Людмила Володарская

Уже прошли пятнадцать лет…

Постсоветское время - немалый срок, как доказал нам книжный рынок, на котором некоторые тенденции в работе с переводной литературой успели наметиться, упрочиться и умереть: одни во славе, другие в бесславии. Собственно, перемены могут быть количественными, могут быть качественными.

Что касается количественных, то на фоне российских издательств, которые выпускали переводную литературу и пересчитать которые хватит пальцев на руках, теперь имеется такое множество издательств, не отказывающих себе в соблазне печатать переводные книжки, что сосчитать их под силу лишь регистрирующим органам, во всяком случае, счет идет на сотни, если не на тысячи. Что ж, чем больше, тем лучше. Или не всегда? Интересен и тот факт, что, издательств становится больше, а тиражи, сначала взлетевшие до небес, а потом упавшие, теперь не очень-то меняются ни в сторону увеличения, ни в сторону уменьшения. В этом смысле рынок как будто устоялся. Есть новички с минимальными тиражами, есть культовые авторы с большими тиражами. Как везде, большие тиражи у "чтива" и еще нескольких авторов, которых в большей или меньшей степени изучают в школах.

Что касается качественных перемен, то они тоже есть, их много, но, как мне кажется, все они сводятся к тому реальному анекдоту, который случился лично со мной. Позволю себе рассказать его, чтобы долго не объяснять суть происходящего. Когда-то в начале 1980-ых гг. я готовила книжку для одного из немногих и уважаемых издательств, но мне, увы, не повезло, потому что редактор, ничтоже сумняшеся, первым делом поменяла все имевшиеся в пятилистной повести "здесь" на "тут". Зачем? О своей сверхзадаче она мне и тогда не поведала, а теперь уж точно не узнаешь. Но вот прошло примерно два десятка лет, много чего изменилось на российской земле и в российских умах, и вдруг в уважаемом мной издательстве некий редактор меняет (уже в 20-листной книге) все "тут" на "здесь". Что это? Знак перемен?

Какова мораль? Для меня очень простая. Люди всегда люди. Как говорили прежде - "человеческий фактор". Если есть талантливый иноязычный автор, если есть талантливый переводчик и, уж совсем счастье, если есть талантливый редактор*, то, какие бы ни были рыночные показатели, как бы ни кричала или ни молчала критика, их книге наверняка можно предсказать долгую жизнь. Оптовики - не оптовики, торговцы - не торговцы, а книга будет жить своей собственной жизнью, не зависимой от рейтингов, пока не станет на полку с надписью "классика". Ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову перепереводить "Шильонского узника", "Вечерний звон", "Над пропастью во ржи" и еще очень многие произведения, которые являются не только шедеврами переводной литературы, но и стали "законными", обточенными временем шедеврами русской словесности. Говорил Василий Андреевич Жуковский, что у него все чужое и все свое - и правильно говорил, вот только планка эта очень высокая и одолеть ее дано далеко не каждому переводчику.

Так что же произошло в конце 1980-ых гг.? Огромное количество "советской" литературы чуть ли не мгновенно исчезло с прилавков книжных магазинов, уступив место переводному женскому роману и переводному детективу, что, собственно, было вполне естественно. Женский роман как жанр - будь он написан на историческом, авантюрном или бытовом фоне - имеет две обязательные черты. Что бы ни происходило на его страницах, в головы читателей он вкладывает общеизвестные христианские ценности. Это во-первых. А во-вторых, в нем всегда присутствует happy-end. Женский роман - это сказка для взрослых, учебник секса для подростков, короче говоря, очень нужный жанр на современном этапе, когда со всех сторон пугают террористы, войны, наркотики и т. д., перекочевавшие в так называемую "серьезную" литературу. Ну а с детективом еще проще. В советские времена, я это хорошо помню, переводные детективы печатались до того редко, что предложенный переводчику для работы детектив рассматривался чуть ли не как орден за имеющиеся заслуги.

Итак, поток женских романов и детективов хлынул в Россию, но ведь прежде, чем этот поток достиг прилавков в книжных магазинах, его требовалось, помимо всего прочего, перевести на русский язык. И вот тут начались первые проблемы. Где взять переводчиков? Понятно, что имевшихся профессиональных переводчиков не хватало, да и далеко не все из них соглашались переводить эту так называемую "халтуру".

Оказалось, что в России, тем более в Москве есть множество людей, так или иначе владеющих английским языком и считающих, что этого более чем достаточно для овладения профессией переводчика художественной литературы. Хотя, честно говоря, я не знаю, возможна ли такая профессия вообще. Все равно, что на вопрос о профессии ответить: "Я - поэт", - или: "Я - писатель". Может быть, переводчик - это литератор, занимающийся художественным переводом? В результате поток англоговорящих или читающих людей сразу же отбросил переводную культуру в целом на не меньше, чем полторы сотни лет назад, когда еще не только не спорили об адекватном переводе, не имея в историческом прошлом Жуковского, Пушкина, Михайловского, Гумилева, Ланна, борьбы школ, тьму сломанных копий, но и не подозревали о каких-либо школах. Это время упоения наконец-то дозволенной переводной литературой* надо было пережить. Своей-то, соответствующей времени, не было. Вопросов у людей после окончания "бессексуальной" эры была мгла, а советским писателям практически нечего было достать из письменных столов или заветных "захоронений" на дачных участках, чтобы с честью ответить своим любящим и терпеливым читателям, как им жить без направляющей и управляющей партии: "Вот, читайте, в трудное время я не сидел, сложа руки". Оставалась классика. Однако, со всем уважением к читателям, не уверена, что большинству доступно чтение Мандельштама. Судя по тому, что пришлось читать в то время, многие переводчики недалеко ушли от читателей в своем знании русской (не говоря уж о зарубежной) литературе, во владении общеобразовательными знаниями, тем более специальными.

Надеюсь, с тем временем благополучно покончено, по крайней мере, в сфере переводной литературы, которая в отношении качества изложения текста проделала огромный путь вперед. Теперь, насколько мне известно, женский роман используется как обучение ремеслу студентов переводческих отделений разных вузов. С детективами сложнее. Это уже более высокий уровень, и здесь выделить - даже очень приблизительно - принадлежность переводчика к тому или иному кругу вряд ли возможно.

Несмотря на явно повысившееся качество перевода, женским романам все же отведена определенная "полка" как чтива, и в рейтинговых списках бестселлеров они не печатаются, зато детективы там попадаются, но, в основном, русские. И бывает очень забавно, когда находишь какой-нибудь русский "бандитский" или "дамский" детектив в одном списке с неоспоримой классикой зарубежной литературы в заведомо отличном издании. Ясно же, что у чтива и не чтива и рейтинги разные, и тем более списки должны быть разными. Но в общем-то это уже речь о прессе, пока не желающей перестроиться на цивилизованный лад.

Что же касается зарубежного дамского романа и детектива, то им пришлось-таки немного потесниться, дав место временно исчезнувшему русскому "родному" чтиву, на сегодняшний день мощно рекламируемому и все же пока уступающему и в качестве, и в количестве.

На современном книжном рынке сложилось вполне определенное и устойчивое положение, которое в чем-то должно радовать, а в чем-то совершенно неприемлемо на современном этапе, когда пройден в общем-то долгий путь и пора бы издателям вести отсчет зарубежной литературы не с их собственного года рождения, в крайнем случае, года рождения Александра Сергеевича Пушкина, хоть он и "наше всё", а с того времени, когда эта литература реально зажила своей славной жизнью.

В этой связи не могу не вспомнить смешной и печальный эпизод из собственной учительской практики. В первый раз это случилось в 1969 году. Я должна была в так называемой специальной "английской" школе вести уроки английской и американской литературы (на английском языке) в 8 - 10-ых классах. Учеников, если честно, я заранее побаивалась, поэтому решила начинать уроки с непростого, на мой взгляд вопроса: "Какая литература самая старая в мире?" - который мог бы стать логичным началом разговора о мировой литературе и роли в ней английской или американской литературы (в зависимости от класса). Каково же было мое изумление, когда во всех группах мне ответили совершенно одинаково. Старшей оказалась, чего уж я никак не ожидала, русская литература. Кажется, в первый раз получив такой ответ, причем общий и без тени сомнения, я очень смутилась. Но зато урок прошел очень бойко, потому что и я, и дети наперебой вспоминали все более дальние по времени произведения литературы, без которых не было бы и сегодняшней литературы, нравится она нам или нет.

Оказалось, что английский язык, который дети учили с первого класса, не ассоциировался у них с литературой, историей, мифологией и т.д. Англии или Америки. Язык - отдельно, страна - отдельно. Советская система образования была настолько патриотична по своей сути, что даже довольно взрослым подросткам (8-10-ые классы) не пришел в голову никакой другой ответ, несмотря на то, что почти все они знали кое-что о греческой культуре, читали Диккенса, любили Винни-Пуха и т. д. Впрочем, вряд ли таким образом можно воспитать патриотизм, скорее - в худшем варианте - фанатизм, который, как правило, все же не выдерживал искушения западными "игрушками", шмотками, музыкой и даже книжками.

Вот и в конце 1980 - начале 1990-ых годов я помню, как практически невозможно было пробить дорогу французской, немецкой, испанской и прочим книжкам, не имеющим "честь" быть написанными на английском языке. Видимо, сказалось обрушение железной стены - после того как главным врагом были США, они же сразу получили статус лучшего друга. Кстати, при виде британских книг издатели тоже морщились, несмотря на английский язык. Требовались исключительно американские книги. И они заполонили рынок, благо недостатка в дамском и детективном "чтиве" разного качества в США не наблюдается.

Естественно, через несколько лет, которые мне как не совсем стороннему наблюдателю показались вечностью, сквозь густые заросли "халтуры" стали пробиваться классические издания, но, нужно отметить, тоже, в основном, американского происхождения. Происходило это с великими трудами, да и отражало с зеркальной точностью советские времена, когда на то или иное предложение отвечали: "Советскому читателю этого не надо". Правда, теперь отвечали, опуская слово "советскому": "Рынку этого не надо".

Полагаю, что и сегодня американских книг на русском рынке большинство, хотя со временем их потеснили представительницы других стран и наречий. На мой взгляд, этот процесс давался нелегко, и неоценимую роль в нем сыграли переводческие центры разных стран (Франция, Ирландия…), помогавшие грантами, книгами, покупкой прав, а также Институт Открытое Общество, устроивший первый конкурс переводов. Кстати, на него тоже прислали в основном англоязычные произведения, что в должной степени отражало происходящее с переводной литературой в стране. Необходимо отметить, что этот конкурс стал своего рода прорывом в "постконвенционную" литературу, то есть в литературу, изданную после 1973 года и требовавшую плату иноязычным авторам. Кое-что уже, конечно, появлялось, но с большим скрежетом, а тут сразу пятнадцать лучших книг разных стран, да еще с гонорарами, в два раза превышавшими те, что были в Москве.

А потом дефолт 1998 года, и обрушился, казалось бы, более или менее благополучный (с точки зрения и финансов, и медленного, но все же движения в сторону современной цивилизации) книжный рынок. Резко снизились гонорары так же, как резко снизился было наметившийся интерес издательств к расширению ассортимента. В то время для переводчиков наиболее притягательным издательством стала "Терра", которая доводила до книжного вида и многочисленные прозаические и поэтические проекты, да еще стала громко ратовать за качественные профессиональные переводы (тогда очень низкие гонорары "Терры" сравнялись с гонорарами в других издательствах). Однако это продолжалось недолго. Около года. Рынок выстоял. Не прогорело практически ни одно издательство, зато одно за другим появлялись новые издательства, в основном небольшие, которые начали понемногу менять положение на рынке.

Подобных небольших издательств, на мой взгляд, было два типа. Первый - это издательство, выраставшее на какой-то финансово крепкой структуре, обеспечивавшей ему, как минимум, первоначальный капитал и собственный рынок. Второй - нечто вроде агентства, предлагающего свои проекты большим издательствам. За довольно короткое время большие издательства то ли захватили рынок, то ли заново поделили его, так что они теперь правят бал, и маленьким издательствам или агентствам приходится зависеть от них, если они хотят продавать свои книги. Не хочу говорить обо всех больших издательствах, но в основном, если иметь в виду переводную литературу, они продолжают выпускать дамские романы, детективы, переиздания уже утвердивших себя книг. Как правило, поиском новых направлений, проектов, имен занимаются агентства-сателлиты. Кстати, они "открывают" не только новую, но и классическую литературу Запада или Востока, в отличие от больших издательств Западной Европы и Америки, которые передают своим филиалам право открытия авангардистской литературы и связанный с этим финансовый риск, оставляя себе классику и связанный с ней финансовый риск. У российских маленьких издательств страх перед новыми-старыми именами оправданный, так как они не располагают большим ассортиментом, за счет которого могли бы рискнуть некоторой толикой денег. Вот и получается, что маленькие издательства "жадничают" по необходимости и с трудом позволяют себе рискнуть классическим именем или проектом, а большие, в лучшем случае, по привычке.

Есть еще одна удивительная и не очень-то объяснимая особенность российского книжного (переводного) рынка, помимо относительного засилья англоязычной литературы. Казалось бы, ее так много, что можно издавать все новые и новые произведения как неизвестных у нас авторов, так и авторов в разной степени известных за границей. Одни знамениты и почтенны не менее создателя Дон Кихота, другие пользуются стабильным вниманием и уважением, как автор "Джейн Эйр", однако они недоступны русскоязычному читателю, более того, чаще всего и тому читателю, который владеет иностранным языком, так как их книги не всегда сыщешь в библиотеке и в компьютере. У нас если кому-то пришло в голову напечатать, к примеру, Ирвина Шоу или Шарлотту Бронте, то следом за первопроходцем этим наверняка займутся все издатели без значительного исключения. Скажем, какому-то издателю повезло "отхватить" прибыльного автора, и начинается его раскрутка другими издателями. Причем, как правило, каждое издательство стремится заполучить собственные переводы. Я не знаю, хорошо это или плохо. Наверно, хорошо, потому что со временем можно будет собрать книги с действительно хорошими переводами. Но, пока все занимаются Ирвином Шоу, все остальные иностранные авторы получают, условно говоря, "передышку". Естественно, я упрощаю. Но не намного. Просто таких авторов бывает несколько на фоне переизданий, "халтуры", привычного для того или иного издательства ассортимента.

Нет налаженного систематического поиска.

Вернее, он есть, но лишь в группе авторов, интересных подросткам. Вот тут есть, чем похвастаться и издателям, и агентам, и переводчикам. Поиск ведется со всех сторон: интернет, издательские сайты, агентства и, естественно, одиночки-филологи, которых мало, но которые делают самое интересное, ведь они отбирают книги для некоего проекта не автоматически, а изучив их (в идеале) со всех сторон. Тематическая новизна, имеющиеся переводы, уровень работы иностранного автора и переводчика.

Следующая группа - это ХХI и ХХ век. Будем говорить о ХХ веке, ибо ХХI еще только начался (но в нем поиск идет весьма интенсивно). В ХХ веке еще есть пустоты, однако они стремительно заполняются, давая читателям более, чем менее адекватное представление об этом временном пространстве в истории американской и отчасти английской литературы. Кстати, довольно интересно то, что не англоязычные (чешская, южно-американская, японская и т. д.) литературы, тесня англоязычную, тоже представляют ХХI и ХХ века. Здесь нет планомерного поиска, скорее есть выхватывание некоего имени, которое еще год или даже полгода назад не вызывал никакого интереса. Определить потенциальный интерес того или иного издательства даже к автору ХХ столетия практически невозможно, так как предсказать будет проект финансово удачным или нет не может знать никто. Например, постоянно идет речь о том, что покупатели не желают "брать" рассказы, а вот у издательств "Текст" и "Б.С.Г.- пресс" книги с рассказами пользуются большим успехом.

Итак, в России есть довольно большой и представительный рынок, в основном, англоязычной литературы ХХ века. Это большое достижение для страны, в которой десятилетиями существовал лишь куцый список "разрешенных" авторов. Когда отдельный человек доходит до возраста самостоятельного выбора чтения, то, как правило, его привлекают современные авторы. Следовательно, подводя итог, можно сказать, что наш российский книжный переводной рынок удовлетворяет спрос подростка, пока еще не обращая внимания на другие слои взрослого населения.

И непосредственно о переводе. О том, что вначале царило полное самоуправство (что хочу, то и ворочу), об этом не стоит много говорить. Те немногие переводчики, которые тихо и достойно продолжали делать свою работу, как делали ее прежде, как бы потонули в массе энергичных "борцов" за свободу, не имевших этой свободы по соображениям цензуры, молодости лет или попросту нежелания заниматься столь кропотливым делом. Пять издательств да еще толика журналов - вот и все, что имели переводчики для ознакомления русскоязычных читателей с мировой литературой. Естественно, наплыв новых переводчиков был неизбежен. А так как некоторые издатели считали, что переводчику ничего не стоит перевести книгу, ведь он все равно ее читает, то, как всегда у нас бывает, новое время началась с развала знаменитой русской школы перевода. Что говорить о благоглупостях, с которыми под силу справиться опытному редактору, если бoльшая часть переводов представляла собой некую массу слов, вроде бы русских, но совершенно не сообразующихся с системой русской речи. Причем даже с системой обыкновенной русской речи, еще не "приложенной" к иностранному оригиналу.

К счастью, быстро спохватились. Появилось довольно много отделений на базе филологических факультетов, где совсем юных студентов стали обучать азам профессии. Не знаю уж, к сожалению или к счастью, но многие из них стали заниматься синхронных или техническим переводом, но они-то, по крайней мере, свой выбор сделали сознательно. В последнее время появилась переводческая студия при шведском посольстве, кое-какие издательства начинают подумывать о собственных студия, вышло в свет несколько переводческих альманахов, инициированных Союзом переводчиков, а также "Альманаха переводчика" в издательстве РГГУ.

Вновь пошли разговоры и дискуссии о значении русского языка в ученическом багаже переводчика, о возможно максимальном значении культуры, истории, географии той страны, с литераторами которых работает переводчик. Наконец-то возвращаемся к воле переводчика, строго подчиненной необходимости. В работе переводчика, в отличие даже от оригинального автора, нет и не может быть случайностей. Воля - это не своеволие. Нет и не может быть разговоров типа: "Так написано в английском!" Как? Коряво? Нелогично? Нечитабельно? Университеты, работавшие с молодежью, и продолжавшие трудиться "старики", изредка устраивая конференции и пиша статьи о невыносимом засилье неграмотности, казалось, были слабой преградой, но свое дело они все-таки сделали. И если пока еще трудно сказать, что на рынке переводной литературы все прекрасно с переводами, положение стабилизируется. Повышается авторитет переводчика. И сам переводчик ищет и пробивается в издательство, где к нему относятся с бoльшим уважением. Уже не надо объяснять издательским "начальникам", занимающимся переводной литературой, что без переводчиков им было бы нечего делать на книжном рынке.

Итак, книжный рынок медленно, но все же поворачивается лицом к переводчикам. И самой большой проблемой остается ассортимент литературы, потому что никакая "Пушкинская библиотека", стоящая в гордом одиночестве, не в силах сделать то, что под силу лишь многим издательствам. Мировая литература - это далеко не только ХХ век, и если мы хотим иметь образованных филологов, историков, философов, то рано или поздно (лучше: побыстрее) взяться всерьез и XIX, и за XVIII, и за XVII, и за XVI, и за другие века, потому что без тогдашней богатой литературы (ведь не думает же никто, что Шекспир мог подняться на голом месте) невозможно воспитание образованного человека. У по-настоящему образованного человека должно быть право выбора, он должен сам выбирать, что читать, что брать для себя из всемирной литературы, и это право читателя не должно подменяться правом издателя накладывать вето на классическую мировую литературу.

© L. Volodarskaia

back

top