ЕЛЕНА НЫММ
ТЕМА "БОЛЕЗНИ"
В ПРОЗЕ И ПЕРЕПИСКЕ А. П. ЧЕХОВА 1890-х гг.
Характеризуя творчество Чехова 1890-х гг., исследователи отмечают повышение интереса писателя к социальным проблемам1. Если в 1880-е гг. в "серьезных" произведениях Чехова внимание к социальной проблематике обусловлено изучением особенностей жизни и сознания индивидуального человека, то в 1890-е гг. угол зрения на изображение действительности меняется. Представление Чехова о норме этического поведения2, выработанное в 1880-е гг., продолжает оставаться актуальным для писателя, но реализация ее ставится нередко Чеховым под сомнение. Так, представление о "здоровье" как об одном из основополагающих элементов полноценной человеческой личности ("Mens sana in korроrе sano") вступает в конфликт с признанием "болезни" как неотъемлемого факта социальной действительности конца XIX в. Чехов неоднократно указывает на широкую распространенность этого явления и в письмах, и в произведениях 1890-х гг. В это время почти каждое произведение, ориентированное на изображение интеллигентных героев, так или иначе повествует о "болезни" ("Дуэль" (1891), "Палата N 6" (1892), "Страх" (1892), "Рассказ неизвестного человека" (1893), "Черный монах" (1894), "Три года" (1895), "Дом с мезонином" (1896), "Моя жизнь" (1896) и др.).
Смысловое наполнение понятия "болезнь" не является однозначным в переписке Чехова 1890-х гг. В 1892-97 гг. Чехов болеет сам (прогрессирующая чахотка, геморрой), болеют его близкие (отец, сестра); Чехов занимается медицинской практикой ("холерный доктор" и т.п.). Поэтому в письмах писателя этих лет о болезни говорится прежде всего как о явлении физиологическом и очень типичном для современной русской действительности. В письме к А. С. Суворину от 18 октября 1892 г. Чехов говорит: "Высокая смертность - это серьезный тормоз. Мы ведь бедны и некультурны оттого, что у нас много земли и очень мало людей"3. Высокая смертность для Чехова - показатель низкого уровня культуры.
С другой стороны, о "болезни" в 1890-е гг. Чехов говорит в условном, метафорическом плане. "Болезнь" понимается Чеховым как болезнь "сознания" и связывается с состоянием духовной жизни современного человека. Рассматривая положение современной беллетристики, Чехов приходит к выводу о "болезни" современных писателей, о чем пишет в письме 1892 г. к Суворину: "Наука и техника переживают теперь великое время, для нашего же брата это время рыхлое, кислое, скучное, сами мы кислы и скучны, умеем рождать только гуттаперчевых мальчиков, и не видит этого только Стасов, которому природа дала редкую способность пьянеть даже от помоев. Причины тут не в глупости нашей, не в бездарности и не в наглости, как думает Буренин, а в болезни, которая для художника хуже сифилиса и полового истощения" (Письма V, 133).4
Известная поездка писателя на Сахалин воспринималась самим Чеховым как расширение рамок жизни. Не случайно Чехов так ценил впечатления, которые он получал во время своего путешествия на остров: "И горы и Енисей подарили меня такими ощущениями, которые сторицею вознаградили меня за все пережитые кувырколлегии и которые заставили меня обругать Левитана болваном за то, что он имел глупость не поехать со мной", - писал Чехов 6 июня 1890 г. в письме к родным (Письма IV, 106). Подчеркивая важность разнообразных жизненных впечатлений и ощущений именно для "художника", для творческой натуры, т.к. собственная "болезнь" (как болезнь "духа") воспринимается в 1890-е гг. и как показатель узости эстетического мышления (способность "рождать только гуттаперчевых мальчиков"). В. Б. Катаев писал о том, что Чехов уже в конце 1880-х гг. отмечает отсутствие в русском общественном сознании идеологической системы, которая смогла бы удовлетворить потребности времени5.
Узость мышления (в том числе и эстетического) современных писателей тесно связана, по Чехову, с их материальной ограниченностью. Не случайно "безденежье" Чехов называет тоже болезнью в письме к Н. А. Лейкину от 13 июля 1892 г.: "Кроме эпидемии, я ожидаю еще эндемическую болезнь, которая будет у меня в усадьбе непременно. Это - безденежье. За прекращением литературой работы у меня прекратились и доходы" (Письма V, 92). Безденежье, по сути дела, рассматривается Чеховым как феномен материальной сферы жизни, непосредственно отражающийся в проявлениях социальной (эпохальной) психологии. Это одна из характеристик деятелей культуры третьего сословия (разночинцев). Чехов постоянно противопоставляет в письмах писателей-разночинцев писателям дворянского круга. В 1888 г. он пишет Д. В. Григоровичу: "<...> у людей Вашего поколения <поколения дворянских писателей. - Е.Н.> кроме таланта, есть эрудиция, школа, фосфор и железо, а у современных талантов нет ничего подобного, и, откровенно говоря, надо радоваться, что они не трогают серьезных вопросов" (Письма II, 174). Безденежье Чехов связывает также с этической проблемой свободы личности в письме к Суворину от 16 июня 1892 г. (Письма V, 78). Работа "ради денег", по Чехову, ограничивает свободу личности писателя, а это сказывается на его литературной продукции. В современных писателях Чехов не видел прежде всего проявлений индивидуальной свободы личности (в чеховском понимании только тот является настоящим писателем, кто обладает "чувством личной свободы"). Таким образом, "скука" и "меланхолия" интересуют Чехова в 1890-е гг. не столько как явления индивидуальной психики, а анализируются в связи с процессами, происходящими в общественной психологии.
По мнению Чехова, картина мира современных интеллигентов детерминирована естественнонаучной ориентацией эпохи. Анализируя в письме 1889 г., адресованном Суворину, явления своего собственного сознания (сознания врача-естественника), Чехов пишет: "<...> психические явления поразительно похожи на физические, что не разберешь, где начинаются первые и кончаются вторые <...> А если знаешь, как велико сходство между телесными и душевными болезнями, что те и другие лечатся одними и теми же лекарствами, поневоле захочешь не отделять душу от тела" (Письма III, 208).
Естественнонаучная литература того времени активно разрабатывала идею о связи физических и психических реакций в человеческом организме, на которую обратил внимание в своем письме Чехов. Так, например, в журнале "Русская мысль" за 1890 г. В. А. Гольцев реферирует книгу современного психолога Альфреда Фуилье "Психология идей-сил", где научно обосновывается связь психического и физического факторов в человеке6. По-видимому, присутствие этой идеи в сознании современников (а многие из них, как и сам писатель, были воспитаны в духе позитивизма) и обусловливает то, что представление о "болезни" в эту эпоху начинает связываться по преимуществу с психическим состоянием человека, а течение "болезни" осознается именно в психологических категориях.
Современники Чехова также использовали понятие "болезни" в метафорическом значении. "Болезнь", с их точки зрения, выражалась, главным образом, в эмоциональной подавленности человека, в форме скуки. Проф. Иванюков в "Северном вестнике" за 1885 г., описывая "болезнь" современного общества говорит: "Эта болезнь есть глубокое уныние и внутренний разлад, происходящий от противоречия между воззрениями, с одной стороны, действительностью и поступками с другой <...> Под влиянием тоскливого настроения мрачным светом освещаются все явления, как природы, так и социальной жизни; а такое настроение и миросозерцание называется пессимизмом" <Курсив автора>7. Вспоминая о периоде 80-х гг. в жизни русского общества, С. Я. Елпатьевский пишет: "<...> 80-е годы - время усталости и скуки, "ретроспективных" взглядов, проповеди маленьких дел и маленьких добродетелей"8. Книга известного публициста конца прошлого столетия К. Д. Кавелина "Задачи этики. Учение о нравствености, при современных условиях знания" явилась аккумулятором мнений многих ее современников. Огромная популярность этой книги говорит сама за себя. Автор называет скуку "болезнью" современного поколения9.
"Болезнь" как тема в художественных произведениях Чехова 1890-х гг. получает сходную условно-метафорическую интерпретацию. Мы ограничимся здесь только рассмотрением рассказа "Черный монах", который является, на наш взгляд, наиболее показательным в этом отношении. Не случайно Чехов называл его своим медицинским рассказом. "Болезнь" является как бы универсальной характеристикой мира героев рассказа. Они больны психически. "Болеет" не только главный герой, магистр философии Коврин, но и Таня, и Егор Семеныч Песоцкий, даже о таком третьестепенном в рассказе персонаже, как танина модистка, говорится, что это "нервная, обидчивая дама". В этом отношении "болезнь" представлена в рассказе как явление, имеющее определенные объективные причины для своего возникновения, иначе оно не получило бы такое широкое распространение. Но в то же время сам Чехов был критически настроен по отношению к распространившемуся среди современников представлению об исключительности эпохи конца XIX в. в плане нервных заболеваний. В письме к Е. М. Шавровой-Юст от 28 февраля 1895 г. Чехов пишет, что не признает "нашего нервного века" (Письма VI, 30). В "Черном монахе" он пытается показать то, как складывается комплекс "болезни" у героев рассказа, что именно оказывает воздействие на их сознание в этом отношении.
Жизнь героев "Черного монаха" тесно связана с текущей литературой, в которой находила отражение современная художественная, научная, общественная и философская мысль. Контекст современной эпохи представлен в рассказе в виде указания на общеизвестные литературные, естественнонаучные, музыкальные и другие тексты этого времени. Показательно, что Чехов вводит в рассказ реальные имена и связанные с ними тексты, которые действительно имели широкий резонанс в тогдашнем обществе. В "Черном монахе" упоминается имя немецкого ученого-садовода Н. Гоше, обширное исследование которого "Руководство к плодоводству для практиков" впервые в России было опубликовано в 1890 г. и позднее в 1900 г. переиздано. "Руководство" нашло широкий отклик среди русских ученых и садоводов-любителей, о чем говорится в предисловии ко второму русскому изданию10. В рассказе также упоминается имя итальянского композитора Гаэтано Брага (1829-1907) и его музыкальное произведение "Серенада (Валахская легенда)". О "Серенаде" в тексте самого рассказа говорится: "В гостиной <...> разучивали известную серенаду Брага" (Чехов VIII, 232). К этому перечню можно добавить и книгу итальянского психиатра Ц. Ломброзо "Гениальность и помешательство", русский перевод которой вышел в 1892 г., хотя она непосредственно и не упоминается в рассказе. Чехову важно показать, как "тексты эпохи" проникают в быт и какое влияние оказывают на сознание "среднего" интеллигента11.
В "Черном монахе" косвенно отразились дискуссии в критической литературе конца 1880-х-1890-х гг., которая обвиняла современных писателей, ученых и мыслителей в отсутствии таланта, в посредственности. Этот комплекс проблем поднимался в критике вместе с обсуждением неразвитости идеологического мышления современной эпохи. Нашумевшая на рубеже 1880-1890-х гг. полемика между газетой "Неделя" и журналом "Русская мысль", в которую позднее вступил и корифей народнической критики Н. К. Михайловский, и сводилась к обсуждению отсутствия целей, идеалов, а вследствии этого и четкой системы идейных и этических ценностей у современного поколения писателей, шире - интеллигенции.
Чехов раскрывает в "Черном монахе" механизм трасформации текстов современной эпохи в сознании героев. Дискуссии в критической литературе 1880-1890-х гг. явились, по-видимому, первичным импульсом для возникновения комплекса "болезни" у магистра философии Коврина. "Мания величия" у героя появляется на почве глубокого переживания своей посредственности как ученого. Коврина беспокоят вопросы о назначении, цели его жизни и научной деятельности. Содержание разговоров Коврина с черным монахом (фантомом сознания героя, по сути дела, его двойником) подсказано осознанием неспособности героя повлиять на судьбы современного общества. В этих разговорах отразилось нереализованное желание Коврина быть одним из идейных вождей общества. Монах говорит герою: "Без вас, служителей высшему началу, живущих сознательно и свободно, человечество было бы ничтожно; развиваясь естественным порядком, оно долго бы еще ждало конца своей земной истории. Вы же на несколько тысяч лет раньше введете его в царство вечной правды - и в этом ваша высокая заслуга" (Чехов VIII, 242). Монах успокаивает Коврина тем, что свое здоровье герой "принес в жертву идее"; по сути дела, герой в разговорах с монахом занимается конструированием собственной системы духовных ценностей, не случайно слово "идея" так часто фигурирует в этом контексте. Коврин осознает себя как мыслителя, носителя идейности и встраивает свою личность в ряд "идейных людей" современности. Рассуждая о личности и научных трудах садовода Песоцкого, герой замечает: "Должно быть, везде и на всех поприщах идейные люди нервны и отличаются повышенной чувствительностью. Вероятно, это так нужно" (Чехов VIII, 238). Связь понятий "идейности" и "болезни" станет основой той системы духовных ценностей, которую конструирует герой.
В рассказе прослеживается участие текстов современной эпохи в духовных исканиях Коврина. Черный монах указывает на тексты есественнонаучной ориентации, послужившие источником для возникновения идей Коврина: "Говорят же теперь ученые, что гений сродни умопомешательству" (Чехов VIII, 242). По-видимому, эта цитата отсылает нас к вышедшему в 1892 г. переводу книги Ц. Ломброзо "Гениальность и помешательство", которая сразу же приобрела широкую известность в России. Автор прослеживает четкую связь между гениальностью и психическими аномалиями. Ломброзо выделяет целый ряд критериев сходства гениальных людей с помешанными в плане физиологическом, с точки зрения влияния на них атмосферных явлений и т.д.12 Свои идеи ученый подтверждает богатым историческим материалом. Влияние идей Ломброзо на сознание Коврина можно заметить и в следующем высказывании героя: "Как счастливы Будда и Магомет или Шекспир, что добрые родственники и доктора не лечили их от экстаза и вдохновения! <...> Доктора и добрые родственники в конце концов сделают то, что человечество отупеет, посредственность будет считаться гением и цивилизация погибнет" (Чехов VIII, 252-253).
Под воздействием книги Ломброзо герой начинает осмыслять и музыкальный текст "Серенады" Брага: "девушка больная воображением, слышала в саду какие-то таинственные звуки, до такой степени прекрасные и странные, что должна была признать их гармонией священной, которая нам, смертным, непонятна и потому обратно улетает в небеса" (Чехов VIII, 232-233). Текст Ломброзо как бы трансформируется в сознании Коврина в музыкальный текст. И уже в таком виде идеи Ломброзо стимулируют развитие "болезни" у героя. Не случайно описание галлюцинаций Коврина появляется в рассказе каждый раз после упоминания "Серенады" Брага. Таким образом, этот музыкальный текст несет на себе большую смысловую нагрузку в рассказе. Сюжет "Серенады" развивается параллельно сюжету встреч Коврина с черным монахом. Герой говорит Тане после одной из этих встреч: "Я только что пережил светлые, чудные, неземные минуты" (Чехов VIII, 244). Чехов показывает в рассказе, как посредством разных "текстов эпохи" происходит создание идеологемы "болезни".
Егор Семеныч Песоцкий и Таня показаны в рассказе тоже как "больные" люди. Но моделирование комплекca "болезни" у них происходит иначе, чем у Коврина. Во-первых, их болезнь показана в "Черном монахе" в восприятии сознания Коврина. Во-вторых, изменяется спектр текстов эпохи, оказывающих влияние на сознание этих героев. Для Песоцкого будет важен круг специальной литературы по садоводству, и, в первую очередь, "Руководство к плодоводству для практиков" Н. Гоше. Чехов показывает, как сама эта литература моделирует такой дискурс, который способствует развитию нервного состояния у его участников. В предисловии к "Руководству" его автор пишет: "Любовь к плодоводству и симпатия ко всем тем, которые им занимаются, не раз были причиною того, что я говорил подчас слишком резко; признаюсь, что в подобных вещах очень трудно быть сдержанным"13. Не случайно, именно любовь Песоцкого к своему делу, подчеркнуто личностное отношение к нему порождает то постоянное нервное напряжение, которое является причиной многочисленных конфликтов героя с окружающими. С другой стороны, личность Песоцкого проявляется в стремлении создать тоже своего рода "идеологию", основным концептуальным понятием которой выступает "сад": "Это не сад, а целое учреждение, имеющее высокую государственную важность, потому что это, так сказать, ступень в новую эру русского хозяйства и русской промышленности" (Чехов VIII, 236). Цель и назначение своей жизни и деятельности Песоцкий видит в благоустройстве сада.
Таня в "Черном монахе" находится в центре "идеологических" построений Песоцкого и Коврина. Она в курсе полемики по вопросам садоводства и, с другой стороны, она, по всей видимости, знакома с литературой, актуальной для формирования идей Коврина. Таня мыслит теми же оппозициями, в которых существует сознание героя: "Я приняла тебя за необыкновенного человека, я полюбила тебя, но ты оказался сумасшедшим..." (Чехов VIII, 255). Таня показана в рассказе как чрезвычайно восприимчивый к идеологическим построениям субъект. Наличие в рассказе такого героя, который оказывается способным существовать в поле обеих систем ценностей (Коврина и Песоцкого), свидетельствует о том, что на возможность возникновения их повлияла общая направленность коллективного сознания современной эпохи. Коллективный субъект эпохи, который находился в дискурсе поиска новых фундаментальных идей, был подготовлен к возникновению идеологемы "болезни".
Таким образом, по мнению Чехова, существовал ряд объективных причин для появления идеологемы "болезни" в обществе конца XIX в., о чем свидетельствуют письма писателя 1890-х гг. Но в то же время, на развитие "болезненных" состояний у современников оказывают воздействие и причины чисто субъективного характера, которые, по Чехову, коренятся именно в проблемах коллективного сознания эпохи конца XIX в., что и стало предметом изображения в прозе писателя этих лет.
ПРИМЕЧАНИЯ
© E. Nymm
|
TSQ 34
Toronto Slavic Annual 2003
Arkadii Shteinvberg. The second way
Roman Timenchik. Anna Akhmatova in 60s
Le Studio Franco-Russe
back
