Marina Grishakova. The Models of Space, Time and Vision in V. Nabokov's Fiction: Narrative Strategies and Cultural Frames. Tartu Semiotics Library 5. Tartu, 2006. 324 pp. (in English).

Для начала - воспоминание типологического свойства. Когда в советские времена доступ к множительной технике был очень ограничен, то - нет худа без добра - приходилось многое конспектировать. Некоторые книги легко сжимались до размеров небольшой статьи, но иные статьи вовсе не сжимались: приходилось переписывать, лишь сокращая слова. Книга Марины Гришаковой принадлежит к последним. При всей относительности такого критерия, можно заметить, что обозреваемую книгу трудно "сократить" - она предельно сжата, в ней концентрация мыслей (с каждой из которых можно и должно спорить) и рассматриваемый материал очень велики. И хотя автор в этом материале чувствует себя достаточно уверенно и не теряет собственной точки зрение, основным достоинством работы Гришаковой представляется идеологическая терпимость; не соглашательство, а именно терпимость, которой так явно недостает сейчас в гуманитарной области. Оказывается, что нахождение новой или особой точки зрения автора вовсе не предполагает вербального уничтожения предшественников - всех или почти всех. Не секрет, что начинать любую тему с "чистого листа" проще, а, учитывая слабую интеграцию гуманитарных наук - много проще. К счастью, в своей книге Гришакова не только не отбрасывает традицию подхода к проблеме повествования, но и бережно относится к ней, явно не считая, что изучение нарратологии началось с ее собственных исследований. Без гнева и пристрастия Гришакова рассматривает и нетождественный своему, но связаный с рассматриваемой проблематикой опыт предшественников. В этом ощущается ясность видения: книги устаревают быстро, нет ничего проще, чем уличить предшественников в том, что они не поняли и недоглядели (тем более что предшественники, как правило, лишены возможности оппонировать). Гришаковой удается найти верный тон и верную позицию не только в отношении тех, кто непосредственно высказывался по вопросу о точке зрения и о пространственно-временной категории исследования нарратива, но и тех, кто определил или пытался определить более общий подход к пониманию проблемы (Бергсон, Бодрийар, Греймас, Лакан, Мерло-Понти, Пруст, Тодоров, Фрейд…). В этой книге, конечно, нет и следа намерения свести воедино, к какой-либо общей точке зрения, сложное многообразие точек зрения, но есть добросовестное умение разобраться в них и позаботиться об установлении "концептуальной переводимости". Следует сделать оговорку: рассматриваемая книга - не энциклопедия (ни в традиционном, ни в новом ее понимании), в ней присутствует авторский отбор, но он делается не за счет упрощенного понимания других. В процессе чтения возникают вопросы по поводу отбора, но, вероятно, каждый прочитавший эту книгу, мог бы представить свой "список предложений и дополнений". Скорее всего, количество таких списков будет близко количеству читателей: автор представленной работы не стремился к исчерпываемости; это - "открытая книга", и каждый волен дополнить ее собственным отбором "цитируемой литературы".

Для книги выбран уместный формат (то, что это публикация диссертационного сочинения автора, само по себе еще не является объяснением, оправдывающим объем). Книга дает возможность достаточно полно раскрыть позицию автора в отношении рассматриваемого вопроса, пощадив эрудицию и самолюбие читателя, но не принуждая его постоянно обращаться к списку цитируемой литературы для ознакомления de visu.

Книга состоит из пространной и принципиально важной вступительной части и пяти глав: главы 1-3 раскрывают содержание названия, т.е. рассматривают проблему времени, постранства и точки зрения в повествовании. Следующие за ними две главы - The Doubles and Mirrors и Multidimentional Worlds - рассматривают аспекты целостности/расщепленности личности повествователя и персонажей, чаще всего преобретающей форму двойничества, отраженной личности и т.д., многомерности и множественности миров, проецирующейся на модели повествования и придающей им дополнительное измерение. Заключительная часть, наиболее скромная по объему - всего пять страниц - суммирует наиболее важные моменты из сказанного (и недосказанного) в книге.

Возникает естественный вопрос: кому адресована эта книга? Исследователям Набокова или его читателям? Для набоковистов она может показаться претензией на новаторство, но при этом по-пионерски всеобъемлюще расплывчатой, не представляющей исчерпывающего ответа на поставленный вопрос. Отнести это следует не на счет неопытности начинающего автора (Марина Гришакова - филолог, обладающий солидным опытом исследовательской работы); можно лишь радоваться ее смелости в выборе сложной проблемы. И, хотя, в ее работе отсутствует "ответ в конце учебника", Гришакова предложила "точку зрения" на творчество Набокова в целом, отойдя от несомненно важной и почтенной традиции понимания Набокова через совокупность деталей (своего рода решение кроссворда), связав эту точку зрения с традицией изучения техники нарратива: в этом смысле, конечно, книга позволяет интепретировать не только Набокова, но и может быть использована как пример применения теоретической основы для изучения других нарративных структур - что представляется ее позитивной стороной

Если это издание (вышедшее, вероятно, самым скромным тиражом) все же окажется доступным не только специалистам-набоковистам, но и читателям Набокова, взявшим на себя труд не просто прочесть (немалая работа и большое удовольствие), но и понять как сделаны его произведения, книга Гришаковой даст важные дополнениния этому пониманию.

Настоящая рецензия не может и не должна подменить собой чтение обсуждаемой книги - тем более, что подробный диалог с автором и обсуждение "развертывания" каждой повествовательной модели заняло бы объем, такой же или, возможно, больший, чем сама рассматриваемая работа. Книга Марины Гришаковой существует как соотношение работы автора с той подразумеваемой работой, которую и профессиональный исследователь, и читатель должен проделать в своем восприятии, продолжив предложенный подход собственными наблюдениями вдоль канвы, обозначенной в этой монографии. Вообще, исследование не обладающее подобными качествами, вряд ли стoит бумаги, на которой оно напечатано.

PS: Поскольку появлению данной рецензии предшествовали три других *, мне кажется уместным, хотя бы отчасти, учесть этот опыт. По возможности, хочется лишь избежать повторения уже сказанного.

Первые две рецензии, напечатанные в Slavic Review, 2007, Volume 66; # 3, pp. 568-569. (автор - Neil Cornwell, University of Bristol, UK) и в Slavonic and East European Review, Volume 85, # 4, October 2007, pp. 784-785. (автор - Will Norman, New College, Oxford), несмотя на различия, все же нечто их объединяет: какова бы ни была цель авторов, рецензии эти таковы, что по прочтении их я бы не стал тратить время даже на ознакомление с книгой Гришаковой. Кроме краткого пересказа содержания и постановки книги в ряд, принадлежность к которому мало что объясняет, обе рецензии не содержат ничего иного, кроме желания предписать автору книги собственные правила. Так, указание на укоренность семиотических представлений автора книги в русском формализме, явлении достаточно разнородном - и в концептуальном, и в хронологическом отношении - представляется большим упрощением. Равно как и отнесение взглядов Гришаковой к Московско-Тартуской семиотической школе (несмотря на такое общепринятое наименование, авторы рецензий называют ее "Тартуской школой"). Такие обозначения не только игнорируют содержание книги, но и предполагают самый общий подход к этому явлению. Трудно сказать, имеет ли прямое отношение к рассматриваемой работе (далее цитируем) "quite a number of minor editorial faults, ranging from the typographical to the occasionally unsatisfactory English constructions" (Neil Cornwell). Если все эти промахи - редакторские, стoит ли их упоминать в рецензии на работу Гришаковой?

Сомнительным кажется совет рецензента начать чтение книги с конца: она посвящена целому ряду вопросов, ответы на которые тщетно искать в "Заключении"; чтобы их получить, необходимо, все-таки, прочесть книгу целиком.

Последнюю рецензию, опубликованную в Slavic and East European Journal, отличает желание разобраться в том и анализировать то, что было сделано автором исследования, нежели указать на то, что могло бы стать предметом исследования. Вспоминив Карла Поппера, отметим, что нельзя всякий раз начинать от Адама и Евы - существует риск недалеко от них уйти. Книга Гришаковой не является обзорной, поэтому, видимо, предполагает учет уже имеющихся работ о Набокове, в особенности обзорных, которые нет нужды повторять. Отсюда, несомненно, и темп работы с его, может быть, чрезмерным доверием к читателю и нежеланием писать очень подробно и очень понятно.

Впрочем, в роль рецензии входит не замена собой ее объекта, но, в случае нахождения обозревателем его (объекта) достойным ознакомления, привлечение к нему читательсого внимания. В этом подход к рецензии, которую написал Stephen Blackwell, представляется более плодотворным.

· Slavic Review, 2007, Volume 66; # 3, pp. 568-569. (Neil Cornwell, University of Bristol, UK).

· Slavonic and East European Review, Volume 85, # 4, October 2007, pp. 784-785. (Will Norman, New College, Oxford).

· Slavic and East European Journal, Volume 51, # 3, Fall 2007, pp. 619-621. (Stephen H. Blackwell, University of Tennessee)

© V. Besprozvany

back

top