АЛЕКСАНДРА ВЕСЕЛОВА

РОМАН И ПАРК В ИНТЕРПРЕТАЦИИ
А. Т. БОЛОТОВА: ЕДИНСТВО ПРИНЦИПОВ
ОРГАНИЗАЦИИ ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОБЪЕКТА

Различные аспекты деятельности Андрея Тимофеевича Болотова (1738-1833), писателя, критика, философа, первого русского агронома и одного из создателей пейзажного парка в России, традиционно рассматривались изолированно. Между тем, в их основе лежат общие закономерности, которые могут быть выявлены при сравнительном анализе. В частности, сопоставление литературно-критических статей Болотова и его работ по теории пейзажного парка свидетельствует о наличии единого принципа создания любого эстетического объекта, будь то литературное произведение или парк.

В 1791 г. Болотов составил сборник из 50 критических статей, под заглавием "Мысли и беспристрастные суждения о романах как оригинальных российских, так и переведенных с иностранных языков"¹, на основании материала которого можно утверждать, что в сознании его автора существовало достаточно четкое представление о романе как жанровом образовании.

Другой сферой деятельности, в которой Болотов выступал и как теоретик, и как практик, является садово-парковое искусство. Создатель двух реальных парков, он на протяжении почти 10 лет был издателем и едва ли не единственным автором журнала для сельских жителей "Экономический магазин"², в каждом номере которого публиковал статьи по теории и истории садово-паркового искусства, как собственного сочинения, так и переводы³ из различных источников, в частности из трудов немецкого профессора эстетики К. К. Гиршфельда⁴.

Сближение литературно-критических и садово-парковых работ Болотова возможно во многом благодаря объединяющему их дидактическому пафосу. Дидактический характер деятельности Болотова в различных сферах очевиден, поэтому размышления Болотова по любому вопросу вполне правомерно рассматривать как рассуждения о правилах. Если в подобном аспекте анализировать статьи Болотова, посвященные садово-парковому искусству, и литературно-критические статьи, то нельзя не обратить внимания на ряд параллелей.

Определению жанровой принадлежности произведения Болотов уделяет пристальное внимание. При этом к каждому произведению он подходит с определенным жанровым ожиданием, которое может быть реконструировано в форме модели "идеального романа". Правомерность подобного допущения подтверждается тем, что Болотов неоднократно говорит о возможной переделке того или иного романа, причем другим автором. Так, например, о романе Ф. Эмина "Любовный вертоград, или Непреоборимое постоянство Камбера и Арисены" (1780) Болотов пишет: "если б самую ту же повесть рассказать иным тоном и описать инако, то вышла б книга, по крайней мере, достойная чтения и могущая сколько-нибудь занимать и увеселять любопытного читателя" (ЛН, 203).

Одним из наиболее важных признаков романа, по мнению Болотова, является событийность, поэтому произведение, содержащее одно событие, рассматривается им как отдельный фрагмент, который каждый, желающий написать свой роман, может использовать (например, "Дораст и Селонта, или Похвальное непостоянство", пер. с фр., 1780). Роман должен состоять из множества эпизодов различного характера: трогательных, героических, печальных и веселых, вызывающих смену настроений. В этом Болотов видит достоинство, например, романа Ретифа де Ла Бретона "Ножка Фаншеттина, или Сирота французская" (пер. с фр., 1774): "Читатель при читании оной приводится попеременно и в соболезнование, и в досаду, и в удивление, воспаляется нетерпеливостью узнать дальнейшее. Получает вдруг удовольствие и опять досаду и прискорбие, приходит в настоящее замешательство и в превеликое любопытство и наконец остается в удовольствии" (ИРЛИ, 7).

Подобным же образом хороший пейзажный парк состоит из частей разного характера: романтических, идиллических, увеселительных и так далее, которые соответственно распределяются по темным и светлым сторонам парка (Эк. Маг., XXV, 325). Характерно, что для обозначения отдельных частей как романа, так и парка Болотов использует слово "сцены". Для удачного размещения этих "сцен" необходимо достаточно большое пространство: "Мы ненавидим тесноту и ограниченность, и любим обширность, пространство и свободность" (Эк. Маг., XXXVI, 356). С учетом этих требований в пейзажных парках используются различные приемы оптического увеличения размера: от извилистых дорожек, проходящих по одним и тем же местам, но показывающих виды с разных сторон, до садовых лабиринтов, заблудившись в котором, человек может ощутить бесконечность пространства. Так же и романист создает побочные интриги и вводит дополнительные описания в том случае, если основное действие романа совершается слишком быстро и объем произведения недостаточен. Объем романа является для Болотова качественной характеристикой. Болотов выделяет романы "большие", "средственной величины", "маленькие" и "мелочные" (ИРЛИ, 27 об.-28). Даже произведение столь авторитетного писателя, как Ф. Фенелон (повесть "Аристоноевы приключения", пер. с фр., 1766), при всех его достоинствах, Болотов предлагает переделать из-за недостаточности объема: "Изящность слога и самого существа материи сей повести заставливает читателя сожалеть о том, что она слишком коротка. Если б вздумалось кому, то можно составить из нее повесть несравненно обширнейшую, ибо происшествий, рассказанных тут наисокращеннейшим образом так много, что такое перо, каково, например, Флорианово, могло б составить из них нарочитой величины книгу и выработать оную так, чтоб могла она читателям производить великое удовольствие. Но здесь единая краткость отнимает у ней всю цену. Правда читать можно и ее с удовольствием, но что, когда удовольствие сие не продолжается более как на немногие только минуты" (ИРЛИ, 120).

"Выработка" отдельных эпизодов романа необходима прежде всего при описании добродетели и в те кульминационные моменты, когда добродетель торжествует, те же эпизоды, в которых побеждает порок, должны быть свернуты, так как человеку, по мнению Болотова, созерцание добрых дел значительно приятнее, чем злых. Руководствуясь подобным принципом, устроитель парка должен устанавливать садовые скамейки, "за главное правило почитая, что наилучшие и такие места, где сидеть и отдыхать можно, располагать там, откуда бы открывались зрению как вблизи, так и вдали, приятные положения мест..." (Эк. Маг., XX, 30).

Создатель пейзажного парка делает ставку на новизну впечатлений и неожиданность. При этом удивление вызывает не только сам объект, но и внезапность его появления, так как "действие неожидаемого <...> есть внезапное постижение, составляющее некое живейшее ощущание, которое увеселяет нас в высшем градусе" (Эк. Маг., XXXVII, 5). В ход идут различные садовые хитрости и "обманки": резкие повороты, за которыми открываются прекрасные виды, обрывы и рвы с водой, устройства из зеркал, обманывающие посетителя (например, ложные выходы в гроте), эхонические сооружения, т.е. специальные устройства для распространения эха. Всем этим элементам парка Болотов посвятил отдельные статьи (Эк. Маг., XXI, 129-138; XXII, 81; XXIII, 353-368; XXIX, 97-108). Парк должен увлекать посетителя, заставлять его углубляться все дальше. Поэтому часто используется прием намека, когда едва мелькающий среди деревьев блеск воды или неожиданный поворот аллеи заставляют работать воображение гуляющего и провоцируют его, по словам Болотова, "идти оттуда далее и искать разными тропинками и обходами сквозь густой лесок туда прохода" (Эк. Маг., XX, 40).

В свою очередь, читателем романа движет любопытство, и чем искуснее оно поддерживается с помощью неожиданных сюжетных поворотов, тем больше ценит критик и читатель такой роман. Лучшими Болотов считает те романы, в которых "все узлы завязываны и развязаны искусно" (ИРЛИ, 8). Поэтому очевидным недостатком, например, романа Ж. Л. Молле "София, или Письма двух приятельниц" (пер. с фр., 1780) Болотов считает "помещенные вместо предисловиев писмы, предсказывающие многое такое уже наперед, о чем бы читателю предварительно знать совсем бы не надлежало, ибо чрез то уменьшается много его любопытства" (ЛН, 212).

Наконец, и к парку, и к роману в равной степени применяется требование "натуральности", основанное на том, что "одни только натуральные предметы, прикрашенные скромным искусством, имеют право впечатлевать в сердца неложно приятные впечатления, а вкупе утешать и самой разум" (Эк. Маг., XXV, 215). Несмотря на то, что роман основан на вымысле, любая "ненатуральность", в нем присутствующая, может повлечь за собой выход произведения за пределы жанра. Приключения нужно брать такие, которые были бы возможны в реальной жизни, и располагать их, "сообразуясь с законами натуры". Так же и для парка следует выбирать "место, украшенное уже несколько натуральными красотами", а "в самом расположении должна господствовать наивеличайшая простота и самое нерадивое и грубое составление, всему надобно казаться так, как будто делала то рука самой натуры" (Эк. Маг., XXIX, 116). Баланс между вымыслом и реальностью в романе соотносим с равновесием, которое следует соблюдать при устройстве парка, так как пейзажный парк - это творение человеческих рук, подчиненное определенной концепции. В процессе "воссозидания" садовник, "сообразуясь с положением места", должен выработать некую идею, которая ляжет в основу композиционного планирования парка.

Подобного рода многочисленные совпадения отнюдь не случайны и находят свое подтверждение в философских трудах Болотова. Одно из крупнейших философских сочинений Болотова "Путеводитель к истинному человеческому счастию…"⁵ посвящено проблеме возможности обретения счастья на земле и связанных с этим задач, которые стоят перед человеком. Болотов утверждает, что счастье возможно только в мире ином, в своем же земном существовании человек способен достичь лишь определенной степени благополучия, стремление к которому вложено в него самим Богом. Отчасти в аллегорической форме, отчасти в форме императива, Болотов излагает свою теорию благополучия. Согласно этой теории благополучие достигается тремя путями: преумножением веселия, уменьшением неудовольствия и обретением спокойствия. При этом особую осторожность следует соблюдать при "снискивании множайшего увеселения", то есть:

Искать, хотя и беспрерывно Но все таких только утех Которые б собою были Безвредны телу и душе И никогда и никакого

Ему не причиняли зла. Которы были б не противны И самому его Творцу И с волею его святою Согласовались бы всегда6.

Таким образом, увеселения должны быть богоугодны и по возможности неубыточны, а также должны содержать в себе пищу для размышлений. К числу такого рода увеселений, среди ряда других, относятся чтение и наслаждение красотами природы. Поэтому задача романиста и устроителя пейзажного парка заключается в том, чтобы доставить реципиенту максимальное удовольствие и занять его на определенное время. Сравнивая деятельность садовника и архитектора, Болотов писал: "Архитектор хочет вдруг утешить зрение, и одним разом дать ему обнять все гармоническое расположение своей работы, а устроитель сада хочет мало помалу дела свои ему показывать и утешать его долее" (Эк. Маг., XXVI, 99). Красивый парк, как и любопытный и занимательный роман, способны удовлетворить потребность человека в увеселении и отвлечь его от попыток искать других, более дорогих и вредных удовольствий, в чем и состоит, по мнению Болотова, их назначение и приносимая польза. Подтверждением такого отношения Болотова к романам может служить его неопубликованная статья "О пользе происходящей от чтения книг" из сборника "Забавы живущего в деревне"⁷. Демонстрируя безусловную пользу чтения для молодого человека, Болотов на примере вымышленного героя Клеона, в биографии которого нетрудно угадать биографию самого автора, пишет о романах: "Хотя сии книги и не такого рода, чтоб от них какой пользы надеяться можно было, однако они, по крайней мере, ему вреда не делали, но напротив того, ту пользу принесли, что он в немецком языке утвердился и об обыкновениях многих иностранных земель получил понятие, а паче всего за чтением оных не имел времени делать товарищам своим компанию и чрез то впасть в такое же непостоянство, беспутство и мотовство, в какое они впали, и сделаться негодным человеком"⁸.

Таким образом, сравнение литературно-критических и садоводческих суждений Болотова (в основе своей не оригинальных) убедительно демонстрирует определенную системность его эстетических взглядов. Болотова нельзя назвать оригинальным мыслителем, но, обладая несомненным талантом компилятора, он сумел объединить разрозненные идеи в единую философско-эстетическую систему, подчинив их своей прагматической задаче, одной из особенностей которой стали попытки применения неких общих правил организации эстетического объекта на разном материале.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Мысли и беспристрастные суждения о романах как оригинальных российских, так и переведенных с иностранных языков Андрея Болотова. РО ИРЛИ. Ф. 537. Ед. хр. № 14. 173 лл. Далее ссылки даются в тексте (ИРЛИ, с указанием листа). 13 статей из сборника опубликованы: Литературное наследство. М., 1933. Т. IX-X. С. 194-221. Далее ссылки на это издание даются в тексте (ЛН, с указанием страницы).
2. Экономический Магазин, или Собрание всяческих экономических известий, опытов, открытий, замечаний, наставлений, записок, советов... Ч. I-XL. М., 1780-1789. Далее ссылки даются в тексте (Эк. Маг., с указанием тома и страницы).
3. В данной работе и статьи и переводы Болотова в равной степени привлекаются для анализа, так как, с одной стороны, переводы Болотова были весьма вольными и выборочными, с другой - статьи, написанные самим Болотовым, тоже во многом не оригинальны и являются изложением общих для европейского садово-паркового искусства того времени мест.
4. Перевод сделан по изданию: Hirschfeld C. C. Teorie de l'art des jardins. T. 4. Leipzig, 1783.
5. Болотов А.. Т. Путеводитель к истинному человеческому счастию, или Опыт нравоучительных и отчасти философических рассуждений о благополучии человеческой жизни и средствах к приобретению оного. М., 1784. Ч. I-III.
6. Болотов А. Т. К человеку, хотящему быти счастливым // Собрание мелких сочинений в стихах и в прозе Андрея Болотова. Т. 1. РО РНБ. Ф. 89. Ед. хр. 65. Л. 140-153.
7. Болотов А Т. О пользе, происходящей от чтения книг // Болотов А. Т. Забавы живущего в деревне, или Собрание разных мелких нравоучительных, сатирических, натурологических и других, отчасти важных, отчасти забавных сочинений, писаных в разные часы для пользы и удовольствия себя и другим людям одним россиянином, сочинявшим некогда детскую философию и разные другие книги. РО РНБ. Ф. 89. Ед. хр. 64. Л. 32-45 об. Статья принята в печать : XVIII век. Сб. 21.
8. Там же. Л. 35 об.

© A. Veselova

back

top