TSQ on FACEBOOK
 
 

TSQ Library TСЯ 34, 2010TSQ 34

Toronto Slavic Annual 2003Toronto Slavic Annual 2003

Steinberg-coverArkadii Shteinvberg. The second way

Anna Akhmatova in 60sRoman Timenchik. Anna Akhmatova in 60s

Le Studio Franco-RusseLe Studio Franco-Russe

 Skorina's emblem

University of Toronto · Academic Electronic Journal in Slavic Studies

Toronto Slavic Quarterly

Александр Кобринский

Кузмин и Пушкин
или Кем и для чего был совершен "Набег на Барсуковку"?*


Рассказ М.Кузмина "Набег на Барсуковку" появился в № 13 "Свободного журнала" за 1914 год и. в общем, не привлек ровным счетом почти никакого внимания. Рассказ был написан легко и просто, в его основе лежала весьма нарочито сконструированная ситуация из эпохи крепостного права. В самой этой ситуации тоже не было ничего особенно нового. Любовь девушки и молодого человека, принадлежащих к враждующим соседским помещичьим фамилиям - и остроумная инсценировка, придуманная, чтобы соединить любящих, преодолев эту вражду. Стандартный и весьма старый сюжет. По предложенной еще Б.Эйхенбаумом типологии кузминской прозы этот рассказ, наряду, например, со смежными ему ("Шар на клумбе"), относится к повествованию с "изящным, забавным рассказчиком", повествующим о мелких вещах, причем сами эти вещи имеют "иногда вид простых анекдотов <…>, а иногда заразительно-смешных, озорных…".(1)

О квазипушкинской позиции Кузмина в сборнике "Сети" неоднократно писали, как и о транслировании пушкинских мотивов в его прозе.(2) Однако следует признать, что мотивы пушкинской прозы в "Набеге на Барсуковку" играют принципиально иную роль, и сам Кузмин начинает рассказ, фактически, с автометаописания:

"Не ладилось почему-то в этот день вышиванье у Машеньки, то в синее поле нанижет зеленого бисеру, то лилового в розы пустит, то желтый рассыпется…" (3)

Конечно, тут видится прежде всего кузминская автоцитация: мотив бисерного кошелька, который девушка вышивает жениху - сквозной для лирики Кузмина (4), он начинается с самого первого стихотворения его первого сборника стихов "Сети":


вы - барышни в бандо,
с чувством играющие вальсы Маркалью,
вышивающие бисером кошельки
для женихов в далеких походах, -

получая свое наивысшее развитие в цикле из "Глиняных голубков", который так и называется: "Бисерные кошельки". Таким образом ситуация уже имплицитно маркируется как любовная, хотя о том, что у Маши есть возлюбленный - Григорий Ильичевский, с которым она тайком видится, читатель узнает чуть позже. Однако автометаописательный смысл мотива заключается в другом - акцент тут должен ставиться не на том, что именно вышивается, а на самом процессе, который представляет собой "нанизывание" бисера разных цветов на основу. Этот мотив в контексте творчества Кузмина оказывается связан и с рассеянностью девушки, испытавшей первое любовное чувство. В "Александрийский песнях" мы встречаемся с такой рассеянностью героини, работающей на ткацком станке:


Мать, вернувшись, сказала:
"Что это, Зоя,
вместо нарцисса ты выткала розу?
что у тебя в голове?"
Не знаю, как это случилось

Ср. в "Набеге на Барсуковку" Маша уже четвертый месяц вышивает кошелек для Григория, "рассыпания бисер и путая цвета" (с.300).

В силу общеизвестности, видимо, нет необходимости приводить многочисленные доводы в пользу того, что перед нами - старейшая метафора творчества, восходящая в русской литературе к орнаментальному стилю "плетения словес" у Епифания Премудрого. Однако, рассказ Кузмина меньше всего можно отнести к орнаментальной прозе, поэтому правомерной представляется постановка вопроса: а что же тогда "нанизывается", "сплетается", "вышивается" в "Набеге на Барсуковку"?

Ответ на этот вопрос может быть получен в результате анализа сюжетных линий текста. Прежде всего, нетрудно заметить, что основной фабульный ход, связанный с любовью детей из враждующих семей, восходящий к различным фольклорным эпосам и нашедший свой апофеоз в трагедии Шекспира "Ромео и Джульетта", заимствуется Кузминым из пушкинского "Дубровского", причем легко выявляется целый ряд интертекстуальных схождений. Ряд этот начинается именем героини - Маша, что отсылает к дочери Кирилы Петровича Троекурова. После того, как Петр Трифоныч, машин отец, узнает о ее отношениях с Ильичевским, Маша оказывается запертой в комнате - как и пушкинская героиня - в ожидании спасения от своего возлюбленного. Захват Барсуковки "войском" Ильичевского оказывается "машкерадом", что немедленно актуализирует семантику "потешных" полков. Но "потешные" полки, созданные Петром I, становятся очень быстро гвардейскими - это Преображенский и Семеновский лейб-гвардии полки. И оба эти первые русские полки лейб-гвардии немедленно оказываются в центре интертекстуальной игры Кузмина, причем узнаваем и кузминский принцип кодирования текста - по смежности внутри оппозиционной пары, когда один элемент заменяет второй.

Напомним, что в тексте рассказа Петр Трифоныч Барсуков говорит о себе как о полковнике Преображенского полка. Даже если иметь в виду, что чин полковника он получил при выходе в отставку, пребывая до этого момента майором (в гвардии чин подполковника к тому времени уже отсутствовал), это был все равно очень высокий чин. Достаточно сказать, что в 1810 году в Преображенском полку числилось всего 9 штаб-офицеров. Полковничий чин в гвардии был равен армейскому генерал-лейтенанту, что заставляет вспомнить Кирилу Петровича Троекурова, чей чин генерал-аншефа был выше в табели о рангах всего на одну ступень. Семеновский же полк (как второй элемент оппозиции главных гвардейских полков России) относится ко второму пласту пушкинских мотивов в рассказе, отсылая к "Капитанской дочке", где Петруша Гринев еще в утробе матери был записан в Семеновский полк сержантом, напомним, что его начальником в этом полку является "маиор гвардии князя Б.", прототипом которого является сам командир полка Яков Брюс. (5) Как и в "Дубровском" возлюбленную героя "Капитанской дочки" зовут Машей, что также позволяет говорить об обоих пушкинских повестях как о подтексте рассказа Кузмина. Характерной деталью объединяющей эти три текста являются также весьма схожие признаки "волнения мыслей" персонажей. Троекуров насвистывает "Гром победы раздавайся", отец Петруши Гринева читает Придворный календарь. Кузмин создает некую контаминацию: его Петр Трифоныч Барсуков барабанит пальцами Преображенский марш (ср. "старинный марш", который насвистывает во время чтения календаря Андрей Петрович Гринев), а в ожидании разбойников читает "календарь за 1811 год".

Ирония Кузмина, изображающая машиного брата Илью Барсукова, изучающим в самые неподходящие моменты роман Руссо "Эмиль или О воспитании" и мечтающим "о правильном воспитании своих будущих детей" (с.308), связана с хронологическим сдвигом. Популярность Руссо в России была чрезвычайно высока в последней трети XVIII века, и именно тогда предпринимались активные попытки воспитывать детей в духе "Эмиля", что кстати порождало многочисленные анекдоты. В своих записках профессор Б.Тьебо пересказывает один из таких анекдотов со слов князя Долгорукого: "Один хороший мой знакомый, отец семейства (говорил князь), имел шестерых сыновей. Пришла пора начать воспитание самого младшего из них; в это время появился "Эмиль" Ж.-Ж. Руссо. Отец семейства рассудил, что ему лучшего ничего не остается, как последовать наставлениям этой книги. Когда воспитание окончилось, отец, в отчаянии, написал знаменитому автору, что, приняв предложенный им метод воспитания, он только сделал из своего младшего сына какого-то урода (monstre); а Руссо отвечал ему, что, издавая свою книгу, он имел основание надеяться, что ее будут читать, но вовсе и не воображал, чтобы нашелся отец семейства, который руководствовался бы на практик содержанием этой книги". (6) Остается добавить, что роман Руссо появился в 1762 году, а страстным приверженцем "Эмиля", о котором рассказывал Долгоруков, был граф Головкин. Таким образом, Кузмин не только иронизирует над персонажем, ищущим жизненных рецептов на любой случай в философских сочинениях, но и, благодаря некоторому анахронизму (действие рассказа явно происходит не ранее третьего десятилетия XIX века, когда Руссо в России воспринимался уже почти исключительно как писатель, а его философские и педагогические произведения уже не имели столь рьяных последователей, стремящихся немедленно воплощать их в жизнь), создает иронический подтекст. Ирония Кузмина распространяется и на Григория Ильичевского (ср. параллель - Илья Барсуков - Григорий Ильичевский): если Барсуков-младший вычитывает в книгах, как надо жить, то Ильичевский - сам создает ирреальный, придуманный мир. Его возлюбленная Маша Барсукова выросла на романтических штампах, и она в своем сознании оперирует исключительно этими штампами (что в своих мечтах об умыкании, что в своей страстной речи на постоялом дворе, которая по стилистике вся представляет собой цитату из плохого романа).

Каково же время действия "Набега на Барсуковку"? Оно не указано точно, но его можно попытаться восстановить по упоминаемым в рассказе музыкальным произведениям, которые почти все относятся ко второму десятилетию XIX века. Самая ранняя дата - 1811 год (календарь именно за этот год читает Барсуков-старший). Из композиторов Петр Трифоныч предпочитает Россини и часто насвистывает увертюру к его опере "Елисавета" ("Елизавета, королева Англии") (1815). Его сын Илья иногда исполняет для отца другие произведения Россини - "Итальянка в Алжире" (1813) и "Сороку-воровку" (1817), хотя сам больше всего любит Бетховена. Все бы ничего - и можно было бы спокойно датировать действие рассказа примерно 1820-м годом, однако в тексте также сообщается, что "отец не понимал Бетховена <…> и находил, что Улыбышев прав в своем суждении о Бетховене" (с.300). Вот это уже создает определенные проблемы, ибо известный музыкальный критик Александр Дмитриевич Улыбышев свою первую работу опубликовал только в 1825 году, а книгу "Beethoven, ses critiques et ses glossateurs", в которой высказал достаточно спорные суждения о композиторе и которая вызвала многочисленные возражения, - в Лейпциге в 1857 году! Если ориентироваться на эту дату и помнить, что описываются времена крепостного права, то следует сделать вывод, что действие происходит в 1858 - 1860 годы, т.е. - во времена Александра II, что, конечно, невозможно. Таким образом, упоминание работы Улыбышева представляет собой совершенный анахронизм, введенный Кузминым для подчеркивания иронической тональности повествования. (7)

Таким же анахронизмом является указывающая на пушкинский подтекст, является пушка, которая перекочевала к мужикам Ильичевского явно непосредственно от разбойников Дубровского. Откуда попала пушка к самому Дубровскому сказать сложно, но можно предположить, что она была отбита в одной из стычек с посланными на его поимку солдатами. А вот где раздобыл пушку Ильичевский? Для помещика средней руки это было нереально ни в 1820-е годы, ни, тем более, в 1850-е. Пушка возникает в рассказе Кузмина не только как прямая и овеществленная цитата из "Дубровского" и - отчасти - из "Капитанской дочки, где фигурирует единственная пушка, состоящая на вооружении защитников Белогорской крепости (между прочим, "подметное письмо" Ильичевского - тоже не что иное, как трансформированное письмо пугачевцев к белогорским казакам), но и как цитата-иероглиф, указывающая на самого автора подтекста - Пушкина.

Таким образом, получается, что основная смысловая зона рассказа Кузмина лежит вне самого произведения - и располагается в плоскости интертекстуальных связей с пушкинскими повестями. Судя по всему, перед нами случай "несмешной пародии" (наподобие приводимых Тыняновым в статье "О пародии" в качестве подобных примеров пародий Полевого и Панаева). Отношение рассказа Кузмина к повестям Пушкина - это отношения пародичности, в то время, как объектом пародии становится сам принцип построения текста, при котором любые заимствуемые элементы пародируемого материала, насыщенные пафосом, попадают в контекст, в котором пафос вообще невозможен. Пародийный эффект поддерживается сразу на нескольких уровнях. Уровень автометаописания - это вводимый с самого начала рассказа мотив вышитых кошельков, указывающий на принцип сплетения заимствованных сюжетных ходов. Уровень открытой и скрытой цитации, эксплицирующий интертекстуальное взаимодействие и указывающий на материал пародии, что необходимое для создания пародийного эффекта. Наконец, - и это, видимо, главное, - метасюжетный уровень самого рассказа - когда элементы, составляющие его кульминацию, в конце оказываются фиктивными (таким образом, опровергается сама возможность пафосного отношения к реальности).

О чем жалеет Машенька, когда все проясняется? "Конечно, я люблю тебя по-прежнему и женой твоей быть согласна, но ах, зачем все это приключение - не более, как маскарадная шутка?" - говорит она своему жениху (с.316). Оказывается, что в этом мире, во-первых, все уже ранее состоялось (безусловно, Ильичевский сознательно строит свой "набег" на Барсуковку по пушкинскому образцу), и возможно только повторение уже бывшего. Во-вторых, реализуется шекспировская метафора о мире-театре - в кузминском контексте вольно или невольно все играют заранее написанные роли. И, наконец, все самые напряженные, даже, порой, трагические жизненные коллизии заранее обречены быть сведенными к простым, легким, в чем-то даже смешным сюжетным рисункам, в чем-то даже смешным сюжетным рисункам.

Думается, что настоящим объектом пародии Кузмина являются его собственные принципы творчества, уже сформулированные к тому времени в статье "О прекрасной ясности" (статья была опубликована в № 1 "Аполлона" за 1910 год, тогда как "Набег на Барсуковку", скорее всего, был написан в 1914 году), и таким образом, рассказ может считаться автопародией. Возможно, решая этот вопрос, нужно учесть еще и автобиографический след, который Кузмин оставил в тексте: Петр Трифоныч Барсуков, узнав, что его дочь встречалась с заклятым врагом Ильичевским "в пылу гнева сначала хотел на следующее утро поехать к соседу и избить его, "как щенка", но, подумав и поговорив с сыном, решил стреляться с Ильичевским, так как последний, хотя "каналья и масон", был дворянин тем не менее, и не подобало унижать благородного звания" (с.305). За этими размышлениями Барсукова более чем явно встает история столкновения самого Кузмина с Сергеем Шварсалоном в октябре 1912 года. Как известно, Шварсалон вступился за честь своей сестры Веры Шварсалон, которая в то время была уже беременна от своего отчима Вячеслава Иванова и вскоре вышла за него замуж. Причиной столкновения были недостойные слухи, которые об этой истории распространял Кузмин, долгое время живший на "башне" Вяч. Иванова. Когда Шварсалон вызвал Вяч. Иванова на дуэль, секунданты Шварсалона А. Скалдин и А. Залеманов получили извещение, что Кузмин отказывается от принятия вызова, и причиной отказа Кузмина является сословное неравенство. Удар тут наносился одновременно по двум направлениям - с одной стороны, это был намек на происхождение С.Шварсалона, чьим отцом был еврей, а с другой, - на самого Вяч. Иванова, который по материнской линии происходил из духовного сословия. Взбешенный Шварсалон избил Кузмина в антракте спектакля "Изнанка жизни", который давался в театре Рейнеке.(8) Таким образом, порыв Барсукова-старшего избить Ильичевского, с одной стороны, - конечно, тоже мотив, взятый из Дубровского (как известно, напасть на имение соседа, разорить ее и осадить помещика в его усадьбе были Кириле Петровичу Троекурову "не в диковину"). Но с другой стороны, - этот фрагмент текста не может прочитываться без проекции на события 1912 года как на подтверждение Кузминым своей позиции о том, что дуэль возможна (и необходима) только в рамках дворянского сословия.

Благодарю Н.А.Богомолова за консультацию при обсуждении времени написания рассказа Н. Кузмина.

* - Работа выполнена в рамках проекта "Поэзия русского модернизма как целостное литературное явление", поддержанного грантом Президента РФ для молодых докторов наук


    Примечания

  1. Эйхенбаум Б. О прозе М. Кузмина // Эйхенбаум Б. О литературе. М., 1987. С.350.
  2. Ср., например: "…собственное отношение Кузмина к пушкинской теме отличается от той комбинаторики с пушкинским именем, в которую его внедрил Брюсов. Примечательно, что первый известный нам текст Кузмина -небольшая новелла "В пустыне" (1898) практически повторяет сюжетные коллизии пушкинского "Пророка", а еще одной заветной, явно пушкинской, мечтой Кузмина. прежде всего выраженной в частой номинации стихотворений главами, станет создание "романа в стихах". Некоторые аспекты этой поздней стратегии Кузмина, частично воплощенной в поэтике цикла "Форель разбивает лед", можно заметить и в "Сетях": как в намеренном введении в текст "прозаизмов" - конкретных имен и фамилий из "своего" круга, словоформ "вещного мира", так и в "интимизации" поэзии. И именно эти откровенно пропушкинские принципы поэтики были узнаны авторами пародий на Кузмина и были подвергнуты пародийному осмеянию". (Корниенко С. Поэтика книги стихов М.Кузмина "Сети". Автореф. дисс. … канд. филол. наук. Новосибирск, 2000. С.13).
  3. Кузмин М. Проза. Т.4 Berkeley, 1985 (Modern Russian. Literature and Culture. Studies ans texts. Vol.17). С.295. Далее ссылки на текст рассказа будут даваться по этому изданию в тексте с указанием в скобках номера страницы.
  4. Это отмечал, в частности, Н.Богомолов в комментариях к изданию: Кузмин М. Стихотворения. СПб., 1996 ("Новая библиотека поэта"). С.729.
  5. См. об этом и о хронологии событий повести: Осповат А. Когда был записан в гвардию Петруша Гринев? (К текстологии и историографии "Капитанской дочки") // Пушкинские чтения в Тарту. 2. Тарту, 2000. С. 216-227.
  6. Тьебо Б. Записки. [Извлечения] // Русская старина, 1877. Т. 20. № 11. С. 520.
  7. Ср. слова Л. Вольперт о статье А. Осповата "Исторический материал и исторические аллюзии в "Капитанской дочке" (Тыняновский сборник. Вып.10. М., 1998. С.40-67): "Описывая релятивность исторических аллюзий в "Капитанской дочке", он, фактически, затронул и глубинные пласты иронии. Хотя ученый о них прямо не говорит, на самом деле речь идет о скрытых механизмах иронии в романе, недоступных современному исследователю без специального исторического комментария" (Вольперт И. Ирония в романах "Капитанская дочка" и "Красное и черное" // Лотмановский сборник М., 2003).
  8. Об этом инциденте - см., например: Азадовский К. Эпизоды // Новое литературное обозрение. 1994. № 10. С. 123-129.
  9. step back back   top Top
University of Toronto University of Toronto