Владимир Бударагин

Владимир Бударагин - родился в 1945 г. в Ленинграде, но уже в отроческие годы осознал его Петербургом, после чего проявился в нем некий поэтический восторг, потребовавший изрядного запаса писчей бумаги. Результаты сочинительства не слишком-то вдохновляли, но воспитали уважительное отношение к слову и книге, что и привело автора сначала на филологический факультет Университета, а потом в Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. Род его ученых занятий оказался, правда, в стороне от истории отечественной поэзии, зато позволил осознать реальность существования древнерусской литературы и огромного рукописного наследия Древней Руси. Расширились понятийные горизонты, расширились и горизонты географические, поскольку поездки за рукописями на Север и во многие другие районы страны стали частью научного плана. Во все эти годы сохранилась, однако, потребность поэтического самовыражения, что привело к нескольким журнальным публикациям стихов и изданию трех сборников: "Песочные часы" (1990), "Тридцать стихотворений" (1993), "Книга посвящений" (2000).

О, Господи, сколько бумаг! И зачем
Их столько, когда-то пусть
даже и нужных?
Пора пожалеть бы
потомков недужных,
У них и без нас
будет много проблем.

Но в этих бумагах,
невзрачных подчас,
Есть то, что мы завтра
узнаем о прошлом…
Потомок найдется,
пристрастный и дошлый,
И что-нибудь нам же
расскажет о нас.

О будущем уже не говорят,
Фантазия иссякла незаметно…
Вселенная осталась
безответна
Которое столетие подряд,
А на Земле нам чёрт
уже не брат,
Пока Везувий спит
и дремлет Этна.

Много солнца, ливень света,
Трав и листьев новизна…
Это значит: рядом где-то
На дворе уже весна.

Но на дне двора-колодца
Та же стылая вода,
Луч о стёкла разобьётся -
Нет осколков и следа.

Здесь еще сугроб задумчив,
Да сосульки за трубой…
О весне здесь нет
поющих,
Разве кот, солист шальной.

Вот отшумел, пронесся юбилей
Грозою летней,
очень близко где-то,
Где каждый обрести строку поэта
Усердно тщился в памяти своей.

Национального единства торжество
Временщикам привиделось России,
Об этом очень громко говорили,
С поэтом исповедуя родство.

Но равнодушным к славе площадной
Остался он и ныне,
как и прежде,
Не суждено властителей надежде
Бессмертия восшествовать стезёй.

Он сам-большой, не миф, не божество,
И памятник себе нерукотворный
Он создал сам,
велению покорный
К служению избравшего его…

Безлюдье тешит душу мне,
Пока тоску не нагоняет…
Тогда мне грезится во сне
Стезя житейская иная,

Где, что ни день, то карнавал,
Мелькают призрачные маски,
Где за бокалом пьют бокал,
Все влюблены и дарят ласки.

И нет неправедных утех,
Во всём безумство изобилья,
И раздаётся громкий смех
Над неизбывшим грех унынья.

И пробуждение моё -
Что на чужом пиру похмелье:
Безлюдье, кружит вороньё,
И проблеск света на мгновенье.

За моей спиной
Целый мир земной,
Впереди меня
Грозный столп огня.
Укрепи, Господь,
Дух и тленну плоть
Устоять, не пасть,
Упредить напасть,
Отведи от нас
Этот скорбный час,
Грешных, нас спаси -
Благ, велик еси!

Если ветер отмолит грехи,
И дождями я буду оплакан,
Значит, кто-то мои стихи
Не сочтет суеверным знаком

Или даже воспомнит вдруг
Вне строфы обретенную
строчку
Под ритмичный колёс перестук
Среди разного всякого-прочего.

Непостижна тайна судеб
И загадочен смысл проречений…
Дай же, Боже, насущный хлеб
Словоизбранных воплощений!

Столетий наступило межеванье:
Уходят те, кто прожили
свой век…
Угасших звёзд
мы зрим еще
мерцание
Вне разницы: ты - турок или грек
Мы - Божие творенье - человек,
Но всё трудней
друг с другом
нам прощания,
Прощания заведомо навек,
В надежде на грядущее свидание…

Люблю "воспитанных" людей,
Они отличны от "взращенных"…
И суть не в разности идей,
Полемик, ныне повседневных.

Кто был "воспитан" - зримо в них
Воплощены и дух, и слово,
"Взращенный" - помыслов благих
Всего лишь тленная основа.

Аничков мост… Он непреодолим:
Меня страшат чугунные копыта…
Символика, конечно,
в том сокрыта,
Но очень страшно…
А морозный дым
Усугубляет ужаса картину -
Нет, лучше в коммунальную квартиру
Вернуться, запереться
на замок:
Быть может, скульптор Клодт
зайдёт на огонёк…

Где прожил жизнь, нельзя
не стать поэтом,
Собору Смольному вручив
свою судьбу...
Заката отблески и
первый луч рассвета
Впервые здесь я видел наяву.

Взобравшись на знакомый
подоконник,
Я, приобщен неведомым мирам,
Сидел в ночи улиткою на склоне
И чтенью научался по слогам.

Но что-то было вне
пределов слова,
Тревожным воспарением души -
Предвосхищенье счастья неземного,
Где жизнь избудется
за медные гроши...

Наедине с собою поединок,
Без секундантов - дивная
дуэль...
Кто победит: ученый книжник, инок?
Или бродяга, бражник, менестрель?

Но разойтись уже нельзя,
не можно,
Судьба к барьеру вызвала судьбу...
Вернее целься, вдвое осторожно,
Чтоб не осталось следа на снегу.

Иногда этот мир необъятен,
Непостижно его бытие,
Иногда же подобен карте,
Что висит на школьной стене.

Пребывая в условном мире,
Оставаясь самим собой,
Где-то в Северной ты Пальмире
Постигаешь уклад земной.

Иронически ты спокоен,
В меру - скептик,
в меру - поэт,
Что заведомо мир устроен
Не для наших земных побед,

Что ведомые промыслом Божьим,
Мы бредём наугад, во тьме -
Вот и всё, что быть может, можем,
Оставаясь в своём уме.

Был когда-то, даже жил
На холме Капитолийском
И на временном английском
О высоком говорил.

Был подарен мне закат
Над тенистым Потомаком,
И благим казался знаком
Грома летнего раскат.

Вспоминая иногда
Ту судьбы моей причуду,
Пересмешничать не буду
Близ вороньего гнезда.

Что было, то прошло!
Чему не быть - не будет…
Восторжествует зло -
И залп из всех орудий?

Или благих идей
Возможно воплощенье?
Узнать бы поскорей,
Увидеть на мгновенье…

Не верим, что прошло,
Надеемся, что будет!
Крестителя чело
Пророчески на блюде.

Веришь - не веришь,
не соизмеришь
Паданья снега с дерев и высот,
Где все для нас
приоткрытыми двери
Снова остались из рода и в род…

Новые веянья - отзвук забвения
Нас, преждебывших,
кто зрим во плоти,
Трубные звуки
и ангелов пение
Слышали мы на житейском пути.

Мы еще здесь,
и снега не истаяли,
Мир воплощенный
доселе при нас!
Всё пережили, пребудем и далее:
Кто не истаял, тот не погас!..

Тумана сермяжная правда
На город овчиной легла:
Дворцовых не видно фасадов,
А шпили - что в стоге игла!

Такой предстаёт половина
Еще не прожитого дня…
Надежда, однако, хранима,
Что минула чаша меня!

Где-то помнят еще старики,
Как на землю ползли ледники,
Как потом ледники стали таять -
И вселенский потоп
Воспоследовал, чтоб
Не избыть человечеству память!

Вот уже не пишу стихов,
А сбираю, что прежде написано…
Или в этом вечности зов?
Или жизнь твоя
переосмыслена -
И теперь по иной стезе
Поведёт поводырь
всевластный…
А почиешь в Бозе вборзе,
Так чего и желать - обласкан!

© V. Budaragin

back

top