Сергей БИРЮКОВ

НАИМАЛЫ СИГИЗМУНДА КРЖИЖАНОВСКОГО 2

(театр БЫ)

"Мы не должны бояться изолировать элементы...", - пишет Кржижановский. И он не только не боится, а целенаправленно занимается таким изолированием. В работах о Шекспире и Шоу он тщательно фиксирует именно разнообразные действия словами, показывая, что смысл возникает на уровне игры. А игра - это и есть театр, по Шекспиру, собственно мир.

В "Философеме о театре", впервые опубликованной в TSQ 21 , писатель-исследователь берет слово "представление" и, благодаря полисемии, сводит философию с театром на предельно близкое расстояние.

"Представление'' как реализация пьесы на сцене и "представление" как философский термин (например, "мир как воля и представление" у Шопенгауэра). На первый план он выдвигает зрительное начало. И в философии и в театре. Пишет так : "Кант вынимает весь мир, от звезды до пылинки, из глаза... Шекспир делает мир - пером, молотком и кистью - для глаза...". Из зрения - в зрение, так примерно можно записать это уравнение.

Сам Кржижановский обращается к зрению многократно, находя самые разные подходы и делая зримым незримое или во всяком случае неявно зримое.

Прежде всего это, конечно, работа со словом. Кржижановский вглядывается в слово с ревностью поистине футуристической, находя новые смыслы. В новелле "Якоби и 'якобы'" слово "якобы" обнаруживает в себе содержание "я - как бы", то есть в другом порядке "как-бы-я". Предпринимая перестройку слова, Кржижановский выходит к онтологии бытия. Со словом "бытие" в "Философеме о театре" происходит следующая метаморфоза:

Бытие
      Быт
            Бы

так выписывает Кржижановский. Бытие редуцируется до Быта, а Быт до сослагательного Бы.

Для каждого из этих состояний существует свой театр, свое "представление". Собственно сам писатель действует в этих трех возможных представлениях, что с философской, что с театральной точки зрения. И возможно, что самое минимальное обозначение - "бы" - оказывается ему ближе всего. Как таящее множественность возможностей.

"Бы" - это такой Черный квадрат, тоже содержащий множество прочтений.

И с другой стороны, "бы" заставляет вспомнить фольклорное : "Если бы, да кабы, да во рту бы росли грибы" (можно произносить с различной интонацией!).

"Бы" придает повествованию вариативность. Конечно, необходимы некоторые условия, чтобы(!) "бы" заиграло разными гранями, например, пузырек с желтой жидкостью или синей жидкостью, как в "Странствующем 'странно'". Максимальная минимализация тела рассказчика выводит его в мир "бы", где приключения, напротив, гиперболически вырастают. Тут есть что-то от Свифта, что-то от Кэролла и даже нарочито. Подчеркнем, что Кржижановский принципиально создает постлитературу, литературу "бы", я бы сказал. Он пишет одновременно от самого себя, а так же от многих предшественников, как бы задаваясь целью выяснить, что было бы, если бы тот или иной писатель попробовал разработать такой сюжет (а основания для самого предположения уже содержатся в творчестве этого писателя). Не будем нагружать только одного Кржижановского такой задачей, в ХХ веке найдем авторов, работавших в сходном ключе. И каждый из них наособицу - оригинален.

Так вот это "странно", которое странствует в повести, не до конца нам раскрывает все возможности "бы", история под знаком пузырька с красной жидкостью остается за пределами повествования, мы можем ее сами додумать. Нам оставлено грандиозное БЫ.

В "Философеме о театре" Кржижановский подчеркивает: "Мир бы не может быть познан, чистая свобода, попадая в мышление, движимое своими законами, подчиняется закономерностям мысли, то есть перестает быть свободой".

Дело в том, что Кржижановский не только тщательно всматривается в слово и в явление, вещь, добираясь до сути, но он также говорит об опасности (или во всяком случае сильной проблемности) полного постижения феноменов. В новелле "Катастрофа" это обозначено с особой наглядностью и с такой же сильной амбивалентностью!

Кантовское понятие "вещь в себе", по принципу реализованной метафоры в театре БЫ получает вполне реальное наполнение. Герой этой сказки для вундеркиндов, Мудрец, силой мысли проникал в вещи, "выискивая и вынимая из них с м ы с л ы". Занятие это настолько увлекло Мудреца, что он, кажется, и не заметил, как разразилась катастрофа - паника вещей, бегство, в результате хаос - опустение пространства, исчезновение времени (остроумно обыгрывается слово "безвременье"!).

Подчеркну еще раз амбивалентность новеллы. В ней вспыхивают искры pro и kontra постижения феноменов. Писатель показывает хаос, охвативший мир феноменов. Причем, умирает и сам Мудрец, задавший вопрос своему "Я" - "явь ли я".

Дальше Кржижановский в ироническом ключе пишет о возвращении всего на свои места. Как особо знаменательное хочется процитировать вот это:

"Теперь, конечно, нетрудно и шутить. Но ведь был момент, когда испуганным умам показалось, что вся эта - такая пестрая и огромная (на первый взгляд), сферическая, со сплюснутостью полюсов, земля и крошечный сферический хрусталик человеческого глаза - одно и то же".

Выход в БЫ может быть чреват как разрушением, так и созиданием, но поначалу могут созидаться некие новые смыслы, как в данном случае - сюрреалистическое: земля и хрусталик глаза - одно и то же! Между тем в мире ноуменов сопоставление или даже приравнивание окажется естественным. Не говоря уже о поэтическом пространстве, где такое сопоставление, сегодня яркое и необычное, завтра, в повторе - трюизм (напомним гётевское замечание о гениальности того, кто впервые сравнил возлюбленную с цветком и тривиальности того, кто сделал это вторым).

Степень БЫ усиливается, когда писатель не пользуется пузырьками с волшебной жидкостью, а улавливает возможные превращения напрямую, без дополнительных приспособлений. Такова новелла "В зрачке", в которой автор персонифицирует чувственный мир. Отражение влюбленного в глазах возлюбленной становится прямо уменьшенной копией человека как будто впрыгнувшей в глаз. В новелле не как будто, а по-настоящему. Причем этот человечек в глазу прежде реального человека чувствует изменения, которые происходят в отношениях реальных мужчины и женщины. В один прекрасный день человечек поворачивается спиной и уходит внутрь зрачка. И там, на дне зрачка, обнаруживается, что он уже двенадцатый пленник, надо полагать, притягательных глаз! У каждого из пленников есть своя история падения на дно зрачка, у каждого свой характер, свой род занятий, в том числе есть, например, весьма фундированный психолог (и он попался). Максимилиан Волошин справедливо охарактеризовал новеллу как "великолепно и безжалостно".

Новелла построена совершенно в стиле чистого БЫ. Напрасно стали бы мы искать здесь какие-то логические обоснования превращений, всё повествование строится на основе поэтических ассоциаций, осложненных психологическими и философскими ходами. Снимая бытовую и бытийственную логику, Кржижановский выстраивает сверхреальную логику, которая оказывается точнее и проницательнее. При этом писатель не впадает в ложную многозначительность серьеза, постоянно оставляя зазоры для комического. В этом он верный последователь Шекспира, Свифта, Шоу, Чехова.

Ирония постоянно присутствует в новеллах цикла "Чужая тема". Может быть особенно показательна в этом отношении новелла "Боковая ветка", где довольно интересная проблема сна, переходящего в явь, и яви, переходящей в сон, дана в пародийном ключе, причем средствами театра БЫ пародируются социальные утопии, от Томаса Мора до Чернышевского и до самих воплощений этих снов-утопий в реальность. Утопия тоже развивается в сфере БЫ. Таким образом писатель предпринимает анализ утопического БЫ средствами искусства БЫ.

Действующее лицо новеллы едет в поезде в состоянии полудремы-полуболезни, на грани яви и сна. Говорящая фамилия героя новеллы - Квантин, указывает на его возможности квантировать реальность и ирреальность, измерять квантами, дифференцировать. Но даже и для него эта задача оказывается не так просто решаемой в "мире", где "скорость поезда на полумысль, на полуоборот колеса опережала логику", где среди "порослей приболотных ив" неожиданно возникают пальмы, где вдруг возникает плакат: "!ВСЕ НА ТЯЖЕЛУЮ ИНДУСТРИЮ ТЯЖЕЛЫХ СНОВ!", где люди заняты ловлей облаков, а также: существует фирма "оптовой поставки утопий", которой заведует сам Томас Мор, и "в час ночной страды" торопятся на работу "заготовщики видений, кошмароделы и экспедиторы фантомов". Не сбросим со счетов и русское значение слова "мор". При этом Квантину говорят о "Партии целей высшего качества", а из-за спины каламбурят: "Цель - это не всякому по средствам", и Квантин обходит тюк "с прессованной пустотой". Наконец в этом кошмарном полусне-полуяви Квантин попадает на зеркальный склон, по которому катится вниз и налетает на хромого рабочего, ползущего как будто из яви в сон. Квантин попытался удержаться за него. "О, чтоб тебе увидеть солнце!", - выругался рабочий и напророчил: в результате короткой схватки Квантин покатился дальше и выкатился из сна. Но вместе с ним вроде бы из поезда вываливается некий неповоротливый тюк (не тот ли "с прессованной пустотой"?).

Итак перед нами прошел еще один вариант БЫ, на этот раз как гротескно поданный опыт вымороченного, прокрученный быстрее "мгновения ока".

На протяжении всего творческого пути Кржижановский вполне осознанно выстраивает варианты возможного/невозможного. Театр БЫ для такого выстраивания подходит как нельзя лучше, потому что включает в себя и бытие и быт, но также и схватывает и то, что находится за пределами представимого, те самые чуть-чути и еле-еле, о которых шла речь в наших заметках в предыдущем номере.

В этом театре есть место даже такому персонажу как "Некто" из задачника по арифметике. Тот, которого нельзя назвать "Кто", тот, который "всегда один среди мириады пустот". Этот "Некто", невидимый, но иногда проявляющийся: в случае с героем новеллы, повстречавшего "Некто" несколько раз в жизни, - подростком, затем юношей, затем в паре сложных ситуаций ощутивший его присутствие, и сознающий, что "все же рано ли, поздно ли, а встреча будет. Последняя. Я помню его "до свидания". И пусть. И тогда: или я - или он".

Так заканчивается новелла "Некто". Вроде бы на неопределенности. Чтобы понять значение этого аматематического уравнения, нам придется вернуться к началу новеллы и заново ее проиграть, подставляя себя на место действующих лиц. И так с каждой новеллой, потому что мы в театре БЫ, где действующие лица, актеры и зрители взаимозаменяемы, а их действия не просчитаны заранее и не имеют однозначных ответов, в отличие от тех ответов, которые с точностью до секунды дает "Некто". Но тут мы уже из сферы пространства переступаем во время, с которым и у самого писателя и у его героев довольно напряженные отношения...

© S. Biryukov

back

top