Дорогой Мирон,

мир так замечательно устроен, что Ваши "Книги нашего детства" я получил из Питера через… Барселону: моя стародавняя приятельница питерская раздобыла (и тут же прочитала - передаю ее комплименты, тем более, может быть, существенные, что много лет работает она режиссером детских театров, нынче даже, наконец, есть и свой, так что ейное мнение кой-чего, на мой взгляд, стоит) по просьбе моей, ибо мои "барселонские" друзья, бывшие питерцы, как раз собирались в родной град, ну, и передала - им - мне.

И я, знавший первое, покусанное редактурой-цензурой издание, тут же - с почты воротясь, стал читать - безотрывно, причем - не подряд, а выбирая главы, какие в тот или иной миг более просились к настроению, заодно проделав - для себя - эксперимент: поглядеть-понять - срастается ли книга - при таком чтении - в единство фабулы-сюжета?

Оказалось - безупречно: возникновение великой детской литературы ХХ века (с тем веком и завершившейся) - "по модели" литературы как таковой, от поэзии - через переложения стихов и прозы - к прозе (и следствиям оной: театру, кино), явственно при этом вписываясь в "контекст" литературы "взрослой", не только "книг", но и "ситуаций", что, разумеется, естественно, потому как делается все только из того "материала", какой есть в распоряжении делателей…

Книга получилась совершенно-замечательная (и сделана блистательно, ее и просто листать-разгядывать - удовольствие: воздадим и Лимбаху, издавшему ее!): легкая - легкостью большой птицы, которая время от времени опускается передохнуть - и ветви прогибаются, пружинят, вскидывают ее снова, занимательное чтение на глубине, я бы сказал, "хорошо темперированный анализ", детективные приключения мысли - одновременно в нескольких регистрах, и всё - в итоге - оказывается связано со всем, потому что так оно ведь и есть, иначе быть не может и не должно.

Особенно увлекся (видимо, к нынешнему состоянию моему пришлось) главой про Буратино, этаким просвечиванием постепенным палимпсеста, без малейшего нарушения его подвижной целостности.

Возникающая у Алексея Толстого в тридцать шестом году сказочная проекция реальных литературных и театральных ситуаций десятых-двадцатых годов, этой великой взрослой эпохи, я бы сказал, развитого символизма, увлекательной - и увлеченной - игры, обернувшейся столь многими "всамаделишными" трагедиями, обнаружена - и прослежена - Вами с убедительностью, по-моему, образцовой.

Самое яркое мое впечатление от "Театрального романа" - фрагмент, где Максудов, сочиняя пьесу, вдруг изумленно обнаруживает, что на исписанных им страницах вдруг начинает разыгрываться то самое действо, которое он описывает.

Так и здесь: эти с детства знакомые персонажи кукольного театра неожиданно - для меня, не для Вас, конечно, - начинают отбрасывать тени Белого и Блока, автора теории "актера-свехмарионетки" Гордона Крэга и ее российского адепта Мейерхольда и других, других, других…

…И Мальвина "девочка с голубыми волосами", сбежавшая из театра Карабаса-Барабаса в то самое время, когда сбежала от Мейерхольда артистка с "кукольным голосом" Мария Бабанова…

Вы, безусловно, правы, когда пишете, что дети ничего этого в сказке не видят - потому что не знают того, что знал автор - и знаем мы. Однако я думаю, что они, дети, благодаря таким сказкам, начинают видеть и понимать иное, ничуть не менее существенное. Что фантазия и реальность - вовсе не антиподы, но, так сказать, в обыденной жизни переплетены, нет, растворены друг в друге - не разделить. И что, "если весь мир - театр", то и жизнь в нем - род игры, которая, как известно, "не читки требует с актера".

Иначе рискуешь превратиться в "делового человека" - скучнейшего из персонажей "Маленького принца"…

И потому жаль мне, что во взрослости мало у кого из нас возникает желание - и находится время - перечитать "книги нашего детства". Просто так - для себя, а не в виде "родительской повинности"…

Удовольствие - и, если угодно, авторское удивление, - с какими написана эта книга, читаются в ней - вместе со всеми страницами. Мне такое встречалось нечасто…

"Послесловные" восторги С. Лурье - нимало, на мой взгляд, не преувеличены: хорошо понимаю его - в этом случае - через край бьющую эмоциональность…

Вейдле - о Ходасевиче - написал, что запретил бы заниматься Серебряным веком тем, кто не читали "Некрополь". Если бы сейчас был я столь оптимистичен, что веровал бы в возможность выращивания исследователей литературы по любви, начинал бы с ними именно с Вашего "Буратино": показать на "известном" - как ЭТО может, а значит - должно - делаться.

Михаил Леонович Гаспаров настаивал на том, что он - филолог, потому имеет дело с текстом и только с текстом, а касаться психологии творчества не считает себя вправе. Очень его ценю, но тут, думается мне, он, обыкновенно скрупулезно-точный, сказал не совсем то, что сказать хотел: в запале полемики с наводнившею литературоведение приблизительностью мысли, оправдываемой разного рода "психологизмами", чему, на его взгляд, можно противоставить только точные методы исследования. Понять можно, однако с таким высказыванием наотрез не согласен. И был очень рад вычитанному в Вашей книге "союзничеству": там то и дело проступает, что фило- без психо- - всё равно что "любовь" без "души"…

…Ко дню рождения принято преподносить подарки - новорожденному. Вы поступили не как все: к своему юбилею сделали замечательный подарок - всем нам.

Спасибо Вам.

Редакция TSQ присоединяется к поздравлению юбиляру.

© V. Perelmuter

back

top