Евзлин Михаил. Поэты аванагарда. Madrid: Ediciones del Hebreo Errante. 2008, 125 с.
Хорватская поэтесса и исследовательница русского авангарда Дубравка Ораич Толич однажды назвала ХХ-й век двуликим Янусом. В статье ''Сверхчеловек и подчеловек'' ( "Russian Literature" XLV, 1999, p. 91-92) она писала: ''Один лик обращен в будущее (утопия), а другой - в прошлое (ностальгия). Один большой, высокий, светлый, ясный, мужской, эксплозивный. А второй - малый, низкий, темный, мутный, женский, имплозивный. Первый лик можно было бы назвать авангардом и модернизмом, а второй - постмодерном и постмодернизмом''.
Эффектное разделение! Но реальная ситуация всегда несколько сложнее по сравнению с умозрительными построениями. И в том и другом лике могут проглядывать приметы обоих.
К тому же авангард с момента его появления, когда он еще и не именовался авангардом, и до сих пор находится в постоянном поле спорности. Все, кто интересуется предметом, конечно знают пересечения и взаимоисключения различных мнений, я не буду их повторять.
В данном случае перед нами новая книга, где представлен еще один взгляд, на сей раз с мифопоэтической точки зрения.
Автор книги - Михаил Евзлин - приверженец метода В.Н.Топорова, автор ряда интересных мифопоэтических исследований. Кроме того, он основатель издательства Ediciones del Hebreo Errante в Мадриде, в котором вместе с поэтом-исследователем Сергеем Сигеем в течение нескольких лет выпускал серию книг русских авангардистов, посвященную памяти итальянского ученого Марцио Марцадури. Вышли издания Алексея Крученых, Александра Туфанова, Игоря Бахтерева, Сергея Подгаевского, Неола Рубина, Божидара, Василиска Гнедова, Николая Харджиева.
Что касается Бахтерева, то это издательство фактически открыло последнего из обэриутов, умершего в 1996 году, но не увидевшего в печати основного корпуса своих сочинений, их извлек из частного архива Сергей Сигей (вышло семь книг).
Большинство книг этой серии сопровождалось статьями Сигея и статьями же или заметками Евзлина. Кроме того Ediciones del Hebreo Errante выпустило ряд книг современных авангардных автров Ры Никоновой и Сергея Сигея. Все это в целом дало возможность Михаилу Евзлину войти в проблему и посмотреть на авангардные деяния во всеоружии мифопоэтической оптики.
Взгляд этот для авангарда довольно опасен, я бы сказал. Потому что Михаил Евзлин очень хорошо разную мифологию знает и замечательно ею оперирует. И как только ему попадается хотя бы намек на архетип, на вообще структуру близкую к мифу, он тут же проводит сопоставление. Чтение, надо сказать, захватывающее. Потому что, когда читаешь разные ''прогулки'' Игоря Бахтерева, то сразу как-то в голову не приходит сопоставить с Аристофаном, а уж тем более Овидием. Евзлин здесь со своими знаниями оказывается очень вовремя. Другое дело, что не всегда учитывается, так сказать, степень несерьезности у Бахтерева и вообще в историческом авангарде. А эта степень, судя по всему, достаточно высока. Как замечает и сам Евзлин, авангардисты часто пародируют или травестируют различные культурные объекты, в том числе тексты. Особенно это свойственно Крученых, который ревностно выступал против лирики, настаивал на антиэстетизме. Его активно поддерживал Игорь Терентьев, который вообще-то был пушкинист, а крученыховским заумием-безумием откровенно забавлялся. Его ''теоретизирование'', разумеется, нельзя воспринимать на полном серьезе (например, в самый разгар сотрудничества с Крученых Терентьев писал своему родственнику историку Карповичу, что пришел от Пушкина ''к черт знает чему'').
На самом деле перед нами огромная проблема. Как относиться к произведениям авангарда? Как их анализировать? Слишком быстро меняющаяся материя, все не так, как положено: стих не стих, проза не проза, драма не драма итд. Кстати, конспективная аналитика самих авангардистов часто оказывается гораздо плодотворнее аналитики профессиональных исследователей. При всем несерьезе, тонкие замечания есть у того же Терентьева, саркастически-эпатажные у Крученых, россыпь интуитивных прозрений находим у Давида Бурлюка с братьями и Василия Каменского, Василиска Гнедова и Ивана Игнатьева, не говоря уж о фундированности Хлебникова. Это что касается исторического аванаграда.
В неоавангарде эта традиция продолжается, тем более, что у нас имеются предшественники, которых мы осознаем таковыми. Михаил Евзлин совершенно справедливо выделяет Сергея Сигея - современного поэта и одновременно оригинального исследователя авангарда. Ему Евзлин посвящает специальную статью ''Заумь и пространство в поэзии Сергея Сигея''. На мой взгляд, он очень точно здесь определяет суть зауми Сигея: ''выйти из нуля, в который осел авангард после гениальных экспериментов классического периода, возродить сгоревшие в этом нуле значения, но уже имея этот совершенно уникальный опыт Великого Ничто''(с.77).
Евзлин обращает внимание на разнообразие заумных вариантов в творческой практике и теоретических построениях Сигея, особенно выделяя статью последнего ''Тайное знание русских футуристов'' (см. Slavica tergestina. 9. Studia slavica II. Trieste 2001), в которой заумная поэзия рассматривается как ''архетипическое явление''. Рассматривая заумные варианты современного автора и споставляя их с архаичными ''прототипами'', Евзлин приходит к выводу, что заумь имеет ритуальное происхождение, но ''заклинания заумников ведут не к возобновлению жизненного цикла, а к окончательному распаду бытия-слова''.
Конечно, заумь в широком смысле может быть связана с ритуалом, но заумная поэзия и особенно целенаправленный перформативный заумный эксперимент уже далеко отстоит от ритуала. Заумная поэзия работает с элементами слова и даже фонем и графем. Она занимается переформатированием на сенсорном уровне, но с использованием научных достижений лингвистики и особенно экспериментальной фонетики. Наиболее показательны в этом смысле действия Александра Туфанова, который опирался не только на опыт футуристов-заумников, но и на достижения выдающихся лингвистов таких как Бодуэн де Куртунэ и Щерба.
Как я уже говорил, очень трудно найти адекватные подходы к авангардистскому письму. А за письмом стоят и судьбы авторов... В этом смысле весьма показательна одна из статей книги ''О поэте Савелии (Шуре) Гринберге''. Михаил Евзлин лично знал этого интересного поэта и переводчика, бывшего члена Бригады Маяковского, сотрудника Музея Маяковского, а затем жителя Израиля. Написанный Евзлиным текст, вероятно, первая попытка биографического очерка о Савелии Гринберге, данного сквозь психологический портрет. ''Портрет'' написан весьма пристрастно и даже жестковато, я бы сказал.
Что касается творчества, то собственные тексты Гринберга Евзлин считает неудачными, а достижениями полагает его переводы с иврита. Действительно, переводы ивритоязычных поэтов, особенно Давида Авидана, высокого класса.
И, на мой взгляд, они состоялись потому, что были подготовлены собственным творчеством Гринберга, его работой в слове и словом, его палиндромо- и рифмоуловительством и, наконец, его поэтической одушевленностью. Текст Евзлина оказывается здесь провокативным указанием на творения Гринберга, которые заслуживают пристального внимания.
Любопытна априорная позиция Михаила Евзлина, который во ''Вступительном замечании'' к своей книге пишет, что вершины авангарда ''всегда обращены вниз''. Поясняя: ''Это не означет, что своими корнями он упирается в небо. В ''мире с конца'', который с энтузиазмом возвестили поэты-заумники, нет ни неба, ни земли. Несмотря на его маниакальную суету, в нем нет движения, а только бесконечное повторение - без конца и без начала''. И добавляет: ''Этот авангардный мир, собственно, есть наш мир. И не подошли ли мы, в самом деле, к той предельной точке, с которой следует начать все с конца?''
В книге предпринимаются такие попытки прояснения, но еще более остается вопросов, над которыми стоит задуматься.
Сергей Бирюков
© S. Biryukov
|