Ольга Кушлина

Сухой тост

Мне казалось, что я не смогу ни слова сказать в этом формате и жанре, - "сухого тоста", что ли; да и совести не хватит - дезертиру от филологии чествовать генерала. С нашими чинами… Но пишу этот текст 7 ноября. В день, когда вдруг почувствовала себя полной сиротой - в профессиональном, литературоведческом отношении.

Очень важно знать, что существуют ведущие, когда ты - ведомый. Без людей, задающих высоту планки (хотя тебе самому не перепрыгнуть, не взять высоты!), планка опускается так низко, что тогда тебе и не проползти под ней, да и противно ползать.

Кажется, в таком случае говорят что-то другое - о научных заслугах юбиляра или о стаже знакомства с почтенным ученым. О первом - не могу, по понятным причинам (см. выше), а в вопросе о том, когда мы всё-таки познакомились, постараюсь сейчас разобраться.

В 1980 году в убогом журнале "Памир" почему-то была напечатана моя (убогая, - тоже убогая, успокойся, читатель), статья об Агнивцеве. Невероятно быстро на неё откликнулся Р.Д., узнав мой адрес у общих знакомых - бывших рижан, сосланных в Душанбе. Меня тогда до полного обморока потрясло осознание того, что твою статью могут прочитать, да еще и профессионально. То, что мы, студенты и аспиранты, зачитывались Тартускими сборниками, - это понятно, без этого было не выжить, - но мой лепет - зачем? Тогда я еще не знала, что Р.Д. читает - всё - сплошь, что хоть как-то касается его интересов. Отзыв был непропорционально щедрым по отношению к тексту (разумеется, помню, как первый отзыв в своей жизни): "написано лихо, как пишется только в молодости". Ох, не пишется лихо, давно уже не пишется, Роман Давидович, правы Вы оказались, - и слава Богу. Кстати, сколько тогда Вам было, когда Вы сокрушались о прошедшей молодости? 35?

Так завязалась переписка. Оказавшись одновременно в Москве, мы могли иногда поговорить по телефону, потом - возможно - сидели за соседними столами в Спецхране Ленинки или ЦГАЛИ, потом возвращались каждый в свою "провинцию у моря" (Р.Д. как-то сознался в одном из писем, что это тоже его любимая строчка Бродского), и длили нерегулярную - по мере деловых надобностей - эпистолярию. Одно из посланий из Риги было написано на восхитительной бумаге начала века. Этот листок я до сих пор храню, несмотря на то, что почти всё в своей жизни растеряла. Первый листок старой бумаги с водяными знаками, которую с тех пор коллекционирую. Собственно говоря, и это мое виртуальное письмо следовало бы вложить в "секретку", она приготовлена как подарок - а чем еще я могу отдариться? Не пришли Вы мне тогда эту ветхую бумажку, не рванула бы я в столицы и в архивы, где этих бумажек - тьма, может, и жизнь пошла по другому руслу…

Настоящие встречи с Р.Д. были на страницах научных журналов, - встречи всегда радостные (простой критерий качества: фамилии-сигналы, - если их видишь в оглавлении, то с них и начинаешь читать сборник). Досадные встречи - на листках использования в архивах. Думаю, не одна я приходила в ярость, когда после долгих поисков, вынюхивания и огуливания сотрудников, тебе приносили заветную единицу хранения, где на вредном листке значился единственный автограф: "см., Тименчик". Однажды, между нашими двумя подписями встряла еще одна, прекрасная. Единицей хранения в ЦГАЛИ был альбом сумасшедшего коллекционера, какого-то "Миши Котикова", который собирал всё: подтяжки знаменитостей, пуки волос, прочую мерзость, которую ему издевательски и дарили. Так вот, после сдержанной - обычной - отметки "см., Тименчик", стояло: "См. с отвращением", - дальше нрзб.

В Питере в перерыве одной из конференций улизнуть мне не удалось, и нас всё-таки представили друг другу. - Не прошло и двадцати лет… Роман Давидович в ответ смотрел на меня грустно, как Маковский на Черубину.

По-настоящему мы встретились, наверное, только год назад в Иерусалиме, где цвели декабрьские розы (и правильно делали, что цвели, я так давно их не видела, декабрьских роз - ни разу, после Таджикистана), а квартира Тименчиков удивительно напоминала коттедж на Рижском взморье (где я ни разу не бывала, но уверена - похоже). Потом мы бродили в пригороде в старом оливковом саду при закрытом монастыре (в этот день почему-то все монастыри оказались закрыты), и молчали. У Р.Д. болел зуб (простите за подробность), а у меня тоже, - но в этом я не призналась, иначе спутники могли бы решить, что и здесь я подражаю и завидую Тименчику.

© O. Kushlina

back

top