Илья Симановский
Хватит на всех с лихвою
Вот я читаю: «Вышел ты из моды».
В. Высоцкий
К круглым датам неизбежно оживление, прямо пропорциональное весу имени покойного юбиляра, сопровождающееся торжествами, памятными мероприятиями, попытками откопать что-нибудь новое, связанное с его именем, а также подведением итогов. 25 января этого года Владимиру Семеновичу Высоцкому исполнилось бы 70 лет. «Ровно семьдесят — возраст смертный», как писал Галич о другом поэте. На момент смерти в 1980 году Высоцкому было 42 года — на два года больше, чем Блоку не говоря уже о персонажах песни «о фатальных датах и цифрах», самые старшие из которых полегли на трагической отметке «37». Тема смерти Высоцкого уже была тщательно разработана за последние годы и после книги Валерия Перевозчикова1 и документального фильма «Владимир Высоцкий — Смерть поэта» в общем-то оказалась если не закрытой, то достаточно бесплодной для дальнейших попыток вытянуть из нее что-нибудь новое. Наркотики уже перестали быть сенсацией, а вялые попытки нанести таинственности в обстоятельства гибели Высоцкого, вплоть до формулировки «непреднамеренное убийство» не имеют особенного кассового успеха (да и наличие многочисленных живых свидетелей сильно сужает поле для «сплетен в виде версий»). В этом смысле Есенина из Высоцкого сделать не удалось и это не может не радовать.
Что касается юбилейных концертов и телепрограмм, приуроченных к круглой дате — ничего кардинально нового не произошло, разве что возрос градус пошлости. Честно говоря, судить об этом могу только с чужих слов — смотреть не было ни малейшего желания.
Не секрет, что в последнее время любой более или менее широкий диалог мнений переместился в сетевое пространство — блоги и форумы, как среду неподцензурную и неконтролируемую извне (во-всяком случае, пока фельдшер не вырвал провода). Передачи с прямым эфиром практически исчезли с телевидения и интернет стал по сути единственным индикатором, фиксирующим степень интереса к той или иной теме.
Так же как на любом юбилее наибольший интерес вызывает неожиданный или, тем паче, неуместный тост, так и отзывы, подвергающие сомнению человеческую или творческую составляющую личности Высоцкого, оказались наиболее заметными в море славословий и породили наиболее ожесточенную полемику. Само по себе это было бы малоинтересно, если бы не необходимость учитывать факт, что к семидесяти годам уже считается возможным оглянуться на прожитую жизнь и подвести некоторые итоги. То, что юбиляр почил почти тридцать лет назад этого не отменяет, и более того, прибавляет легитимности попыткам частичного или полного пересмотра каких-либо устоявшихся суждений.
Думается, что рассмотреть и проанализировать статьи, спровоцировавшие всплеск обмена мнениями (порой переходящий в виртуальные побоища), не лишено смысла, тем более, что дискуссия затронула вопросы интересные, а порой и болезненные для каждого, неравнодушного к имени Владимира Высоцкого.
Самыми заметными публикациями, вышедшими к юбилею оказались статья публициста А. (позднее поясню причину по которой не хотелось бы называть его фамилию полностью) под названием «Высоцкий и его поклонники» и Андрея Архангельского «Прощай, Высоцкий»2. Достаточно нервная (но вполне объяснимая) реакция интернет-сообщества, последовавшая на эти статьи, и дискуссия ими спровоцированная, как смерч втянула в себя и более ранние публикации, которые пережили в эти дни свое второе рождение. Прежде всего это статья Дмитрия Бавильского «Обло, стозевно и лаяй»3, посвященная публикации глав из книги «Высоцкий» Владимира Новикова ("Новый мир". 2001. # 11.)4 .
Статья публициста А. называется «Высоцкий и его поклонники» с подзаголовком «Феномен воинствующей посредственности», что, во-первых, сразу дает понять в общих чертах и интонацию статьи, и направленность, и, хотя может быть, это явится для автора неожиданностью, преемственность.
В самом деле, обличительный характер заголовка сразу напоминает другой заголовок сорокалетней давности. Статья «О чем поет Высоцкий»5, опубликованная в «Советской России» (авторы — Г. Мушита и А. Бондарюк), часто упоминалась самим Высоцким, как образец травли.
Сравнивая эти две статьи, можно только удивляться их несомненному сходству — не только в стиле, но даже в эпитетах и формулировках.
Особенно это сходство бросается в глаза, если расположить «параллельные» цитаты рядом — в виде таблицы:
| «О чем поет Высоцкий» |
«Высоцкий и его поклонники» |
| Мы слышали, что Высоцкий хороший драматический артист, и очень жаль, что его товарищи по искусству вовремя не остановили его, не помогли ему понять, что запел он свои песни с чужого голоса. |
Как случилось, что человек, блистательно игравший роли белых офицеров, аристократов, бывший образцом хорошего вкуса в кино, во второй своей жизни превращался в хрипящего пошляка? |
| Скажем прямо: те песни, которые он поет с эстрады, у нас сомнения не вызывают и не о них мы хотим говорить. |
Но нужно помнить, что был и другой Высоцкий. Высоцкий-Жеглов, Высоцкий-Гамлет. А роль Высоцкого в кинофильме "Служили два товарища"? И еще его песни о войне. И ту его единственную пластинку с оркестром. |
| И в погоне за этой сомнительной славой он не останавливается перед издевкой над советскими людьми, их патриотической гордостью. |
Посетителям Театра на Таганке не нужен аристократ, им нужен юродивый, глумящийся над согражданами: "Ой, Вася, глянь, какие клоуны". |
| Могут подумать: паясничает актер, просто ублажает низменные вкусы. Однако, оказывается, Высоцкому приятна такая слава, которая "грустной собакой плетется" за ним. |
Много тщеславия было в этом человеке, потакал самым низменным чувствам. |
| Есть у этого актера песни другие, которые он исполняет только для "избранных". В них под видом искусства преподносится обывательщина, пошлость, безнравственность. |
Градус пошлости в его шутливых песенках невероятен, Петросян&Ko отдыхают. <…> "Поколение пепси" недоумевает, как можно ругать их культуру, культуру MTV, в обществе, для которого хриплая пошлятина Высоцкого является эталоном? |
За сорок лет не изменилась не только стилистика подобных статей; при дальнейшем сравнении выясняется, что и оперирование заведомо ложными фактами — их неотъемлемая черта.
Если в «Советской России» авторы приписывают Высоцкому чужие песни (Визбор, Кукин), то А., например, пишет:
«За границей он вел себя безупречно, он был советским человеком. Он не якшался с фарцовщиками с Брайтон-Бич, не пел для эмигрантов. Да и здесь блистательные комсомольцы ему были милей, чем засыпанные перхотью диссиденты.»
Видимо, имена, к примеру, Алеши Дмитриевича (эмигрировал в 1921 году с армией Колчака), близкого друга Высоцкого Михаила Шемякина (выслан из СССР в 1971 году), Михаила Барышникова наконец, Иосифа Бродского, автору мало о чем говорят.
Впрочем, разница между статьями, если присмотреться, все-таки есть. И не только та, что Мушита и Бондарюк противопоставляют Высоцкому советские ценности, а публицист А. — какие-то «аристократические». В первом случае статья направлена против самого Высоцкого и, в частности, имеет целью убедить тех, кто песен Высоцкого еще не слышал (Пастернака не читал), рассчитана на реакцию «да как он может?!» Статья А. вряд ли кого-то сможет убедить и тем более повлиять на образ Высоцкого — во-первых, собственное мнение о Высоцком у большинства уже давно сложилось, а во-вторых, явно оскорбительный тон («хриплая пошлятина», «тухлые мозги», «вопиющая посредственность», «идиотское хрипение под гитарку», «любимовский театр воняет почище выгребной ямы», «антисистемные интеллигентские истерики») может вызвать только две эмоции — раздражение у одних («ах он, …») и злорадство у других («так их, болезных»). «Их», потому что, как честно заявлено в самом начале, «речь пойдет, скорее, не о самом Высоцком. А о тех людях, для которых он стал "голосом поколения". Как всегда, об интеллигенции». Походя достается и театру на Таганке, и Окуджаве и Стругацким и даже Булгакову. Американский писатель Хемингуэй, которому крупно не свезло — угораздило стать кумиром советской интеллигенции, тоже получает «начитанность, измеряющаяся в хемингуэях».
Какой можно сделать из перечисленного вывод? В сетевой среде к подобным публикациям обычно применяют термин «наброс» — провокация, рассчитанная на возмущение читателей, сделанная обычно с целью личной скандальной рекламы (чаще всего — получения максимально возможного количества комментариев в блоге) или поднятия рейтинга сетевого издания путем скандала («ты, Зин, на грубость нарываешься»). Судя по всему, статья А. может рассматриваться, как классический случай наброса, со всем вытекающим к ней отношением. Именно по этой причине, фамилию А. не хотелось бы озвучивать полностью, но при желании каждый может найти ее вместе с цитировавшейся статьей на сайте «Русского Журнала».
Статья Дмитрия Бавильского корректнее статьи А., но во многом похожа на нее. Имеются даже параллели все с той же «О чем поет Высоцкий»:
«Быстрее вируса гриппа распространяется эпидемия блатных и пошлых песен, переписываемых с магнитных пленок» — писала «Советская Россия»
«Именно в это время, в пустоте этических вывихов и разрывов, и возникают красиво лгущие пустопорожние авторитеты, чье творчество (первый признак симулякра) легко усваивается, подхватывается и, подобно воздушно-капельной эпидемии, разносится по стране только-только появившимися бобинными магнитофонами.» — это уже пишет журналист Бавильский.
Разница между статьями А. и Бавильского, в частности выражается в следующем: если А. дает понять, что Высоцкий был нужен исключительно прогнившей советской интеллигенции, и яростно отвергается нынешним днем («"Поколение пепси" недоумевает, как можно ругать их культуру, культуру MTV, в обществе, для которого хриплая пошлятина Высоцкого является эталоном?»), то Бавильский вынужденно признает, что влияние Высоцкого продолжается («для реального потребителя масс-культуры, относящегося к готовому продукту как к данности, тот или иной текст существует здесь и сейчас. Для такого человека Высоцкий крут и авторитетен сегодняшним своим живым авторитетом.»).
Вот с этим живым авторитетом Бавильский и пытается бороться.
Вполне естественно, что первый удар наносится постановкой под сомнение как такового качества текстов в песнях Высоцкого. Интересно, что под раздачу попадает и Окуджава.
«творческая беспомощность Высоцкого по части текстов, если изучать их без отвлекаловок в виде трех аккордов и якобы харизматической хрипотцы, очевидна.»
«Все эти "дежурные по апрелю" и "комиссары в пыльных шлемах", не выдерживающие никакой критики с точки зрения текстуального качества, но поданные свысока, проданные под видом особенного какого-то откровения, ИМХО, постепенно (через виа и рокеров) вырождаются в нынешние запредельно пошлые текстовки отечественного шоу-бизнеса.»
Тут хотелось бы отметить совершенно безапелляционные формулировки, выходящие за пределы личных оценок Бавильским творчества Высоцкого и Окуджавы. «Очевидна», «не выдерживает никакой критики»…
То что очевидно Бавильскому, не очевидно было, например, Иосифу Бродскому, который неоднократно отмечал именно поэтические достоинства песен Высоцкого
«…начав слушать Высоцкого, — более или менее внимательно — я понял, что мы имеем дело именно с поэтом. Более того, я должен сказать, что меня даже не устраивало, что это сопровождается гитарой, потому что само по себе, как текст, это было совершенно замечательно.
http://www.youtube.com/watch?v=K6zL8T_ai6U
Я говорю именно о том, что он делал с языком, о его рифмах <…> Дело в том, что он пользовался совершенно феноменальными составными рифмами, а гитара помогала ему скрадывать тот невероятный труд, который он затрачивал именно на лингвистическую сторону своих песен. В принципе, они поражают людей не столько благодаря содержанию и музыке, а благодаря бессознательному усвоению этой языковой фактуры. И в этом смысле, потеря Высоцкого — потеря для русского языка совершенно невосполнимая» (Бродский в фильме, посвященном памяти Высоцкого, США, 1981 год).6
Что же касается Окуджавы, то это, конечно, предмет особого разбирательства, которое находится за рамками данного разговора. Но раз уж в качестве примера никудышного текстуального качества Бавильский приводит «Сентиментальный марш», стоит упомянуть, например, мнение на этот счет В.В. Набокова, который по свидетельству сестры7 и сына8 писателя, не воспринимая советскую культуру в целом, делал редкие исключения. Окуджава (наряду с Ильфом и Петровым) — был одним из таких исключений, «Сентиментальный марш» Набоков перевел9 и даже цитировал его в романе «Ада или страсть». Возможно, он разбирался в текстуальном качестве хуже критика Бавильского…
Если Окуджава, как следует из статьи Бавильского — дед всея нынешней попсы, то Высоцкий — видный популяризатор шансона:
«Ведь именно с его легкой руки в официальную культуру была запущена эстетика воровского общака.То есть, разумеется, блатной дискурс в стране, наполовину состоявшей из сидевших или надзирающих, существовал и раньше. Однако раньше, до появления г-на Высоцкого, утверждаться на поле воровской романтики было как-то стыдно, неловко.»
О, да. Такие знатные любители утвердиться на поле воровской романтики, как Леонид Осипович Утесов, выпустивший в 1932 году пластинку с записями блатных песен («С одесского кичмана», «Гоп со смыком» и другие), Бабель с его «Одесскими рассказами» (1921-1923 гг), видимо, делали это с такой явной неловкостью, что Бавильский их не берет в расчет. Аркадия Северного и Юза Алешковского, «дебютировавших» с «блатными» песнями раньше Высоцкого — тоже.
«Но пришел безответственный актер, которому все равно, что играть, — гэбешного провокатора Жеглова или светски хрипящего льва — и открыл шлюзы» — пишет Бавильский.
А., кстати говоря, тоже хвалит Высоцкого за роли «белых офицеров, аристократов».
Я так понимаю, что по мнению А. с Бавильским, актер ответственнен за персонажей, которых играет. Таким образом, над исполнителями ролей в к/ф «Семнадцать мгновений весны» следовало бы провести новый Нюрнбергский процесс. Сходной логикой руководствовались и те, кто пытался воспрепятствовать исполнению Смоктуновским роли Деточкина (он же Ленина играл, а теперь вора!)
Найдя свидетельство о фразе Высоцкого, произнесенной им после одного из первых своих концертов ("Не думайте, прослушав мои песни, что я сам такой! Отнюдь нет".) Бавильский торжествует и подтверждает ей собственное мнение «Актер Актерыч, кривляка и лицедей, типичный представитель этого социально-биологического подвида. Твердо знавший про себя, что внутри он не такой, как в песенках, внутри он — другой.»
Т.е. производит следующую подмену: реплика актера о том, что данные его песни (а судя по тому, что речь о раннем концерте Высоцкого, — имеются в виду как раз его «блатные» песни) — поются не от лица автора, а от лица персонажа — выдаются за признание в неискренности, что Бавильский экстраполирует на все творчество Высоцкого («Так-так, мое нормальное лицо // Все, вероятно, приняли за маску»).
Но, главное, ради чего пишет Бавильский свой отзыв о книге Новикова — недоумение, связанное с самим фактом ее написания:
«Важен сам факт обращения исследователя к свету потухшей звезды. Зачем же нынче, в XXI веке, нужна эксгумация до последней крохи подобранного, разобранного на сувениры кумира?
Такое ощущение, что самоидентификация растерянного в нынешнем буйном потоке жизни человека требует подтверждения из прошлого, утверждения даже не преемственности времен, но верности себе вчерашнему.
И здесь Новиков делает типичную для нынешнего интеллигента ошибку: вместо того чтобы пытаться вписаться в актуальное пространство, люди оборачиваются назад, превращая редакции и кафедры в заповедники развитого стабилизма. Отставая все больше и больше. Дальше и дальше.»
Заканчивается же статья так: «Оказывается, история с Орфеем так никого ничему и не научила!»
Пушкинисты, есениноведы и прочие исследователи литературы всех мастей — убейте себя об стену (выражение, распространенное в русской блогосфере), зачем вы оборачиваетесь назад? Надо «к старым дням чтоб ветром относило только путаницу волос», как писал поэт, призывавший не оглядываться на прошлое, а в итоге уничтоживший для себя будущее, увидев перед собой пустоту.
Плохо ли оборачиваться назад во всех случаях или это касается только всего, что связано с Высоцким (а может быть и эпохой «позднего социализма» в целом), в статье не поясняется. История с Орфеем никого ничему и не научила. Дитя беги, не сетуй над Эвридикой бедной. Такой вот эпилог.
Тема, к которой обратились практически все, писавшие о Высоцком к юбилею (впрочем, она поднималась и ранее — например, в дни 25-летия со дня смерти) — «кем был бы Высоцкий, доживи он до нынешних дней».
Шире всех ее развил Олег Кашин в статье «Похвала похоронам»10, написанной уже два года назад, но повторно обсуждавшейся уже в нынешнем — юбилеи обычно проходят заметнее, чем годовщины со дня смерти.
В своей статье Олег Кашин предлагает несколько вариантов возможной судьбы Высоцкого.
Первая — «между Кобзоном и Розенбаумом» (песни про афган, полукриминальный бизнес, вступил бы в «Единую Россию», заступился за Киркорова, прощальный тур, дуэт с Пугачевой).
Вторая — «король русского шансона» («новые бандитские хиты», загородный дом, джип, смерть от руки киллера).
Третья — «советский поэт» (наряду с Евтушенко, поэма о репрессиях, эмиграция в Америку, творческое бессилие).
Четвертая — «сражение за правду с Говорухином, письмо против Ходорковского», «вор должен сидеть в тюрьме».
«Все равно — как ни фантазируй, какая-то гадость получается. Политика, деньги, криминал — ничего хорошего» — резюмирует свои фантазии Кашин.
У остальных получается примерно сходная картина.
«Всё гадают, что бы делал Высоцкий в перестройку, в 90-е, сейчас. Да ничего особенного не делал бы. Сначала опошлился бы еще больше. Как и все. Потом стал бы ироничней. Отсидел бы срок в Думе, сыграл бы в кино бандита, поддержал бы Ельцина, пожил бы за границей, посудился бы с папарацци, организовал свою театральную студию; может, устроил бы кинофестиваль имени себя, получил бы награду какую-нибудь из рук Путина, стал бы членом Общественной палаты, вступил бы в "Справедливую Россию" или "Гражданскую силу". Песни его никто не слушал бы уже в конце 80-х. Либералы разочаровались бы, коммунисты тоже. Ничего бы экстраординарного не было. Все посредственно и спокойно. Как у всех.» — сказано в уже обсуждавшейся статье А.
«Часто говорят о том, что Высоцкого в нашем времени представить невозможно. Да нет, почему… Он бы, конечно, писал обличительные песни — и про Горбачева, и про Ельцина, и про перестройку, и про приватизацию. И песни эти становились бы все менее интересными. Вместе со своим другом режиссером Станиславом Говорухиным вступил бы из чувства протеста в коммунистическую партию, а потом вышел бы оттуда. Подобно Михаилу Казакову, уехал бы в Израиль (Францию, Америку) на заработки, но быстро бы вернулся. С вредными привычками, как и с Мариной, было бы, конечно, покончено. Было бы написано огромное количество песен к спектаклям, фильмам и сериалам (к "Бригаде", например), выпущена куча пластинок, книг стихов и прозы, снято два или три фильма с его участием как автора сценария и даже как режиссера. Последняя жена Высоцкого была бы потрясающей, очаровательной, интеллигентной, застенчивой блондинкой и вела бы ток-шоу на телевидении. Она бы родила ему еще двоих сыновей. Его концерты в Кремлевском дворце съездов… Стоп.» — пишет Борис Минаев («Страх пространства»)11.
«Скорее всего, Высоцкий уехал бы в эмиграцию. В 1991-м или даже в 1990-м. Несмотря на то, что он неоднократно писал о том, что не уедет, несмотря ни на что. Он не стал бы участвовать в этой общественно-политической жизни. И стал бы жить жизнью обычного западного обывателя. Будучи художником своего времени, он не смог бы найти свое место в новой эпохе. Стал бы исполнять песни для людей в Израиле, США, Франции, даже не думая и не вспоминая о своей некогда огромной национальной славе.» — говорит Борис Межуев в интервью «Русскому Журналу»12.
Можно было бы найти еще цитаты, благо тема получила широкое развитие, но, в основном, это будут сходные вариации.
Общая мысль этих статей сформулирована Борисом Межуевым: «Будучи художником своего времени, он не смог бы найти свое место в новой эпохе».
Вполне возможно, что это правда, хотя, кто знает и есть ли смысл это обсуждать? Высоцкий умер в июле восьмидесятого и этот факт уже никак не исправить и не переиграть. Думаю, что важнее попытаться понять — а нужно ли сегодняшнему дню то, что создано «тем» Высоцким, в те годы? Утверждение «нынешнее время не подходит Высоцкому-человеку» легко перепутать с утверждением «песни Высоцкого не нужны нынешнему времени» и мне это кажется основной причиной, по которой тема «кем был бы Высоцкий» получила такое обсуждение, хотя говорить, что именно на это намекают авторы статей, было бы опрометчиво. Впрочем, предполагать, например, что Высоцкий бы вернулся к своим ранним песням (к вопросу о «короле шансона») мне представляется таким же абсурдом, как и предположение, что Пушкин вернулся бы к своим юношеским фривольным стихам и обосновался в нише Баркова. Рисовать Высоцкого с Кобзона тоже более чем странно. Впрочем, не имеет смысла останавливаться на этом слишком подробно.
Итак, нужно ли творчество Высоцкого дню сегодняшнему или оно навсегда привязано к ушедшей эпохе? Привязки многих (но далеко не всех) песен Высоцкого к реальным именам и событиям этому не помеха — можно вспомнить хотя бы эпиграмму Алекандра Сергеевича про академию наук. «Князь Дундук», на которого она писалась, практически никому уже не известен, не нужен и не важен, но остроты и актуальности она не потеряла и вполне воспринимается без всяких исторических сносок.
Тем не менее, желание если не сбросить Высоцкого с корабля современности, то по крайней мере отчалить на этом корабле, помахав на прощанье Высоцкому рукой (на катере, к эдакой матери) прослеживалось у многих.
Не лишним будет попробовать разобраться в этом вопросе на примере статьи Архангельского «Прощай, Высоцкий!».
Впрочем, было бы несправедливым не оговориться, что автор признает устаревшей этику творчества Высоцкого, но не творчество в целом («Он действительно актуален — своей энергией, мощью, напором, поэтикой — но не этикой.») Что же неладного с этикой?
«Негласный кодекс чести советского интеллигента 70-х годов ХХ века, сформулированный Высоцким, сегодня устарел. Апеллировать к нему сегодня — это значит признаваться, что за 20 последних лет наше общество не выработало новых норм и категорий «приличного», представлений о хорошем и плохом.» — читаем во втором же абзаце.
Попытаемся осмыслить эту фразу, даже не вдаваясь в вопросы, что же это за негласный кодекс чести и почему он применим только к советской интеллигенции 70-х годов ХХ века (эту мысль автор развивает дальше). Итак, имеем два утверждения: «апеллировать к этому кодексу чести — признаваться, что нового за последние двадцать лет не выработано» и «этот кодекс чести сегодня устарел». Насколько я понял, второе утверждение в данном случае вытекает из первого. Другими словами: раз признаваться в том, что (см. выше) — не хочется, следовательно «кодекс чести, сформулированный Высоцким» — устарел. Такова логика. Во-всяком случае, никаких формулировок кодекса чести нового времени Архангельский не приводит, разве что говорит
«Но уже в 90-е становилось понятно, что максимализм и простота его формул хороши, если только весь мир состоит только из героев и подлецов/палачей.
Как показал опыт, однако, большинство окружающих — не подлецы, не палачи, а попросту люди без затей, без четко выраженных черт и свойств. Большинство людей на свете — заметим — это и есть «не друг и не враг — а так».
А между тем Высоцкий — это всегда необходимость внятной, четкой этической маркировки человека! Которой, увы, большинство людей не поддаются.
Этот максимализм в оценке людей, талантом и напором Высоцкого в нас воспитанный — упрощенная картина мира, она несправедлива и непродуктивна.
Любое общество на 9/10 состоит из серых людей, и как жить среди серых — этого Высоцкий не объяснил.»
Остается непонятным многое: например, почему из творчества Высоцкого надо непременно извлекать какие-то формулы, почему нужно все воспринимать буквально и в черно-белых тонах, почему Высоцкий должен был что-то объяснять, и почему «открытие», что мир состоит не только из подлецов и палачей, а любое общество на 9/10 из серых людей, стало очевидным «уже в 90-е» и, видимо, не было очевидным раньше?
Ответ, как видится, прост: то самое поколение автора, (люди семидесятых годов рождения) в 90-е повзрослело и, как следствие, если у кого-то и были иллюзии о том, что жизнь может быть во всех своих проявлениях описана фильмом «Стрелы Робин Гуда», где четко разделены «герои» и «палачи», то они растаяли «словно с яблонь белый дым».
По сути, в данном вопросе Архангельский утверждает нецелесообразность юношеского максимализма как жизненной позиции, и с этим трудно не согласиться. Но причем здесь Высоцкий? Можно написать статью, где объясняется, что этика положительных героев Дюма неприменима во взрослой жизни и мир не делится на хороших мушкетеров и плохих гвардейцев кардинала, но зачем — ведь по мере взросления это становится очевидным и так. А строчки про подлецов и палачей — о том, что к некоторым вещам нельзя быть равнодушным.
Хотя, если автор давно не видел подлецов (со словом «палачи» надо все-таки аккуратнее, хотя и палачей хватает) и считает их за некую абстракцию или же редкую разновидность — ему остается только позавидовать. А тот, подчеркнутый автором факт, что большая часть окружения любого человека относится к категории «и не друг и не враг, а так», никак не отменяет того факта, что рассчитывать в трудной ситуации нужно на проверенных людей и степень дружбы можно оценить только в тяжелой ситуации. Странно, что приходится озвучивать эти банальности.
«Этика Высоцкого, впрочем, не уникальна — она присуща всей почти советской культуре 60–70-х, включая даже и антисоветскую, как справедливо заметили еще Вайль и Генис («60-е. Мир советского человека»).
Главным этическим постулатом эпохи 60-х было: человек хороший — обстоятельства плохи. То есть читай: не в человеке зло, а в системе. В советской или не советской — неважно. Таким образом, легко оправдывались любые предыдущие ужасы (например, сталинские). Не ты виноват, что бил во время допросов людей сапогами по яйцам — система виновата.» развивает мысль Архангельский. И это — о Высоцком?! Позвольте, а «Тот, который не стрелял», например, это про что вообще?..
И далее:
«Потому Высоцкий любим и будет любим у нас! Потому что это существование в режиме рывка, постоянной подготовки к поступку — оно очень удобно для оправдания собственной лени.
<…>
Таких «высоцких мужичков» — тех, кто так и остались до сих пор в этом семидесятском идеализме жить, — я до сих пор встречаю среди людей постарше.
Эти бородатые, с каэспэшным душком, сорокалетние певуны и ревуны, как правило, нигде не работающие (ну, а как? Ведь западло работать, когда кругом одни подлецы и палачи — а при таком отношении трудно найти работу), а оттого сидящие на шее у своих жен и матерей и похваляющиеся этим своим бездельем.»
Опять вопрос — про кого пишет автор? Про какого такого воспевателя обломовского образа жизни? Не знаю про кого, но не про Высоцкого точно. «Колея», цитируемая им «Баллада о борьбе», да чуть ли не все песни Высоцкого, — это оправдание лени и безволия?! И какую ответственность Высоцкий, работавший всю жизнь с неимоверной самоотдачей, несет за каких-то бородатых бездельников?
Кстати говоря, если КСП — это идеология коллектива, то в песнях Высоцкого — прежде всего примат личности, которая прокладывает свою, независимую от остальных, колею («колея моя только моя, выбирайтесь своей колеей»). И каким образом это не соотносится с нынешним временем, а привязано к временам застоя, остается опять же совершенно непонятным. Казалось бы ровно наоборот.
Подводя итоги, можно отметить два основных момента.
Собрав самые яркие эпитеты «нелюбителей Высоцкого» видно, что «претензии» к творчеству Высоцкого чрезвычайно противоречивы и разнообразны. Их пестрота не уступает пестроте славословий в его же адрес, что уже само по себе является ярким свидетельством творческого масштаба. Впрочем, лишний раз это доказывать не представляется необходимым.
Главное, что личность Высоцкого продолжает вызывать живейший интерес и сегодня. Превращения в памятник со стесанными скулами не произошло, но и со временем фигура Высоцкого не становится меньше. Если, конечно, не рассматривать ее в перевернутый бинокль.
Примечания
© Илья Симановский
|
TSQ 34
Toronto Slavic Annual 2003
Arkadii Shteinvberg. The second way
Roman Timenchik. Anna Akhmatova in 60s
Le Studio Franco-Russe
back
