ДЕНИС АХАПКИН
ЕЩЕ РАЗ О "ЧЕХОВСКОМ ЛИРИЗМЕ"
У БРОДСКОГО
В настоящее время достаточно активно изучается поэтика Бродского, основные константы его художественного мира, язык его произведений. При этом в тени остается важная проблема: Бродский как фигура, вписанная в литературный процесс своего времени. Одним из интересных ракурсов при описании этой проблемы является следующий: Бродский - читатель книг и статей, посвященных Бродскому. Не сомневаюсь, что со временем найдется исследователь, который всерьез займется этой темой. Пока же хочу обратить внимание лишь на один сюжет.
В 1969 г. Бродский пишет стихотворение (или, скорее, стихотворную новеллу) "Посвящается Ялте" (впервые опубликовано в "Континенте" в 1975 г.)1. В 1978 г. в журнале "Вестник РХД" появляется статья А. Лосева "Посвящается логике", в которой анализируется это стихотворение2. В 1986 г. в сборнике "Поэтика Бродского" выходит еще одна статья Лосева: "Чеховский лиризм у Бродского"3. И, наконец, в 1993 г. Бродский пишет стихотворение "Посвящается Чехову"4.
Названия этих текстов, построенные по одной схеме (перформатив "посвящается" + существительное в дативе), и их тематика позволяют считать указанные произведения элементами литературной полемики, а стихотворение Бродского "Посвящается Чехову" - ее завершением. Рассмотрим этот текст в сопоставлении с концепцией, заявленной в двух статьях Лосева. Хочу отметить, что в данной работе я стремился, по возможности, избежать аксиологических высказываний и ни в коей мере не ставлю под сомнение научную ценность работ Лосева5.
Основные идеи, высказываемые Лосевым о сходстве художественных систем Бродского и Чехова ("лиризме"), можно свести к следующему:
1. В стихотворной новелле "Посвящается Ялте" дискредитируется модель мировосприятия, существующая в рамках "здравого смысла", и отношений, детерминированных причинно-следственными связями, и помочь в данной ситуации может применение "некоего над-человеческого, над-логического или метафизического взгляда на мир. Взгляда сверху".
2. Бродский сожалеет о том, что современное сознание не метафизично, а логично (и телеологично) по преимуществу.
3. Экзистенциальный ужас раскрываемой перед нами драмы в конце выливается в мощную лирическую коду - это достигается благодаря тому, что "автор сохранил за собой право выйти на сцену и руководить финалом".
4. "Генераторами загадочного лиризма в прозе и драме Чехова, как и в стихах Бродского, оказываются <...> стоящие вне контекста, не поддающиеся какой-либо рациональной интерпретации, почти абсурдные символы": "это вроде изумруда" (у Бродского), "звук лопнувшей струны" (у Чехова).
5. В поэтике Чехова центр тяжести с этических и социальных вопросов бытия перемещается на чисто бытийные (экзистенциальные). То же происходит у Бродского.
6. В основе всех рассказов и пьес Чехова зрелой поры лежит один и тот же сюжет - ход времени (как и у Бродского).
Эти положения иллюстрируются на примере нескольких произведений Бродского, сопоставляемых с чеховскими6.
Рассмотрим текст Бродского. В нем явственно прослеживается нагнетание деталей, "присущих чеховской поэтике". Строя текст на таком нагнетании (доведенном почти до абсурда), Бродский вступает в своеобразную литературную игру с Лосевым, своего рода буриме, демонстрируя "чеховский лиризм" в предельно концентрированном виде. Знаки этой игры проходят через весь текст стихотворения.
Для начала вспомним ставшую хрестоматийной цитату из письма Чехова Суворину о пьесе "Чайка": "Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви"7. Начнем с распределения ролей. В тексте Бродского действуют (или бездействуют, о чем далее) три женских персонажа: Варвара Андреевна, Наталья Федоровна, Дуня, и шесть мужских - Вяльцев, студент Максимов, Эрлих, Карташев, доктор и Пригожин8. Озеро также имеется (в пятой строфе): "Снаружи Дуня зовет купаться в вечернем озере".
"Пять пудов любви" в травестированном виде присутствуют в размышлениях центрального героя - Эрлиха9. Перечислим:
У Варвары Андреевны под шелестящей юбкой
ни-че-го10.
Дурнушка, но как сложена! и так не похожа на
книги.
Легче прихлопнуть муху, чем отмахнуться от
мыслей о голой племяннице, спасающейся на кожаном
диване от комаров и от жары вообще.
Эрлих пытается вспомнить, сколько раз он имел Наталью
Федоровну во сне.
Но любит ли Вяльцева доктора? Деревья со всех сторон
липнут к распахнутым окнам усадьбы, как девки к парню.
У них и следует спрашивать, у ихних ворон и крон,
у вяза, проникшего в частности к Варваре Андреевне в спальню;
он единственный видит хозяйку в одних чулках.
Следующий компонент чеховской характеристики, "мало действия", является ключевым для текста Бродского. Эпиграфом к нему можно поставить слова из "Посвящается Ялте": "событие, увы, не происходит", точнее, всю строфу, включающую эти слова:
И кажется порой, что нужно только
переплести мотивы, отношенья,
среду, проблемы - и произойдет
событие; допустим, преступленье.
Ан нет. За окнами - обычный день,
накрапывает дождь, бегут машины,
и телефонный аппарат (клубок
катодов, спаек, клемм, сопротивлений)
безмолвствует. Событие, увы,
не происходит. Впрочем, слава Богу (2, 142).
В "Посвящается Чехову" по полной схеме переплетены мотивы, отношения, среда и проблемы - но события действительно не происходит, что подчеркивается неоднократно: любовная интрига не развивается (Наталью Федоровну, как вытекает из цитированного выше фрагмента, Эрлих имел только во сне11, "любит ли Вяльцева доктора" - непонятно, "в провинции никто никому не дает"), другие сюжетные линии, возникая на мгновение, также не получают продолжения:
Спросить, что ли, доктора о небольшом прыще?
Но стоит ли?
Вскочить, опрокинув столик! Но трудно, когда в руках
все козыри.
Здесь можно воспользоваться определением события, которое дает А. П. Чудаков: "Событие - некий акт, это равновесие <мира художественного произведения. - Д. А.> нарушающий (например, любовное объяснение, пропажа, приезд нового лица, убийство), такая ситуация, про которую можно сказать: до нее было так, а после стало иначе. Она - завершение цепи действий персонажей, его подготовивших. Одновременно оно - тот факт, который выявляет существенное в персонаже. Событие - центр фабулы. Для литературной традиции обычна такая схема фабулы: подготовка события - событие - после события (результат)"12. Таких событий в тексте Бродского действительно не происходит, что также очень хорошо соотносится с распространенными представлениями о чеховской поэтике как поэтике бессобытийности. Можно привести, например, высказывание С. Д. Балухатого о том, что драматизм в "Чайке" "создается по принципу неразрешения в ходе пьесы завязанных в ней взаимных отношений лиц"13.
Подобная сюжетная несобытийность текста Бродского находит отражение и на грамматическом уровне, а именно в семантическом распределении глаголов совершенного / несовершенного вида. Приведенное определение события практически полностью соответствует классическому определению совершенного вида14. В тексте Бродского преобладают глаголы несовершенного вида (описывающие реальные действия, которые остаются незавершенными и не дают результата, так как не являются событием). Глаголы совершенного вида, которые представлены в тексте, также не обозначают событий (в вышеупомянутом смысле), точнее - обозначают некоторые потенциальные события, которые могли бы произойти, но не происходят (см. два последних примера из текста Бродского). Большая часть глаголов совершенного вида представлена инфинитивами и образует функционально-семантическое поле со значением "цель, намерение"15. Таким образом, в тексте возникает ряд намерений, которые, однако, не реализуются.
Интересно, что единственная реализованная причинно-следственная цепочка оказывается связана не с намеренными действиями героев, а со случайными: "аккорды студента Максимова будят в саду цикад" -> "хор цикад нарастает" -> он "кажется ихним <звезд. - Д. А.> голосом".
Редукция события подчеркнута и на стиховом уровне - каждая последняя строка в строфе как бы оборвана, не развернута.
Список "чеховских" деталей этим не ограничивается. Так, луч заката, задерживающийся на самоваре в описании летнего вечера, вызывает в памяти хрестоматийный пассаж из "Чайки" о бутылочном осколке16 (восходящий к рассказу "Волк"17), стол, приготовленный для чаепития, - начало "Дяди Вани" - в первой авторской ремарке: "На аллее под старым тополем стол, сервированный для чая"18, муха в блюдце с вареньем отсылает к образу Епиходова, сетовавшего: "И тоже квасу возьмешь, чтобы напиться, а там, глядишь, что-нибудь в высшей степени неприличное, вроде таракана"19.
Очевидно, что в тексте Бродского, ориентированном (в сниженном виде) на чеховскую поэтику, лиризм обнаружить сложно, а "над-человеческий, метафизический взгляд на мир", который представлен в тексте как взгляд звезд:
И хор цикад нарастает по мере того, как число
звезд в саду увеличивается, и кажется ихним голосом20. -
не противопоставлен "дискредитированному мировосприятию" героев, так как существует вне его, в совершенно другой плоскости. (Фраза "Что если в самом деле?" принадлежит автору, так как мысли, принадлежащие Эрлиху и следующие непосредственно за ней, закавычены.)
Данный список деталей, поданных в стихотворении Бродского в травестированной форме, можно было бы продолжить, однако из сказанного достаточно очевидно, что при его анализе с необходимостью должен учитываться контекст упомянутых статей Л. Лосева, а также основные работы по поэтике Чехова, которые также служат опорой для построения этого текста Бродского.
ПРИМЕЧАНИЯ
© D. Ahapkin
| 
TSQ 34
Toronto Slavic Annual 2003
Arkadii Shteinvberg. The second way
Roman Timenchik. Anna Akhmatova in 60s
Le Studio Franco-Russe
back
