Михаил Безродный

ЛОВИТВА

Родословная рифмы изложена в стихотворениях Пушкина "Рифма, звучная подруга..." (1828) и "Рифма" (1830): отцом в обоих назван Аполлон, а матерью в первом - Мнемозина, во втором - нимфа Эхо. В поисках источников этого сюжета было обнаружено "Происхождение рифм" (1819) А. Склабовского - переложение анонимного польского "Powstanie rymów", в котором отцом рифмы выступает Аполлон, а матерью - Каллиопа (1). Все названные сочинения оксюморонны: древние греки обходились без рифмы. Оксюморонность обыграна в "Рифме" Пушкина: стилизованный под перевод с древнегреческого, текст не зарифмован, однако сюжет построен "на созвучии рифма-нимфа" (2).

Вяземский откликнулся на стихотворение "Рифма, звонкая подруга..." размышлениями о своих отношениях с рифмой ("соблазнительницей" и "подругой") - "Пора стихами заговеться..." (1867?). Пушкинская строфика - ААбВВб - здесь повторена, но начиная лишь с четвертой строфы; в первых же трех строфах начальные два стиха оставлены холостыми - для иллюстрации тезиса:

На старости, уже преклонной,
Смешно и даже беззаконно
С собой любовницу таскать.

В стихотворении Сологуба "Рифма" (1880):

Сладкозвучная богиня,
Рифма золотая,
Слух чарует, стих созвучьем
Звонким замыкая.
И капризна, и лукава,
Вечно убегает.
Гений сам порой не сразу
Резвую поймает.

Чтоб всегда иметь шалунью
Рифму под рукою,
Изучай прилежно слово
Трезвой головою.
Сам трудись ты, но на рифму
Не надень оковы:
Муза любит стих свободный,
И живой и новый

зарифмованы только четные стихи - не потому ли, что стихотворцу предписывается и держать непоседу "под рукою", и предоставлять ей свободу? Тональность нормативной поэтики и представление о поиске рифмы как о ловле беглянки, по-видимому, восходят к Буало (Art poétique, сh. I, 27-36):

Quelque sujet qu'on traite, ou plaisant, ou sublime,
Que toujours le bon sens s'accorde avec la rime:
L'un l'autre vainement ils semblent se haïr;

La rime est une esclave, et ne doit qu'obéir:
Lorsqu'à la bien chercher d'abord on s'évertue,
L'esprit à la trouver aisément s'habitue;
Au joug de la raison sans peine elle fléchit,
Et, loin de la gêner, la sert et l'enrichit.
Mais lorsqu'on la néglige, elle devient rebelle,
Et pour la rattraper le sens court après elle.

Эпитет "сладкозвучная" и уподобление рифмы богине побуждают вспомнить "Рифму, звучную подругу...", а обращение "шалунья" - строчку "Прости же, милая шалунья" из упомянутого выше стихотворения Вяземского.

В том же поэтологическом контексте нужно рассматривать и "Эхо" (1905) Блока:

К зеленому лугу, взывая, внимая,
Иду по шуршащей листве.
И месяц холодный стоит, не сгорая,
Зеленым серпом в синеве.

Листва кружевная!
Осеннее злато!
Зову - и трикраты
Мне издали звонко
Ответствует нимфа, ответствует Эхо,
Как будто в поля золотого заката
Гонимая богом-ребенком
И полная смеха...

Вот, богом настигнута, падает Эхо,
И страстно круженье, и сладко паденье,
И смех ее в длинном
Звучит повторенье
Под небом невинным...
И страсти и смерти,
И смерти и страсти -
Венчальные ветви
Осенних убранств и запястий...

Там - в синем раздолье - мой голос пророчит
Возвратить, опрокинуть весь мир на меня!
Но, сверкнув на крыле пролетающей ночи,
Томной свирелью вечернего дня
Ускользнувшая нимфа хохочет.

О какой погоне идет речь? Во второй строфе изображено преследование Эхо Эротом, но античная мифология этого сюжета не знает. К тому же третья строфа заставляет вспомнить о преследовании Дафны Аполлоном ("ветви ... запястий"), а четвертая - о преследовании Сиринги Паном ("свирелью"). По-видимому, перед нами собирательный сюжет в духе "Метаморфоз", разыгранный в среднерусских декорациях ("осеннее злато").

В стихотворении отразились мотивы пушкинского "Эха" (поэт "внемлет", откликается - и не получает отзыва) и особенно "Рифмы" (Эхо в качестве центрального образа, вольное обращение с античной мифологией). Слово "рифма" у Блока отсутствует, однако рифма как таковая привлекает к себе внимание - и тем, что возникает непредсказуемо (вместе с чередованием строк разной длины это позволяет имитировать моторику погони и борьбы), и тем, что рифмующиеся слова обнаруживают тенденцию объединяться по трое (таковы пять из одиннадцати групп рифм) - об этом, надо полагать, и идет речь в строках: "Зову - и трикраты / Мне издали звонко / Ответствует нимфа" и "И смех ее в длинном / Звучит повторенье". Не означает ли сказанное, что перед нами стихотворение о поиске рифмы, т. е. не "о любви", а "о поэте и поэзии"? Или о том и о другом?

Словосочетание "зеленый луг" представляет собою намек, обращенный автором к его тогдашним единомышленникам - Андрею Белому и Сергею Соловьеву: строки стихотворения Брюсова "Орфей и Эвридика" (1904):

Вспомни, вспомни луг зеленый,
Радость песен, радость пляск!

входили в их общий цитатный фонд и ассоциировались у них с искусством Айседоры Дункан:: ее программа включала в себя, в частности, выступление под музыку из "Орфея" Глюка и миниатюру о преследовании нимфы Паном.

Стихотворение Брюсова построено как перекличка Орфея и Эвридики - ведущего и ведомой ("Ты - ведешь, мне - быть покорной, / Я должна идти, должна..."); обернувшись, Орфей теряет Эвридику. Герой блоковского "Эха" перекликается с нимфой и внимает звукам погони (заставляющим его ревновать и обернуться?). Таким образом, финал - "Ускользнувшая нимфа хохочет" - позволяет включить "Эхо" в число произведений Блока о потере невесты - Орфеем ("Ты, Орфей, потерял невесту, / Кто шепнул тебе: "Обернись"?"), Гамлетом, Пьеро и Петрухой.

Примечания:
За участие в обсуждении заметки и советы автор признателен Дарье Хитровой, Вадиму Беспрозванному, Алексею Кокину и Кириллу Осповату.

1. Николаев С. И. Польская параллель к "Рифме" А. С. Пушкина // Рус. лит. 1995. № 3. С. 248-249.
2. Ронен О. Каламбуры // Звезда. 2005. № 1. С.229-230.

© Michail Bezrodnyj

back

top