Мария Рейкина

"ПИСЬМА К ПИСАТЕЛЮ" МИХАИЛА ЗОЩЕНКО
В КОНТЕКСТЕ ЛИТЕРАТУРНОЙ СИТУАЦИИ
КОНЦА 20-х - НАЧАЛА 30-х гг.

В книге "Письма к писателю" (1929) Зощенко опубликовал чуть более полусотни адресованных ему читательских писем, заключающих порой самые невероятные просьбы и предложения, снабдив весь этот корпус текстов предисловием и комментариями.

Отобранные для сборника письма делятся на письма с описанием собственной жизни, просьбами выслать карточку или книги и письма с рассказами, стихами, авторы которых видят в Зощенко своего человека [Чудакова: 116; Зощенко 1997: 193], имеющего возможность пристроить в печать их сочинения. К этому сорту писем (а их большинство) примыкают письма читателей, мечтающих научиться писать в "технике Зощенко", а так же отклики с критическими отзывами о произведениях писателя.

Издание столь необычного сборника Зощенко в предисловии мотивирует следующим образом: "Видимо, читатель меня воспринимает не совсем так, как критика. Я решил опубликовать эти письма. Я больше года сомневался, стоит ли мне это делать" [Зощенко 1991: 345]. Действительно, в первый раз об этой книге Зощенко заговорил с Чуковским 23 августа 1927 года: "Боже, какие дурацкие получаю я письма. <…> Хорошо бы напечатать собрание подлинных писем ко мне - с маленьким комментарием, очень забавная вышла бы книга" [Чуковский: 409-410]. 1 января 1929 года В. В. Зощенко сделала запись: "Михаил сообщил мне, что собирается издавать книгу - "Письма читателей"" [Зощенко 1997: 78], а спустя почти два с половиной месяца, 26 марта 1929 года, Чуковский отметил в своем дневнике: "Зощенко весь захвачен теперь своей книгой "Письма к писателю", прочитал ее мне всю вслух" [Чуковский: 468]. Видимо, определенные события 1927-1928 гг., недвусмысленно свидетельствовавшие об изменении литературного климата в стране, повлияли на Зощенко и в результате склонили его, не любившего читать и получать письма [Чуковский: 363], к изданию этой книги.

Чрезвычайно серьезно относившийся к критике [Зощенко 1997: 78-79; Томашевский 1985: 196; Чуковский: 410], Михаил Зощенко особенно страдал от всевозможных обвинений в свой адрес в 1927 году после выхода в свет "Сентиментальных повестей". В "Известиях" 14 августа 1927 года была помещена резко негативная рецензия Ольщевеца на "Сентиментальные повести" [Томашевский 1994: 148-152], а 16 августа в дневнике В. В. Зощенко появилась следующая запись: "<…> Михаил прибавил, что вообще его литературное положение начинает колебаться, что на него начинают коситься большевики, что почти подряд запретили три его статьи и что вообще все тревожно и шатко" [Зощенко 1997: 75].

Язык произведений Зощенко, наравне с обвинениями в мещанстве, был излюбленной мишенью критиков, свидетельством чему является рецензия Вешнева, помещенная в журнале "На литературном посту" в № 11 за 1927 г.: "<…> она <речь. - М. Р.> искусственна, она сделана, вот почему ее комизм деланный" [Томашевский 1994: 155]. В качестве ответа Зощенко публикует в книге письмо, написанное тем самым языком, который Вешнев считает искусственно сконструированным: "Обычно думают, что я искажаю "прекрасный русский язык", <…> что я нарочно пишу ломаным языком для того, чтобы посмешить почтеннейшую публику. <…> Я пишу на том, языке, на котором сейчас говорит и думает улица" [Зощенко 1991: 370-371].

"Письма к писателю", как нам кажется, не в последнюю очередь адресовались критикам [Зощенко 1991: 345], превратившись в сборник альтернативной читательской критики, иллюстрировавшей лояльность Зощенко по отношению к власти и подчеркивавшей верное направление его литературных поисков. Литературные эксперименты в области формы^* и языка являлись важной составляющей творчества Зощенко, который взялся за колоссально сложную задачу построения новой литературы, ориентированной на советского читателя [Чудакова: 136], чьи оценки и суждения приобретали особую ценность для писателя [Зощенко 1991: 360, 362].

В условиях меняющегося литературного контекста Зощенко вынужден был оправдываться перед критикой и властями за свои рассказы и фельетоны начала и середины 1920-х годов, которые не соответствовали требованиям, предъявляемым литературе конца десятилетия, о чем свидетельствует постановление Секретариата ЦК ВКП(б) "О сатирических журналах" от 3 августа 1928 года, в котором предписывалось "организовать систематическое инструктирование редакторов сатирических журналов", а также провести замену "фиктивных редакторов действительными редакторами" [Бабиченко: 59]. В том же постановлении имелись пункты, напрямую затрагивающие Зощенко: "Журналы "Бегемот" и "Бич" закрыть <…>. Вопрос о закрытии "Лаптя" отложить на два месяца <…>. Вопрос о целесообразности изъятия журнала "Смехач" из издательства газеты "Гудок" передать на предварительное рассмотрение АППО" [Бабиченко: 60]. Михаил Зощенко активно сотрудничал с журналами "Бегемот" (1924-1928), "Лапоть" (1925), "Смехач" (1924-1927) [Томашевский 1994: 340-365].

Все эти факты повлияли на решение Зощенко издать книгу, ставшую оригинальным оправдательным документом писателя [Зощенко 1991: 345]. Возможно, этим объясняется несколько загадочный конец предисловия к "Письмам…": "Я выпускаю эту книгу с некоторой грустью и беспокойством. Я жалею, что ее выпускаю. Я предпочел бы прочесть такую книгу, собранную другим писателем" [Зощенко 1991: 347].

Зощенко не зря беспокоился и волновался за судьбу книги. Михаил Чумандрин в докладе "Чей писатель - Михаил Зощенко?", сделанном в кабинете писателя при ФОСП 19 января 1930 г., отметил: "Эта книга, прежде всего, означает решительный перелом Зощенко в нашу сторону" [Томашевский 1994: 167]. Прочая же критика с азартом принялась ругать новую книгу, обвиняя писателя в приверженности мещанству [Крянникова: 44], или, наоборот, в недостаточно сильном его осмеянии [Бершадский: 117].

Книга "Письма к писателю" стала своеобразным материально воплощенным сигналом, указывающим на тревожные изменения литературных условий в конце 20-х годов, и одновременно в ней воплотилась психологическая реакция Зощенко на происходящие события.

В 1930 г. в письме Горькому Зощенко пишет: "Я получаю кучу писем от читателей. Я начал было подражать Вам <курсив наш. - М. Р.>, отвечая почти на каждое письмо, - но я делал это через силу, и мне это не доставило ни радости, ни удовлетворения. Я вот выпустил <…> книжку "Письма к писателю". Но эту книжку мне просто неловко сейчас взять в руки, до того я неуклюже и неискренно отнесся к читателю" [Зощенко 1963: 163]. Действительно, Горький, с которым Зощенко находился в самых теплых и дружеских отношениях [Зощенко 1963: 157-168; Томашевский 1985: 195-200], очень много внимания уделял ответам на корреспонденцию [Ходасевич: 145]. Быть может, в Горьком Зощенко видел воплощение идеального советского писателя, который полезен народу и в то же время не испытывает мучительного разлада и тоски, как сам Зощенко [Зощенко 1963: 162-163; Зощенко 1997: 74]. "Неискренность" по отношению к читателю, на которую сетует Зощенко, могла быть вызвана следующим обстоятельством.

Пытаясь избавиться от меланхолии, он перечитал множество книг по психологии [Чуковский: 405] и 23 августа 1927 года изложил Чуковскому метод борьбы с приступами хандры: "Я изучил биографию Гоголя, и вижу, на чем свихнулся Гоголь <…> я должен себя тренировать и раньше всего не верить в свою болезнь <…>. У меня психостения, а я заставляю себя не обращать внимания на шум и пишу в редакции, где галдеж со всех сторон. Скоро я даже на письма начну отвечать" [Чуковский: 409]. Это было необходимо для того, чтобы написать новую книгу, "не такую, как "Сентиментальные рассказы", жизнерадостную, полную любви к человеку" [Там же], и "Письма к писателю", поставившие Зощенко перед необходимостью читать и отвечать на корреспонденцию, оказались своеобразным упражнением и тренировкой больных нервов.

Упоминание Н. В. Гоголя в этом разговоре не случайно. 23 августа 1927 г. Зощенко высказал идею публикации писем читателей и изложил свою теорию борьбы с больными нервами. 15 сентября Чуковский отметил, что Зощенко "просил дать ему Шенрока "Письма Гоголя"" (1901) [Чуковский: 415], а уже 26 ноября того же года, пребывая в жестокой меланхолии, он говорит Чуковскому: "<…> а у меня такая тоска, что я уже третью неделю не прикасаюсь к перу. Лежу в постели и читаю письма Гоголя - и никого из людей видеть не могу" [Чуковский: 425].

Изменение литературного контекста в конце 1920-х гг. и пошатнувшееся положение Зощенко явились причинами появления книги, в какой-то степени обязанной своей формой "Письмам Гоголя" В. Шенрока.

ЛИТЕРАТУРА

Бабиченко: Бабиченко Л. Д. (сост.) "Счастье литературы". Государство и писатели. 1925-1938 гг. Документы. М., 1997.

Бершадский: Бершадский Р. Мих. Зощенко. Письма к писателю // Печать и революция. 1929. № 9. С. 117-118.

Зощенко 1940: Зощенко М. М. Рассказы. 1935-1937. Л., 1940.

Зощенко 1963: [Переписка] Горький - М. М. Зощенко // Горький и советские писатели. Неизданная переписка. Литературное наследство. М.: АН СССР, 1963. Т. 70. С. 157-168.

Зощенко 1991: Зощенко М. М. Уважаемые граждане. Пародии. Рассказы. Фельетоны. Сатирические заметки. Письма к писателю. Одноактные комедии / Подг. М. З. Долинский. М., 1991.

Зощенко 1997: Зощенко М. М. Материалы к творческой биографии. СПб., 1997. Кн. 1.

Крянникова: Крянникова. Вооруженный соломинкой // Рост. 1930. № 8-9. С. 44-45.

Томашевский 1985: Томашевский Ю. В. Об одном посвящении. Попытка психологического комментария // Октябрь. 1985. № 10. С. 195-200.

Томашевский 1994: Томашевский Ю. В. (сост.) Лицо и маска Михаила Зощенко. М., 1994.

Ходасевич: Ходасевич В. Ф. Некрополь. М., 2001.

Чудакова: Чудакова М. О. Поэтика Михаила Зощенко // Чудакова М. О. Литература советского прошлого. М., 2001.

Чуковский: Чуковский К. Дневник. 1901-1929. М., 1991.

* Ср. высказывание Зощенко в статье "Основные вопросы нашей профессии": "Мои последние работы "Письма к писателю", "Возвращенная молодость" и "Голубая книга" - это поиски нового жанра" [Зощенко 1940: 333].

© M. Reikina

back

top