Олег Лекманов

Тютчев - вопросник

2. Думаю, что Хлебников, как это часто у него бывало, "сослался" на конкретные строки Тютчева (на те же, что и Мандельштам в финале своего четверостишия "Сусальным золотом горят..."): "Ночь хмурая, как зверь стоокий,// Глядит из каждого куста!"

3. Отношусь как к выразительной метафоре. Думаю, что нечто подобное О.М. слышал на лекциях по стихосложению у Вячеслава Иванова. О мандельштамовском понимании поэзии Тютчева см., прежде всего, в работах М.Л.Гаспарова и Е.А.Тоддеса.

4. "О чем ты воешь, ветр ночной?..", "Стоим мы слепо пред Судьбою...", вторая строфа "Она сидела на полу...". Многие.

5. Всем лучшим Тютчеву обязаны не только символисты (см. об этом, прежде всего,: Аверинцев С.С. Вяч.Иванов и русская литературная традиция // Связь времен. Проблемы преемственности в русской литературе конца ХIХ-начала ХХ в. М., 1992. С. 302-307; Гудзий Н.К. Тютчев в поэтической культуре русского символизма // Известия АН СССР по русскому языку и словесности. 1930 Т. III. Кн. 22), но и, так называемые, "массовые поэты" рубежа веков, именно у Тютчева учившиеся пресную аллегорию заменять многозначным символом. См., например, совершенно "тютчевское" стихотворение поэта и переводчика Владимира Лихачева из журнала "Нива" (1898. № 48):

Со мшистой крутизны спускался я
Тропинкою лесною. На вершине
Еще горел последний отблеск дня,
Но тьма была глубокая в долине.

Толпа теней навстречу мне плыла,
В сплошную сень над головой смыкаясь,
Тоска на грудь, как камень, налегла,
Пока во тьме скользил я, спотыкаясь.

Вдруг хлынул на меня жемчужный свет -
Волшебный свет луны над перелеском.
Я шел, а тень моя шагала вслед,
Ночной росы увенчиваясь блеском.

Как серебро живое, ручейки,
Журча, со скал в долину ниспадали,
И острыми зубцами ледники
В лазурной мгле таинственно мерцали.

Я долго, очарованный, стоял,
Восторженным вокруг блуждая взглядом...
Что лунный свет в ту ночь мне нашептал -
В моей душе легло заветным кладом.)

6. Затрудняюсь ответить, поскольку с самого раннего детства портрет прочно спаялся со стихами.

8. Одно из самых больших открытий в жизни случилось, когда понял: мы влюбляемся и, как правило, ведем себя в соответствии с уже сложившимися правилами, т. е. - сверяясь со стихами. В этом главное назначение любовной лирики. "По Тютчеву", впрочем, любить пока, слава Богу, не приходилось. Всё больше "по Пастернаку".

9. См. § 5. Хочется только, вслед за Аверинцевым, особо отметить близость к Тютчеву Вячеслава Иванова. Очень кстати вспоминается история, рассказанная институтским одногруппником (который служил в Забайкальском военном округе в 1985-87 гг.) Там солдат страшно били, и мой приятель, как человек гуманный и к тому же - будущий филолог, решил эту привычку сломать. Одному нерадивому средназиатскому "салаге" он приказал (в качестве взыскания) выучить наизусть "Зимние сонеты" Вячеслава Иванова (благо, известная книжечка с предисловием всё того же Аверинцева имелась в армейской библиотеке!). "Салага" честно мучался две недели, а потом подошел к моему гуманному приятелю, протянул книжку и с обреченным вздохом попросил:

- Алик, п**ды дай!

Ну, что тут скажешь? "К зырянам Тютчев не придет"!

© Oleg Lekmanov

back

top