Антонелла Кавацца
ВОСПРИЯТИЕ В ИТАЛИИ РОМАНА ЛЬВА ТОЛСТОГО
"АННА КАРЕНИНА"
(1910 - 1928)
Очарование нравственным учением Льва Толстого и критика Толстого-моралиста характерны для первого десятилетия ХХ века в Италии. Об этом свидетельствует тот факт, что нравственно-философским произведениям Толстого посвящаются многочисленные статьи и памфлеты (1). В этот период Толстой как литератор широко известен, но менее изучен, чем Толстой как учитель жизни. Он уже прославлен прежде всего как автор "Войны и мира" - утверждает Джованни Папини в своем скорбном прощальном слове на страницах авангардистского журнала "Ла Воче" (La Voce) от 7 ноября 1910 г. В этой статье под названием "Молитва за Толстого (перед смертью)" Джиованни Папини пишет:
"Оговорюсь сразу, я не толстовец, и из русских мне ближе по душе творец "Идиота", чем создатель "Войны и мира". Всё-таки этот великий седобородый старец, который из глубины Святой Руси по временам возвышает голос, будто пророк Исаия, и кажется, весь народ, собравшийся вокруг, внимает ему; он представляется мне единственным героем, живущим ныне в мире, единственным истинно Великим, кто дышит и движется, как мы дышим и движемся; он единственный, среди всех удостоенных быть услышанными, который говорит языком плоти; единственный среди немногих, с которыми хотелось бы говорить, который в состоянии ответить на твой вопрос" (2).
Однако кроме "Войны и мира", и другой роман способствует расширению известности писателя Толстого в Италии: "Анна Каренина". Изучению восприятия этого произведения в Италии посвящена настоящая статья, которая охватывает период времени, с 1910, года смерти великого русского писателя, до 1928 г., который совпадает с первым столетием его рождения (3).
В период, непосредственно следующий за кончиной писателя, итальянская критика продолжает придавать значение всему тому, что печатается о нем во Франции; в то же время, следует отметить первые монографии на итальянском языке, полностью посвященные ему, которые начинают появляться во втором десятилетии XX века. Например, журнал "Мардзокко" (Marzocco) от 11 июня 1911 г. в статье "Последние книги о Льве Толстом" сообщает о выходе, с одной стороны, книги Ромена Роллана, "Жизнь Толстого" (Vie de Tolstoi, Paris 1911), а также книги Андре Суаре, "Живой Толстой" (Tolstoi vivant, Paris 1911) и, с другой стороны, о двух книжках Феличе Момильяно и Эмилио Морселли, под одинаковым названием "Лев Толстой" (Leone Tolstoi), которые были напечатаны соответственно в Модене и в Пистое в том же году (4). Отдаляясь, в частности, от позитивистской критики, которая сближает "Анну Каренину" с "Мадам Бавари" Флобера, Момильяно определяет этот роман как "произведение совершенной художественной зрелости". Исследователь трудов Маццини, Момильяно рассматривая последний роман и остальные произведения Толстого первого периода, отмечает: "Успех этих романов, замученных посредственными переводами, предлагаемых в начале только некоторым энтузиастам, вызван не только силой искусства, но также и тем, что чувства и господствующие здесь мысли соответствовали запросам большого числа западных читателей, намного лучше, чем то, что смогли создать местные романисты, веристы и декаденты" (5). Такая критическая оценка в будущем найдет подтверждение в коммерческом поле, где - в основном - увеличится интерес к иностранной литературе в Италии по ходу кризиса итальянского романа. В связи с этим в конце двадцатых годов, литературный журнал "Иль Баретти" (Il Baretti), устами Арриго Каюми, поставит прямой вопрос: "Почему читатели предпочитают иностранцев современным итальянским авторам?". И сам Каюми ответит: "Потому что первые дают что-то новое или более определенное" (6).
Среди итальянских публикаций, посвященных Толстому, начиная с 1910 г., монография Джулио Витали "Лев Толстой" (Leone Tolstoi) (Рим 1911), привлекает внимание писателя Джузеппе Преццолини, который называет ее "первой книгой о Толстом в Италии". Однако, говоря о ней, он указывает на следующий недостаток: "В книге Витали нет ни одной главы, посвященной Толстому-художнику, и ошибка, которую я упомянул, заключается именно в том, что автор считает Толстого почти только моральным человеком, а не великим художником, в то время, как я абсолютно убежден, что его нравственная значимость минимальна, а художественная огромна, при том, что его значение как теоретика ничтожно" (7). В том же направлении идет рецензия об этой книги Джованни Амендола (8). Исходя из объективных данных, что толстовскому творчеству посвящены всего "десять страничек из двухсот, которые составляют книгу", Амендола утверждает, что тот, кто пытается воспроизвести личность Толстого, не должен забывать, что художественная жизнь составляет материю моральной жизни". Преццолини и Амендола правы. Витали судит о романах Толстого с чисто этической точки зрения, ограничиваясь тем, что определяет "сюжет "Анны Карениной" чем-то вроде цепочки событий, предшествующих "Воскресению"" (9). Сходный анализ, который оказывает предпочтение "моральному гению" по отношению к "художественному гению", полностью разделяет Джузеппе Антонио Борджезе. Известный критик, в своей статье "Евангелист Толстого" (Un evangelista di Tolstoi), высоко оценивая роллановскую биографию русского писателя, представляет его, как "свидетеля и мученика морального томления, в котором пребывает современное общество". И приходит к утверждению: "Именно потому его фигура, выходит за рамки литературной истории, что его религиозный опыт, его искушения, его добродетель, его смерть становятся более важными, чем его шедевры" (10).
В период "немой сосредоточенности" Эмильо Чекки в 1916 г. погружается в чтение разнообразной европейской литературы, в том числе и романа "Анна Каренина" (11). Еще до конца не определено значение Толстого в творчестве писателя Ренато Серра, для которого русский писатель становится безусловно новым и непохожим на современников (12). Достоин упоминания тот факт, что молодой националист, Гуальтьеро Кастеллини, во время I Мировой Войны, взял с собой книги Толстого на поля сражений. В письме от 25 мая 1918 г., написанном во Франции, где он воевал против немцев в составе Итальянского экспедиционного корпуса, читаем: "Я очень люблю свою Страну, но я в состоянии читать также Золя и Толстого, размышляя обо всем том, что они сумели сказать гуманного, глубокого, печального" (13).
В результате кризиса идеологий XIX века и литературного течения во главе с Д'Аннунцио, после "неоромантизма" журнала "Ла Воче", в первые послевоенные годы в Италии имеет место явный пересмотр идеи романа, как полемики с авангардом начала XX века. Не случайно же, что редакторы римского "Ла Ронда" (La Ronda), в это время способствовали возвращению к таким классикам итальянской литературы, как Леопарди и Мандзони, за что и приобрели название "неоклассиков" (14). Новое открытие классиков проходит под знаком двойной конфронтации на национальном и европейском уровнях. Возвращаются на первый план и произведения Верга (15), повторное открытие которого не является лишь пассивным прочтением его теории; она действительно оживлена намерением сочетать уроки итальянского реализма с новыми литературными опытами иностранцев, особенно французов и русских (16).
Среди главных героев этого нового направления в литературном поле выделяется писатель Риккардо Баккелли, который посвящает Толстому пространную статью, напечатанную в 1921 г. в журнале "Ла Ронда". Уже во вступлении он, упоминая о том, что недавно перечитал большие романы Толстого говорит: "Перечитав недавно "Войну и мир", "Анну Каренину" и любовную историю Нехлюдова и Масловой в "Воскресении", мне кажется я понял Толстого и хотел бы живым пером восхвалить его" (17). Немного дальше Баккелли пишет:
"Говорят, что Толстой претендовал на морализаторство и догматизм. Вполне может быть. Я знаю, что после прочтения его романов я забыл об этом. Его главные герои - плоть и чувство, время года и климат, физиологические часы, (кому кроме Толстого удалось описать обед и пищеварение, как, например в "Анне Карениной?"). Он, так сказать, познал, землю, как познали ее плуг, и корни".
Баккелли сам по себе вносит значительный вклад не только как критик, но также как писатель, в возобновление жанра итальянского исторического романа, отвечающего современным требованиям. При этом он ориентируется как на отечественные, так и на иностранные образцы, в особенности на Мандзони и Толстого. Плодом этого нового художественного исследования высокого стилистического уровня, явился например, роман "Дьявол в Понтелунго" (Il diavolo al Pontelungo), напечатанный в 1927 г. В этом воспоминании, с одной стороны об анархической колонии в Локарно, в центре которой находится фигура Бакунина, а с другой, -- о первых общественных движениях Романьи, во главе которых был Андреа Коста, автор не случайно упоминает словами Антонии, жены Бакунина, роман ""Война и мир" известного графа Льва Толстого" (18). Однако не все в этот период соглашаются с положительным оценкой Баккелли знаменитого русского писателя. Писатель Арденго Соффичи, например, жалуется на то, что "литературная манера Толстого" не соответствует принципам классического искусства (19). Подобное суждение, которое не разделяет редакция журнала "Ла Ронда", где оно было опубликовано, можно считать несколько обособленным (20). Баккелли и Соффичи все-таки не были единственными литераторами, увлеченными Толстым, в период между двумя мировыми войнами. В Генуэзской тетради Эудженио Монтале среди излюбленных книг поэта в 1917 г. отмечены "Война и мир" и "Анна Каренина" (21). Среди прочитанных и косвенно знакомых текстов писателю Федериго Тоцци также фигурирует Толстой (22).
В первые послевоенные годы русская Революция выявляет профиль Толстого-моралиста в игре света и теней, в которой пересматривается идеализированная в предыдущий период фигура писателя. В примечании переводчика в книжке воспоминаний о великом писателе Максима Горького, вышедшей во флорентийском издательстве "Ла Воче" в 1921 г., Одоардо Кампа, которого Борджезе считает "одним из совсем небольшого числа итальянцев, которые обладают какими-то непосредственными знаниями о России" (23), пишет:
"Зло, от которого страдает Россия - поймите меня правильно - в основном моральной природы, и ее беспредельная трагедия - это беспредельный катарсис. Лев Толстой является символом России" (24).
Несмотря на то, что его суждение в сущности совпадает с мнением Кампа, Борджезе, все же, отмечает на страницах ежемесячника "И либри дель джиорно" (I libri del giorno): "Мне тоже кажется, что главные источники для понимания русской революции следует искать в русской литературе. Но почему их следует искать исключительно у Толстого, а не у Достоевского и других писателей? (25)". Через два года Этторе Ло Гатто рецензирует для того же самого журнала книгу "Загадка Толстого" (Берлин 1923), в которой ее автор, M.A. Алданов, настаивает на том факте, что все идеи Толстого, выраженные в его произведениях как художественных, так и философских, несут на себе печать некоего загадочного противоречия (26). Такое противоречие отличает и решение проблемы брака в "Анне Карениной", где согласно Алданову защита художника не оставила камня на камне от обвинительного акта, построенного моралистом.
Во второй половине двадцатых годов увеличивается число итальянских читателей, которые открывают для себя русскую литературу (27). Однако согласно Пьеро Гобетти, знание русской литературы итальянцами остается скудным. В 1921 г., в журнале "Ордине нуово" (Ordine nuovo), юный интеллектуал-антифашист выносит довольно суровый приговор: "Интерес нашей публики к русской литературе исходит в основном из болезненности и удовлетворения своего глубокого невежества. Исходя из этих предпосылок, можно лишь полюбить экзотические имена и поспешно-приблизительное чтение Толстого и Горького (во Франции, напротив, по различным историческим причинам, предпочитают Тургенева и Достоевского)" (28). Как известно, Гобетти не мало способствовал своими писаниями и журналами расширению культурного горизонта современников с целью ознакомить их с русской литературой (29).
От критики конца XIX века, которая считала "Анну Каренину" обширной монографией, оснащенной примерами на тему "семья в России" (30), полностью отталкивается юный Леон Гинзбург в статье "Анна Каренина (критические записки и исторические заметки)" (31), утверждая, что "Толстой написал историю супружеской измены, ничем не чрезвычайной, не характерной, не отличной от других супружеских измен, -- даже наоборот, ничего более обычного". Очерк, который содержит, между прочим, также разнообразную информацию о редактировании "Анны Карениной", почерпнутую из документальных русских источников, появляется в 1927 г. в журнале "Иль Баретти". Здесь, Гинзбург задавшись вопросом о секретах искусства Толстого, которое по его мнению основано на "незаменимости выражения", объясняемой им так: "У каждого слова есть свое определенное применение, и горе - лишиться его: рушится всё". Такие рассуждения лингвистического характера связаны с непосредственным знанием текста "Анны Карениной" Гинзбургом. Итальянский исследователь между 1927 и 1928 гг. впервые полностью перевёл с русского языка на итальянский роман Толстого для Туринского издательства "Slavia", которое опубликовало его в 1929 г. (32).
В 1928 г. Гинзбург печатает "Новые заметки об "Анне Карениной"" (33), где он исследует стиль великого русского писателя и оценивает его следующим образом:
"Но прежде всего необходимо выявить концепцию стиля. Я исхожу из того мнения, что это психологическая, а не риторическая проблема; потому что главное и, пожалуй, наиболее существенное -- иметь определенный склад ума forma mentis; а не стараться одну глагольную форму использовать вместо другой, и точку с запятой вместо твердой точки. Разумеется, психологическая проблема опознается и изучается в своих практических проявлениях слов, периодов, которые могут стать предметом и риторического анализа. Я убежден, однако, в том, что мы совершаем полезную работу для постижения поэтической ценности произведения, только тогда, когда мы восходим от слов и периодов к духу поэта, проявляющемуся в полноте произведения, то есть идем путем установления связи между частным фактом и общим вдохновением" (34). Здесь можно уловить влияние на исследователя русского происхождения идеализма Бенедетто Кроче, с философией которого он был близко знаком (35). Его метод исследования, в котором, однако, явственно присутствует и знакомство с русскими формалистами, проявляется в следующем шаге: "Естественно (но здесь наблюдение должно стать несколько внешним и формалистическим), большое преимущество стиля Толстого состоит также в точности слова, которое без усилия наряду с другими сразу создает пластичную картину ситуации". На самом деле в своем исследовании толстовского стиля Гинзбург сознательно предпочитает "поэзию в Анне Карениной" и, наоборот, опускает "рассуждения о технике".
До Гинзбурга другие литераторы сближали "Анну Каренину" с поэзией. Среди них, размышляя о переводе в своих записных книжках 1917 года, Чекки пишет: "От поэта в переводе (Ибсен, Достоевский, Толстой) остается только то, что есть в нем иллюстративного, историографического, научного" (36). Тот же Гобетти, в 1920 г. называет Толстого "поэтом" в статье, посвященной Джузеппе Преццолини, где, - по мнению основателя "Либеральной революции"-, последний имел заслугу упразднить философский (!) и этический мир Толстого" (37). В этой статье Гобетти следующим образом трактует искусство русского писателя:
"Толстой становится поэтом всякий раз, когда он отказывается от проповеди и пустой абстрактности и видит слабую, несовершенную личность человека; и вместо псевдо-этических туманов он улавливает самые яркие детали, языческие, земные, и вместо евангельской любви своей религии часто проявляет к людям острую иронию".
Работа Толстого "O Шекспире и о драме", где русский писатель утверждает, что драматическое искусство с древних времен всегда было религиозным, станет известна в Италии благодаря переводу с немецкого, как свидетельствует статья Адольфо Фаджи в "Мардзокко" от 11 ноября 1928 г. (38). Признавая эстетическую концепцию Толстого, этот итальянский философ обнаруживает религиозный и народный характер романа "Анна Каренина" (39) и пишет: "Не имеет значение, идет ли речь о драме или о романе, поскольку то, что Толстой говорит о драматическом искусстве, что он относит к искусству вообще; и каждый роман в принципе является драмой, абстрагируясь от внешней формы" (40).
В 1928 г. по случаю столетия рождения Толстого, Ло Гатто, в пространном очерке "Духовное единство Льва Толстого" (L'unita spirituale di Leone Tolstoj) утверждает, что "Толстой принадлежит к когорте всемирных гениев, духовная личность которого должна оцениваться в целом", и поэтому он считает неоправданным "то разделение, которое было сделано, и оно, можно сказать, стало общим достоянием, разделение жизни Толстого на два периода, до и после религиозного кризиса" (41). В этой перспективе итальянский ученый называет ""Анну Каренину" компендиумом художественной деятельности и вступлением в деятельность Толстого-моралиста"(42). Иначе думает немецкий писатель Стефан Цвейг, книга которого "Три поэта собственной жизни" (Drei Dichter ihres Lebens, Leipzig 1928) имела большой успех в Италии и в России (43). В итальянском переводе Tre poeti della propria vita немецкий писатель наблюдает: "Толстой последнего периода из поэта жизни превращается в судью жизни. Эта доктринальная тенденция уже ощущается в "Анне Карениной"" (44).
Первое столетие со дня рождения Толстого вновь дает повод для размышлений о величии этого писателя во всей его полноте, слава которого возросла в Италии несмотря на "уродование", которому подверглись его произведения по вине переводчиков, в особенности в первом десятилетии XX века (45). На фоне столь огромного успеха, достигнутого за пределами России, поражает в частности холодность, проявленная со стороны советского руководства (46). Несмотря на оговорки со стороны советской критики в 1927 году правительство все-таки объявляет о начале издания нового Полного собрания сочинений (47). Эта новость благодаря Ло Гатто распространилась и в Италии.
Год столетия Толстого не проходит незамеченным и журналом "Солария" (Solaria), в котором в декабре 1928 г. Джансиро Феррата пишет: "Толстой в целом (не только как автор "Анны Карениной", "Войны и Мира") обладает всей жизненной силой покорить нас своей энергичной привлекательностью, мало с кем сравнимой" (48). В его заметках о знаменитом русском художнике, Феррата, подвергает сомнению общее место "Достоевский = maximum славянской души". Знаменитый итальянский литератор действительно убежден, что Толстой не меньше Достоевского "сумел интерпретировать славянскую суть".
Из приведенных здесь свидетельств становится очевидным, что популярность романа "Анна Каренина" в Италии, широкая уже в конце XIX, укрепляется в период, следующий за смертью Толстого. Она созревает в литературной среде, политически близкой как к социалистическому, так и к либеральному лагерю, энергия которых по большей части порождает антифашистское движение. Роман "Анна Каренина" не остался незамеченным некоторыми представителями литературного авангарда начала XX века и, прежде всего, стал предметом внимательного рассмотрения со стороны сотрудников таких литературных журналов, как "Ла Воче", "Ла Ронда", "Иль Баретти" и "Солария", которые оставили след в культурной жизни Италии. Несмотря на то, что итальянскими критиками он часто упоминается в одном контексте с "Войной и миром" (49), роман "Аннa Каренинa" вызывает все больший интерес итальянской публики. Таким образом, в панораме итальянской литературной критики в двадцатые годы XX века этот роман приобретает видное место. Он также неоспоримо способствует многоплановому обновлению итальянской литературной прозы в этот период.
Перевод с итальянского В. Кейдана и А. Кавацца
БИБЛИОГРАФИЯ
Amendola 1911 G. Amendola, Tolstoi // "L'anima", 1911, n.1, с. 60.
Bacchelli 1921 R. Bacchelli, Omaggio al conte Tolstoi // "La Ronda", 1921, n. 10, сс. 647-656.
Bacchelli 1923 R. Bacchelli, Paradosso su Tolstoi e Dostoevschi // "La Voce", 1923, dicembre (n. straordinario), сс. 803-828.
Bacchelli 1965 R. Bacchelli, Il Diavolo al Pontelungo, Milano 1965.
Borgese 1913 G.A. Borgese, Un evangelista di Tolstoi // La vita e il libro, terza serie e conclusione, Torino 1913, сс. 58-64.
Borgese 1921 G.A. Borgese, Le mie letture // "I libri del giorno", 1921, IV, n. 5, сс. 229-231.
Cajumi 1928 A. Cajumi, La crisi del romanzo // "Il Baretti", 1928, V, n. 2, сс. 10-11.
Castellini 1921 G. Castellini, Lettere (1915-1918), Milano 1921.
Cavaglion 1988 A. Cavaglion, Felice Momigliano (1866-1924). Una biografia, Napoli 1988.
Cecchi 1976 E. Cecchi, Taccuini, a cura di N. Gallo e P. Citati, Milano 1976.
Cecchi 1997 E. Cecchi, Saggi e viaggi, a cura di M. Ghilardi, Milano 1997.
Ciampoli 1887 D. Ciampoli, Il romanzo in Russia e l'"Anna Karenine" del Tolstoi // Anna Karenine, Milano 1887, сс. VII-XXVIII.
Faggi 1898 A. Faggi, Lenau e Leopardi, studio psicologico-estetico, con un saggio di versioni poetiche dal Leanu, Palermo 1898.
Faggi 1928 A. Faggi, Fede e dramma // "Il Marzocco", 11.11.1928, c. 2.
Ferrata 1928 G. Ferrata, Centenario di Tolstoi // "Solaria", 1928 (III), n.12, сс. 42-45.
Gobetti 1969-1974 P. Gobetti, Opere complete, a cura di P. Spriano, 3 voll., Torino 1969-1974.
Gobetti 1976 [1969] P. Gobetti, Paradosso dello spirito russo, Torino 1976 [1969].
Lo Gatto 1923 E. Lo Gatto, L'enigma di Tolstoj // "I libri del giorno", 1923, VI, n. 10, с. 547.
Lo Gatto 1927 E. Lo Gatto, La letteratura classica e i soviety // "I libri del giorno", 1927, X, n. 12, сс. 664-666.
Lo Gatto 1928a Lo Gatto, L'unita spirituale di Leone Tolstoj // "La nuova antologia", 1928, 339, settima serie, vol. 261 (1.IX. 1928), сс. 21-40.
Lo Gatto 1928b E. Lo Gatto, L. Tolstoj e la nuova letteratura // Letteratura soviettista, Roma 1928, pp. 147-160.
Lo Gatto 1929 E. Lo Gatto, Tolstoiana // "I libri del giorno", XII, n. 4, сс. 244-245.
Ginzburg 2000 L. Ginzburg, Scritti, a cura di D. Zucaro, prefazione di L. Mangoni, introduzione di N. Bobbio, Torino 2000.
Gor'kij 1921 M. Gor'kij, Ricordi su Tolstoi, Firenze 1921.
Momigliano 1911 F. Momigliano, Leone Tolstoi, Modena 1911.
Montale 1996 E. Montale, Il secondo mestiere. Arte, musica, societa, Milano 1996.
Morselli 1911 E. Morselli, Leone Tolstoi, Pistoia 1911.
Il Novecento 1989-1993 Il Novecento, voll. 2, a cura di G. Luti, Padova 1989-1993.
Papini 1910 G. Papini, Preghiera per Tolstoi (prima della morte) // "La Voce", 1910, II, n. 50, с. 441.
Parodi 1928 M. Parodi, I cento anni di Leone Tolstoj // "I libri del giorno", 1928, XI, n.9, сс. 536-538.
Pirandello 2006 L. Pirandello, Saggi e interventi, Milano 2006.
Prezzolini s.d. G. Prezzolini, Uomini 22 e citta 3, Firenze s.d.
Raimondi 1959 E. Raimondi, Pascoli, Serra e Tolstoi: storia di un simbolo // "Convivium", 1959, n.6. сс. 687-698.
Salomoni 1996 A. Salomoni, Il pensiero religioso e politico di Tolstoj in Italia (1886-1910), Firenze 1996.
Sapegno 1924 N. Sapegno, Resoconto di una sconfitta // "Il Baretti", 1924, I, n.1, с. 1.
Serra 1958 R. Serra, Scritti, 2 voll., Firenze 1958.
Soffici 1922 A. Soffici, Osservazioni intorno alla letteratura russa // "La Ronda", 1922, IV, nn.3-4, сс. 197-208.
Sorani 1911 A. Sorani, Gli ultimi libri su Tolstoi // "Il Marzocco", 11.VI.1911, с. 3.
Vitali 1911 G. Vitali, Leone Tolstoi, Roma 1911.
Zweig [1928] S. Zweig, Tre poeti della propria vita, tr. di E. Rocca, Milano [1928?].
Кавацца (в печати) A. Кавацца, O vosprijatii romana "Anna Karenina" v Italii (1886-1910) // Tolstoj i o Tolstom. Materialy i issledovanija, vyp. 3, Institut mirovoj literatury imeni "Gor'kogo", Moskva 2008 (в печати).
Примечания:
© A.Cavazza
|
TSQ 34
Toronto Slavic Annual 2003
Arkadii Shteinvberg. The second way
Roman Timenchik. Anna Akhmatova in 60s
Le Studio Franco-Russe
back
