Ольга Кушлина

Жители Атлантиды

Мосты из бетона над маленькой хитрой речкой. Мелкой, воробей не утонет. Вброд перейдешь без труда, перепрыгнуть по камушкам - делать нечего. А если большая вода - по висячим мостикам из прутьев пустячных, тонких. Зачем ей, речке-ребенку, эстакады с грузовиками, танками? Она вместе с нами радовалась чигирям по берегам. Веселые чигирики - все, что ей надо было, чтоб бежать с ледника вниз. Речка-снегирь и чигирь. Самый древний механизм, изобретенный человеком и подаренный рекам. Вавилонское колесо с пустыми консервными банками.

Или вот еще, брат, стручки. Коричневые, большие, с медовой начинкой, когда отрывали им спинку. Семечки твердые такие, что даже не по нашим дикарским зубам. Каждое - 200 миллиграмм. Это и есть карат, как мы потом узнали. "А карат по-арабски стручок", - сказал ювелир-старичок. Он еще помнил, как в Москве торговали на Вербное этим товаром, а у нас стручки валялись даром, к всеобщей радости. И в каждом, наверное, - если взвесить, каратов по десять сладости.

А на Вербное мы завидовали России с ее пушистыми веточками, каких сами в храм не носили. У нас вербы уже отцветали и старухи ломали зеленые ваи. Как две тысячи лет назад, деточка. (Ваи, ваи, вайдот! Весна, Христос едет в гости). Ишаков было невпроворот. А церковь - только одна, на русском погосте.

Бусы из боярышника, ожерелья из фисташек. Осенние, съедобные низки. Ветки плодовых деревьев низко над тротуаром нашим. Олу - слива, урюк золотой - зардолу, младшенькая - олуча, алыча-сливка. Все в городе ждали бело-розовых лепестков, первых, душистых. В марте они зацветали, цвели, осыпались, потом про них забывали. Эти деревья сажали для цвета и тени. Урожай был в садах, а на улицах олу-олуча падали под ноги, в прах, да и какой в них прок, бача, собирать было лень их. Помнишь школьный урок: страшная сказка о сливах, что сочинил косматый, гневливый, жадный бабай неряха. Про мальчика и сумасшедшую мать. Как не стыдно им было, взрослым, сливы считать. А ребенка жалели взахлеб: проглотил бы косточку - в землю лег. Умер от страха.

Эти усилительные частицы перед прилагательными - сап-сафед, лаб-лабуд. Такой яркий цвет, что обязательно нужно удвоить, одним словом и не назвать его. Понял, в чем тут секрет? Сап-сафед - на хребтах ослепительный снег. Лаб-лабуд - над хребтами горит небосвод. В невозможный такой - голубой-голубой - красят ставни на севере (диком), то бишь, в России, у нас, в деревнях. Или целые избы, если осилят.

В Эстонии люди тонкие: они говорят - "русский синий".

Радуги, отраженные от семи вершин, семь дуг целиком закрыли купол неба. Мы стоим под ними, не загадывая желаний. Их нет и не было. Все и так сбывается. Даже то, чего быть не может - слепой снег, и вдруг , - семь радуг над головой, над миндальной горой весною ранней.

© O. Kushlina

back

top