Татьяна Кладо. Стихотворения

Вновь Серебряный век. Кажется, что за последние пятнадцать - двадцать лет он изучен вдоль и поперек. И, тем не менее, это мощное явление в истории русской словесности то и дело предлагает новые открытия. О замечательном ученом, поэте и переводчике - Татьяне Николаевне Кладо (1899-1972) - известно, скорее всего, немногим. А ведь она навсегда вписала свое имя в историю культуры и науки России.

Родители Т. Н. Кладо были людьми неординарными. Отец, Николай Лаврентьевич Кладо (1862-1919), военно-морской теоретик, дослужился до чина генерал-майора и был профессором Морской академии. После революции он продолжал служить в Академии, в 1917 году указом Ленина был назначен ее начальником и оставался им до 1919 года, когда в Академии - случайно или неслучайно - произошло массовое отравление и он погиб. Мать Татьяны Николаевы - Анна Карловна, урожденная Боане (по второму мужу Яворовская, 1869-1939), литератор, держательница нескольких довольно популярных журналов, включая "Новый журнал для всех" (1908-1917). После революции о ней известно лишь то, что она пыталась продолжать издательскую деятельность, напечатала, как оказалось, фальшивые дневники Вырубовой, а дальше ее следы теряются в тюрьмах...

Закончив с золотой медалью Гатчинскую гимназию, Татьяна Николаевна Кладо поступила на физико-математический факультет Бестужевских курсов, окончила их и была принята на работу на аэрологическое отделение Павловской метеорологической обсерватории. В то время такое считалось немалым достижением для женщины, но Татьяна Николаевна добилась большего. В 1922-1923 годах она сдала государственные экзамены в Петербургском университете и стала первой научной сотрудницей с высшим образованием в Главной физической лаборатории, первой женщиной-аэрологом в России и в мире.

Стихи Татьяна Николаевна, по-видимому, писала с самой ранней юности и публиковала их в 1915-1917 годах, подписываясь Т.К. или О.Дальк, во многих журналах, включая и те, которые принадлежали ее матери. Лейтмотив лирики Т. Н. Кладо - несчастная любовь, которая заставляла автора внимательно вглядываться и в собственную душу, и в мир природы, ее собеседницы, наперсницы, подруги. Стихотворения Кладо, как правило, печальны, но их "печаль светла". Это, безусловно, женская поэзия, но как будто впервые сказавшая о том, что безответная любовь обогащает личность поэтессы, если, конечно, поэтесса состоялась как личность.

После революции литературная жизнь - с закрытием журналов и издательств - резко изменилась, и когда по инициативе Максима Горького в Петрограде появилось издательство "Всемирная литература", а заведующим поэтической редакции в нем стал Николай Степанович Гумилев, к работе над переводом знаменитой английской поэзии на русский язык была привлечена среди многих других замечательных поэтов и Татьяна Николаевна Кладо. В РГАЛИ (фонд издательства "Всемирная литература") сохранились переводы Кладо на русский язык восточной поэмы "Гяур" для подготавливавшегося издательством полного собрания сочинений Д.Г.Байрона (1788-1824), поэмы "Канун Святой Агнессы" Джона Китса (1795-1823), и стихотворений почти неизвестного у нас, но знаменитого поэта и художника Данте Габриэля Россетти (1828-1882)*, главы прерафаэлитов, который индустриальной обезличенности противопоставлял чувственный и мистический культ средневековой красоты. Время создания этих переводов трудно определить точнее, чем 1918-1921 годами, то есть между годом создания издательства и годом гибели Гумилева.

В начале 1930-х годов Татьяна Николаевна работала в Павловской обсерватории и переводила на русский язык роман "Очарованная душа" Ромена Роллана. Она очень спешила, хотела довести перевод до конца... Но в 1935 году случился печально знаменитый "кировский поток", и Татьяне Николаевне пришлось покинуть Ленинград и полностью оторваться от научной и литературной работы. До 1947 года она жила в ссылке под Саратовым и работала бухгалтером в совхозе (по крайней мере, у нее была работа, и, возможно, она не голодала).

Вернувшись в Ленинград, Татьяна Николаевна стала переводить научную литературу, потом занялась популяризацией и историей науки. Подготовила несколько книг. В 1955 году, когда времена стали "вегетарианскими", Т. Кладо приняли в штат Ленинградского отделения Института истории естествознания и техники АН СССР, где первая в мире женщина-аэролог прослужила до конца жизни.

* - Собственных стихотворений после 1917 г. она не публиковала.

Татьяна Кладо

          Липы в золотистых уборах

Низко над тропинкой нависли.
Листьев умирающих шорох,
Тихие осенние мысли...

Блекнущие грустные краски,
Хмурых облаков покрывало...
Может быть, весенние сказки
Я себе сама нашептала?

Все, что недоступно, невольно
Сердцу и нужней, и дороже...
Может быть, и это не больно,
Может быть, забудется тоже.

Снова розовый свет на севере,
Поздний свет, туманный и слабый.
В доцветающем, душном клевере
До рассвета бродить могла бы.

Все бродить и думать без устали,
Как печально судьбой назначено,
Под березами странно-грустными,
Под вечерним небом прозрачным.

Примириться душа не может
И от сна не хочет очнуться -
Слишком больно, что это прожито,
Слишком жаль назад оглянуться...

      Оттепель

С неба льется яркий свет,
С крыш - веселая капель.
На душе весенний бред...
Чем сегодня не Апрель?

Небо чисто и светло,
Легкой дымкой скрыта даль...
Что-то новое пришло,
Завершенного не жаль.

Тайна манит и зовет,
А обманет - ну так что ж?
Смутный шум весенних вод
Не постигнешь, не поймешь!

На душе - весенний бред
И весенняя тоска...
Хочешь верь, а хочешь нет, -
Все равно, весна близка.

На столе развернула план,
Справиться о чем-то по делу.
И над картой знакомых стран
Мыслями далеко улетела.

Это все ведь родные места, -
Эти знаки, черточки и точки.
Это ведь душа заперта
В маленьком зеленом кусочке.

Начертить и вымерить строго
Поручили скучному кому-то...
Мысленно иду по дорогам,
Вспоминаю каждую минуту.

И под властью нежданной боли
Забываю про время, про дела...
Ведь на этом маленьком поле
Целая жизнь прошла.

А если к победе душа остыла
И труден холодный путь без цели?
А если я Золушка, в самом деле,
И рыцарем быть - не хватает силы?

А если в жизни все - лишь минутное,
И с новой минутой - в новой маске?
Что, если вечно душа опутана
Только исканьем волшебной сказки?

Чем вот сейчас прогоню тоску
О том, чтоб принц из страны туманной
Меня одну искал неустанно
По оброненному башмачку?

В вагоне, на узком оконце
Узоры последней стужи,
А между рельсами лужи,
И в них отражается солнце.

Пространства снежные, белые,
Веселый, задорный ветер.
Ну что, ну что я поделаю,
Если весело все на свете?

И яркие тени по склонам,
И заросли верб по оврагам,
И старый сторож с зеленым
На палку накрученным флагом.

Я ищу и жду неустанно,
Моя надежда всегда на страже,
Хоть это не вяжется до странности
С явным сознанием, что все - миражи.

Так все во мне - противоречие,
И слыву сухой и суровой,
А не раз казалось с новой встречей,
Что должно начаться что-то новое.

И дни мои, тревожно-унылые,
Озарялись вновь каким-то светом...
И все, кого я любила,
Никогда не знали об этом.

      Август

Небо стынет в осеннем холоде,
Умирают листья, желтея,
Одиноко падают желуди
На песок пустынной аллеи.

Чуть заметно клены румянятся,
Покраснели кисти рябины...
Скоро долгий вечер потянется,
Бесконечно грустный и длинный.

Будет старый клен пожелтелый
За окном шуметь монотонно...
Буду ждать, ничего не делая,
Резкого звонка почтальона.

      Весеннее

Бродила по вязкой пашне,
Спускала ручьи под гору.
Как мне знакомо всегдашнее:
"Ведь это девочке впору".

Сегодня вернулась в город,
Высокую, скучную клетку.
Привезла с собой целый ворох
Ольховых, березовых веток.

Вот и все, - и весне конец,
Завтра будни, праздник прошел.
Только будет ворчать отец,
Что сережки пылят на столе.

Точно в апреле, горят луга, -
Сплошь одуванчиков желтые звезды,
Днем забываешь, что ночь долга,
Днем забываешь, что слишком поздно.

Можно бы верить обману тепла,
Солнцу, такому ласково нежному,
Верить, что впрямь весна не ушла,
Время стояло, и все по-прежнему.

Только березы вот на балкон
Первые желтые листья бросили,
Только твердит однотонный звон
О неизбежном, о близкой осени.

© L. Volodarskaia

back

top