и механической работе, доступный и дикарю и ребёнку.

Случайно ли при совершенно несхожей просодии русская речь породила квадратную частушку, а фаридская - квадратное рубаи?

***********************************************************

Особенности ритмики Омара Хайяма зримо постигаются в общении с архитектурой Средней Азии. Её мир выстроен по законам, отличным от европейских, как и законы просодии. Он многообразен, но каноничен.

Регистан в Самарканде - разомкнутый с юга квадрат, обозначенный тремя порталами, сфокусированными в центр. Композиция была бы мертва, если бы её не развёртывало во времени солнце. Тени перемещаются, изразцы то блестят, теряя цвет, то насыщаются в тени бирюзой и ультрамарином. С утра до вечера идёт спектакль, в котором медрессе Улугбека, Шир-Дор и Тилля-Кари поочерёдно становятся главными героями.

Чор-Минор в Бухаре - куб с четырьмя минаретами по углам.

Чор-Бакр - две параллельно поставленные мечети с симметричным двором между ними.

Шах-и-Зинда в Самарканде - узкая улица, обстроенная стенами чуть повыше роста, в которую открываются то справа, то слева маленькие мавзолеи и михрабы. Только на востоке могла родиться идея выгородить посреди безбрежной пустыни единственную дорогу, с которой некуда свернуть.

В застройке Хивы, где из-за устойчивости строительных традиций ХIХ век неотличим от ХVIII, стереотипом застройки стало квадратное в плане владение, обнесённое глухими стенами. Улица - остаточное пространство, где едва разъедутся двое всадников на ослах.

Но вдруг из-за кромки стены или в дверную щель увидишь резную капитель деревянной колонны, кессоны потолка, расписанные синим и красным, крону дерева, дворик с коврами и пиалами чая. Там, внутри, может быть, идёт пир.

Общее в этих сооружениях - регламентированная замкнутость пространства и геометрическая императивная ось.

В одном бухарском медрессе осевой вход преграждается кованой медной решёткой, за которой виден симметричный двор и дальнейший прямой путь к главному порталу. Эту решётку можно обойти справа или слева - и это послабление - единственная порция свободы перед обязательным возвратом на ось.

Хайяму в России везло. Его переводили много и, в общем, хорошо. Надолго установилась традиция передачи его стиха шестистопным ямбом. Так переводили, к примеру, И.Тхоржевский и О.Румер. В.Державин не слишком удачно совместил разные размеры в ущерб цельному восприятию рубайята. Г.Плисецкий применил четырёхстопный анапест, считая его наиболее близким тягучей, несколько вязкой восточной мелодике.

Эквиритмический перевод Хайяма невозможен. Но вот читаешь филологически точный подстрочник и параллельно глядишь на факсимильное воспроизведение рукописи. Немедленно обнаруживаются неизбежные потери существующих стихотворных переложений. В них всё в рифму, складно, даже афористично. Потери же касаются архитектоники мысли, вылепившей себе единственно возможную форму. Здесь-то и проявляется родство с пространственным построением медрессе, мечетей и мавзолеев. Приглядимся к графике. Перед нами пара поставленных рядом двустиший, образующих квадрат. Распределение смыслового и образного материала в этом микромире совершенно особое. Произвольная инверсия или неоправданный перенос слова в другую строку при переводе наказуемы. Хайям - математик. Конструкция и логика у него в крови. Но как же вольно чувствует он себя в этой клетке, как многообразно и живо вибрирует текст!

При геометрической статичности квадрата образ всё же развивается. Чем достигается динамика? Во многом - особой ролью третьего стиха. В парности первых двух - экспозиция, в четвёртом - устойчивая кода, третий же, в тесных пределах, отпущенных формой, обладает максимальной степенью свободы.

В простейшем случае мы имеем паритет четырёх стихов, звучащих в унисон:

Небосвод - лишь поясок на нашем изнурённом теле,
Джейхун - лишь след влаги наших глаз,
Ад - лишь искорка наших тщетных вздохов,
Рай - лишь мгновение времени нашего покоя.

Когда модуль удваивается, рубаи превращается в пару параллельных фраз-двустиший:

На свете никто не соединился с розощёкой возлюбленной,
Пока его сердце не испытало уколы шипов судьбы.
Взгляни на гребень: пока не расщепился на сотни кусков, -
Не прикоснулся к локонам красавицы.

Иногда третий стих объединяется с четвёртым, отвечая на первые два периодом удвоенной длительности:

Пока не пройдёшь пути бродяжничества, - ничего не выйдет;
Не омоешь щёки кровью сердца, - ничего не выйдет.
Зачем горюешь? Пока, как влюблённый,
Не откажешься от себя, - ничего не выйдет.

Наконец, максимальная острота достигается некоторым отводом третьего стиха в сторону, отрицанием, отвлечением, вопросом, чему органически отвечает единственный уход от монорима. Это словно решётка в портале медрессе, обойдя которую сбоку, возвращаешься на ось:

Солнце вечного неба - это любовь.
Птица благословенного луга - это любовь.
Любовь - это не стенание соловья,
А вот если умираешь без стона - это любовь.

Вновь и вновь вспоминаешь струнный квартет: две параллельные скрипки, альт и басовая кода виолончели. Едва ли Хайям мог предсказать Бетховена и едва ли тот копировал Хайяма!

Не забудем о главном: стихи Хайяма горячие! Порой - настолько, что страшно пересказывать их своими словами. При всём математическом совершенстве мы имеем дело не с компьютером, как при гедонистических декларациях и призывах к вину - не с алкоголиком! Перед нами - ранимая душа, оскорблённая невежеством, хамством и несправедливостью. Она трепещет в добровольно обжитой клетке и каждый раз находит себе живое выражение.

ОМАР ХАЙЯМ
Избранные рубаи

Стихотворные переложения Александра Маслова *

Юнец или старик - мы ненадолго тут:
Я ухожу сейчас - ты через пять минут.
Ни одному из нас мир не вручён навеки:
Пришли - и вновь ушли, придут - и вновь уйдут.

Будь в жизни рассудителен и сух.
О виденном не разливайся вслух.
Покуда есть глаза, язык и уши,
Ты должен быть и слеп, и нем, и глух.

Не стоит пить вина с ханжой и дураком.
Пей с нежным юношей, пей с мудрым стариком.
Не пьянствуй, не шуми, не хвастай, где попало -
Пей изредка, пей мало, пей тайком.

Чем горе тяжелей, тем человек свободней.
Чем ракушка тесней, тем жемчуг благородней.
Вчера ты нищим был, сегодня ты богат.
Кувшин, вчера пустой, наполнится сегодня.

Хайям! Ты можешь пить и есть - и будь доволен!
С любимой на лугу присесть - и будь доволен!
Всему придёт конец, всё ухнет в пустоту.
Тебя могло не быть: ты есть - и будь доволен!

Ты - капелька воды в морской пучине.
Ты - горсточка песка среди пустыни.
Что миру твой приход или уход?
Ты - мотылёк: подуй - и след простынет!

Полмира не пройдёшь - не выйдет ничего.
Не всадят в сердце нож - не выйдет ничего.
Не дорожи собой: не сможешь, как влюблённый,
Погибнуть ни за грош - не выйдет ничего.

Прекрасный день: ни холод ни жара,
Цветы умыты облаком с утра,
И соловей, взывая к жёлтой розе,
Ей тайну поверяет: "Пить пора!"

Ты мой кувшин с вином разбил, о Боже мой!
Ты радости меня лишил, о Боже мой!
Пурпурное вино - вино! - на землю пролил:
Не пьян ли, чорт возьми, ты был, о Боже мой!

Гоняют нас, как скот, среди кручин,
Не слыша жалоб, сколько ни кричим.
Сперва исполнят всё, что предрешили,
А после напридумают причин.

О господи, прости мою вину!
Прости, что сердце мается в плену!
Прости, что ноги бродят по трущобам!
Прости, что руки тянутся к вину!

Вино полезно пить по той простой причине,
Что можно утопить печаль в его пучине.
А трезвому дано бесплодно слёзы лить
И жизнь свою влачить в раздумьях о кончине.

О тайнах бытия, доверенных тетради,
Опасно говорить в торжественной тираде.
Учёные мужи сегодня таковы,
Что лучше промолчать - своей же пользы ради.

Мир призрачнее сна и ненадёжней тени.
Кто это разгадал - совсем ещё не гений.
А гений в стороне беспечно пьёт вино,
Освободив себя от горьких размышлений.

Я ухожу. Усталому уму
Беду и слёзы видеть ни к чему.
Я ухожу. Счастливо оставаться,
Тому, кто рад уходу моему!

Вот это блеск росы в лучах - а это розы.
Вот это соловей в кустах - а это розы.
Вот это мы с тобой с улыбкой на устах,
Вот это чей-то прах в земле - а это розы.

О, сколько крови льётся в пустоту!
О, сколько судеб сломано в цвету!
И ни один, уйдя из этой жизни,
Не возвратится рассказать про ту!

Покуда из тебя не выпустили кровь,
Бокалы и вино скорее приготовь.
Не золото же ты, о дурень беззаботный,
Чтобы тебя, зарыв, откапывали вновь!

Как яхонт в золоте, горя среди колосьев,
Мне роза на лугу сказала:"Я - Иосиф!"
"Приметы?" - я спросил. Ответила:"Гляди!",
Рубашку всю в крови передо мною сбросив.

Мир - только поясок обнявший нас.
Дождь - только след слезы из наших глаз.
Ад - только искра горьких наших вздохов.
Рай - только сна один короткий час.

Всё тяжко, всё немило - не горюй!
В конце пути могила - не горюй!
Что будет - то ещё не наступило,
Что было, то уплыло - не горюй!

Приходит осень. Падает листва.
В румянец щёк закралась синева.
Стропила, окна, стены и подпорки
Скрипят, кряхтят, стоят едва-едва.

Будь начеку: мир злобою объят.
Не верь глазам: враги - друзья на взгляд.
Когда судьба халву тебе предложит -
Остерегись: к халве примешан яд.

День шёл за днём. Цветок сменяла завязь.
И деда - внук, и честного - мерзавец.,
Зрачки красавиц обратились в прах,
По ним прошли стопы других красавиц.

Добра и зла вмещая понемногу,
Мы и в кабак и в храм найдём дорогу.
Живи под сводом вечноголубым.
Мы преданы и дьяволу и богу.

От четырёх стихий и от семи планет
Весь твой сердечный жар, весь твой учёный бред.
От четырёх с семью на свете нет спасенья,
Но к четырём с семью и возвращенья нет.

В чём тайна наших дней? Где бытия основа?
Ещё никто над ней не приподнял покрова.
Все люди говорят о выгоде своей.
Об истине - ей-ей! - не сказано ни слова.

********************************************************************************

* Стихотворные переложения выполнены по филологическим переводам Р.М.Алиева и М-Н.О. Османова ("Омар Хайам. Рубайат" АН СССР. Издательство восточной литературы, Москва, 1959).

© Aleksandr Maslov

back

top