Иоанна Делекторская
Андрей Белый в поисках золота и лазури
В Toronto Slavic Quarterly № 25 мною была опубликована заметка "Ненаписанные строки "Золота в лазури"". Речь в ней идет о наличии в оглавлении первого поэтического сборника Андрея Белого заглавия несуществующего программного стихотворения, и о том биографическом и художественном контексте, в который, как выясняется при ближайшем рассмотрении, с легкостью вписывается это стихотворение-фантом.
Следуя примеру Белого, беспрерывно "дописывавшего" собственные тексты, я хотела бы здесь продолжить начатый несколько месяцев назад разговор и вновь обратиться к тому абзацу его мемуаров "Начало века" (1930-1932), откуда позаимствовала цитату для названия предыдущей своей статьи.
"…все, записанное мной в строках, вышло жалко, - пишет Белый, - лучшие строчки не осадились строками; но можно сказать: ненаписанные строки "Золота в лазури" как бы вошли в меня; и лишь поздней, в правке "фиктивного", мной написанного "Золота в лазури", отразились подлинные мои восприятия того лета (лета 1903 г., когда создавались стихотворения, вошедшие в сборник - И. Д.): полей, воздухе, напёка, шума в ушах <…>"(1).
"Фиктивным" "Золотом в лазури" названа здесь подготовленная в 1929-1931 гг. и не опубликованная при жизни Белого книга "Зовы времен". Задуманная как первый том двухтомного итогового собрания стихотворений, она была сформирована автором из более или менее радикально переработанных ранних его стихов, дополненных написанными позднее в "золотолазурном стиле" текстами (2). С уверенностью, однако, можно утверждать, что на самом деле "фиктивное "Золото в лазури"" в хронологическом, пространственном и метафизическом плане занимает в жизни своего творца куда больше места, чем рукопись "Зовов времен", ибо на протяжении двадцати пяти лет с поразительным, почти маниакальным упорством он силился "одушевить" "тяжелую глазурь" своей первой поэтической книги "в воздушную ритмами лазурь" (3). Реконструкции истории рожденного таким образом не столько фиктивного, сколько, выражаясь современным языком, виртуального "Золота в лазури" или, точнее - подлинной истории "Золота в лазури" посвящена предлагаемая читательскому вниманию работа.
Первое, что поражает в означенной истории, - та громадная роль, которую, сам того не подозревая, сыграл в ней В.Я. Брюсов, откликнувшийся в 1904 г. на беловскую книгу и "Прозрачность" Вяч. Иванова небольшой рецензией в "Аполлоне". Я уже указывала на скрытое цитирование Белым Брюсова в тексте "Начала века". В предисловии же к "Зовам времен" (спустя четверть века с момента публикации рецензии) Белый прямо цитирует все тот же брюсовский текст. Правда, делает это он весьма своеобразно: скомпилировав два отрывка, расположенных в оригинале на достаточном отдалении друг от друга, и поместив их в один ряд с цитатой из злого и резкого отзыва на "Золото в лазури" Анатолия Бурнакина, опубликованного в 1907 г. в альманахе "Белый камень":
"Брюсов безмерно пощадил меня, назвав "Золото в Лазури" рубищем с вкрапленными в него драгоценностями; рубище осталось рубищем; драгоценности увиделись стекляшками. Вернее определил "Золото в Лазури" мой в свое время гонитель, А. Бурнакин, назвав книгу "Сусалом в синьке"" (4).
У Брюсова мысль выражена, мягко говоря, несколько иначе, нежели ее (судя по всему, по памяти) цитирует Белый: "Творчество Белого, - пишет он, - это - вспышки молний, блеск драгоценных камней, разбрасываемых пригоршнями, торжественное зарево багряных закатов.
<…>
Язык Белого - яркая, но случайная амальгама, <…> это - златотканая царская порфира в безобразных заплатах" (5).
Понятно, что подобного рода цитирование возможно лишь в порыве авторского самобичевания, которым, к слову сказать, Белый занимается постоянно, едва лишь речь заходит о его "Золоте…".
При этом тщательно и почти любовно фиксирует он хронологическую канву своей затянувшейся борьбы за истинное "Золото в лазури", включая в текст все того же предисловия к "Зовам времен" обширный фрагмент, который я приведу здесь, снабдив еще более обширными (но необходимыми) комментариями.
"В 1914-м я наспех ретушировал текст; в связи с ретушью из ритмов 903 года выветвилось несколько новых стихотворений <…>" (6).
Белый вспоминает здесь о своей работе над "Собранием стихотворений", подготовленном им для издательства "Сирин", но так и не напечатанном при жизни поэта. Основу этого издания, увидевшего, стараниями А.В. Лаврова, свет лишь в 1987 г., составили стихотворения из "Золота в лазури", расположенные в хронологическом порядке (7). В одном из писем к редактору будущей книги и давнему своему приятелю Иванову-Разумнику Белый заявлял о намерении "не оставить камня на камне в "Золоте в лазури", т. е. попросту заново написать "Золото в лазури"" (8). Со временем, правда, этот план значительно изменился, и в предисловии к "Собранию стихотворений" Андрей Белый пишет, что в новом издании "оставил много формально слабых стихотворений" в их первоначальном виде, так как они "характеризуют идейные искания и переживания автора несравненно ярче, нежели другие стихотворения <…>" (9).
В коллекции Государственного музея Пушкина (отдел "Мемориальная квартира Андрея Белого") хранится экземпляр "Золота в лазури", служивший поэту в Дорнахе (где он жил тогда вместе с первой женой, А.А. Тургеневой) "вспомогательным материалом" в работе по отбору стихов для "сириновского" "Собрания…". Книга эта весьма показательна в контексте разговора о том, намеренно или невольно не обратил ее автор внимания на пресловутое несуществующее стихотворение "Золото в лазури", по корректорскому недосмотру отрывающее одноименный раздел. В оглавлении "дорнахского" экземпляра "Золота…" около каждого заглавия стоит карандашная помета, обозначающая год написания того или иного текста. И "Золото в лазури" тут - не исключение. На соответствующей строке имеется помета: "903". А значит версия о том, что Андрей Белый не знал о "фантомном" тексте в корпусе "Золота…" отпадает. И с большой долей вероятности можно предположить, что автор намеривался превратить "фантом" в реальность, "одушевить", - так же, как мечтал "одушевить", переписав и дописав, со временем всю свою книгу. Косвенным доказательством небезосновательности этой догадки может, как кажется, выступать "рифмующаяся" с "золотолазурной" особенность "Собрания стихотворений": в предисловии к нему Белый объявляет, что присоединил к текстам из "Золота в лазури" фрагмент ненаписанной мистерии "Пришедший", "как дающий ключ к пониманию ряда стихотворений" (10). Между тем, означенный фрагмент отсутствует в макете издания (А.В. Лавров комментирует эту нестыковку: "…видимо, здесь сказывается <…> элемент случайности или вынужденная спешка с подготовкой книги" (11), - обстоятельства, добавим мы, схожие с теми, что сопутствовали выходу в свет "Золота в лазури").
Продолжим теперь вместе с Белым экскурс в историю редактур его "Золота…".
"…в 1916-м я переработал текст книги, рукопись - пропала".
Имеется в виду очередная редакция (под заглавием "Набат времен" или "Зовы времен"), представленная в московское издательство В.В. Пашуканиса. Она была утрачена после ареста издателя, расстрелянного в 1919 г. (12).
"В 1921 году в Ленинграде я сызнова принимаюсь за правку; и вместе с правкой прикосновение к образам и ритмам прошлого извлекает из него "новые" почти стихи; и поэму "Первое свидание"; в 1922 году в Цоссене я пытаюсь продолжить правку (работая над сборником "Стихотворения", увидевшим свет в издательстве Зиновия Гржебина весной следующего, 1923-го, года - И. Д.), но вместо нее из передвижения строк и слов вырастает часть стихов, напечатанных в "После разлуки" <…>. Только в 1929 году (собирая книгу "Зовы времен" - И. Д.) я сериозно взялся за искоренение "ужасов" первого издания "Золота в Лазури" <…>" (13).
Еще один эпизод, относящийся к этой эпопее и не упомянутый Белым, мы находим в воспоминаниях М.И. Цветаевой "Пленный дух" (1934).
Дело происходит в Берлине в 1922 году, в период подготовки к печати "гржебинских" "Стихотворений". Вместе с, по обыкновению, сильно переработанным "Золотом в лазури", в книгу на правах разделов были включены также значительно видоизмененные "Пепел" и "Урна", однако неприятность случилась не с ними, а именно с "Золотом…":
"Белый потерял рукопись. Рукопись своего "Золота в лазури", о которой его издатель мне с ужасом:
- Милая Марина Ивановна, повлияйте на Бориса Николаевича. Убедите его, что раньше - тоже было хорошо. Ведь против первоначального текста - камня на камне не оставил. Был разговор о переиздании, а это - новая книга, неузнаваемая! Да я против нового ничего не имею, но зачем тогда было набирать старую? Ведь каждая его корректура - целая новая книга! Книга неудержимо и неостановимо новеет, у наборщиков руки опускаются...
И вот, эту новизну, этот весь ворох новизн - огромную, уже не вмещающую папку - Белый вдруг потерял" (14).
Потерял в одном из берлинских кафе, в которых дневал и ночевал после разрыва отношений с А. Тургеневой и с духовным наставником - Рудольфом Штейнером.
"Слишком уж стало легко идти, - жаловался он Цветаевой, - левая рука слишком зажила своей жизнью <…> - в правой трость, а в левой - ничего... И это "ничего" - моя рукопись, труд трех месяцев, что - трех месяцев! Это - сплав тогда и теперь, я двадцать лет своей жизни оставил в кабаке... (Курсив мой. - И. Д.)" (15).
Цветаева в красках описывает бесплодные поиски, приводит реплики Белого, винящего в случившемся то некоего мистического, привидевшегося ему "брюнета", то Штейнера (демонизируя Доктора так же, как когда-то, в конце 1904-начале 1905 гг., демонизировал Брюсова в период их т.н. "умственной" дуэли (16)), - и, наконец объявляющего совершенно спокойно: "Больше не будем искать. Пропала. И, может быть, лучше, что пропала (Курсив мой. - И. Д.)" (17).
Как видим, на лицо здесь уже знакомые по прочим "главам" нашей "саги" составляющие: редактура, разрастающаяся в новую, неузнаваемую книгу и утрата рукописи. Показательна также финальная "мазохистская" радость Белого по этому поводу. Хотя Цветаева, конечно, не могла быть посвящена в тонкости "биографии" "Золота в лазури", и вспоминает о казусе с ним как о ярком, но единичном эпизоде.
Немаловажно, что на всем протяжении истории "Золота…" мотив утраты рукописи соседствует с мотивом ее намеренного уничтожения автором. Вспомним уже цитировавшийся здесь отрывок из письма Андрея Белого к Иванову-Разумнику по поводу "Собрания стихотворений". А через полтора десятка лет в предисловии к "Зовам времен" Белый напишет: "…этой редакцией стихов, взятых из "Золота в лазури", я считаю свою юношескую книгу уничтоженной <…>" (18).
…И не просто уничтоженной, а сожженной: полностью, начиная с заглавия. Страсть Белого к "пиротехническим эффектам" хорошо известна, - вспомним его слова из предисловия к "Урне": ""Пепел" - книга самосожжения и смерти" (Курсив мой - И. Д.), знаменитый пожар в финале "Серебряного голубя", взрывы в финале романов "Петербург" и "Маски"…
В собрании Государственного литературного музея сохранился экземпляр "Золота в лазури", принадлежавший подруге К.Н. Бугаевой (второй жены Андрея Белого) - Е.В. Невейновой. Поэт пользовался им при работе над "Зовами времен", и вернул хозяйке, снабдив выразительнейшим инскриптом. Он перечеркнул заглавие на титульном листе, подписав под ним: "Сожжено! Передаю пепел этой дряни Е.В. Невейновой. А. Белый" (19).
Соседство мотивов "пропавшей грамоты" и "сожженной рукописи" неизбежно отсылают нас к Н.В. Гоголю - одному из "вечных спутников" и литературных учителей Андрея Белого.
В отличие от учителя, ученик в своем жизнетворчестве прибегает к виртуальному (но зато - многократному!) сожжению неудавшегося труда, за которым видит не прекращение собственного творческого и физического существования, а возможность возрождения в истинном золоте и истинной лазури.
Образ сжигаемого несовершенного текста, книги-феникса, возрождаемой в более "совершенном" своем варианте, с окончанием работы над "Зовами времен", казалось бы, достроен до конца. Игра сыграна, несмотря на оговорку автора: "Разумеется, я не вполне доволен предлагаемой редакцией" (20). Прошлое похоронено; место не дававшего Белому долгие годы покоя художественного убожества занимает книга, "удовлетворительная" по его собственной оценке. Однако тут же автор признает, что вопреки всем бранным словам, сказанным им в адрес первой редакции "Золота в лазури" (21), ценит его "потенциал" и "отвертывается лишь от "кокона", из которого вылетела бабочка; бабочка - не самый текст переработки, а - протянутость к будущему" (22). Ту же "протянутость", видимо, подразумевал он и в 1909 г., заявляя в предисловии к "Урне": "Еще "Золото в лазури" далеко от меня… в будущем" (23). О ней писал и в 1914 г. в предисловии к "сириновскому" "Собранию стихотворений": "…остаются в силе слова к третьему сборнику стихов: "Я собираю свой собственный пепел, чтобы он не заслонял света моему живому "я"… Еще "Золото в лазури" далеко от меня… в будущем…"" (24). Не случайно, что и во вступлении к "Зовам времен" Белый приводит все тот же свой давний пассаж: "Уже в 1909 году сознание неудачи с первою книгой стихов вызвало признание: "Еще "Золото в лазури" далеко от меня" <…>. Далеко - значит: в будущем" (25).
"Вероятней всего, - пишет Белый в пояснительной записке к "Зовам времен", - что при моей жизни этот том не появится в печати" (26), - и таким образом оставляет за собой право на дальнейшие его дописывания и переработки. Принципиальная незавершенность, незавершимость книги чрезвычайно важна для ее автора.
Младший современник Белого - С. Кржижановский утверждал: "Творческий процесс имеет начало, но не имеет конца, и если, обычно, он бывает остановлен извне, в силу чисто практических нужд (напр., нельзя исправить отпечатанное), то изнутри он продолжает длиться. <…> Жизнь живой буквы, как и жизнь живой особи, останавливает обычно не завершенность, а… смерть" (27). В этом смысле история "Золота в лазури" как нельзя более показательна. "Черновая", "призрачная" природа его лежит в основе чисто практической проблемы: проблемы адекватного издания книги Андрея Белого, в котором в единый "пазл" были бы собраны все элементы изложенного мною здесь вкратце поистине романического сюжета. Его воспроизведение в настоящее время требует довольно серьезных усилий из-за разбросанности составляющих по разным публикациям. В гипотетический том стремящегося к идеалу издания "Золота в лазури" должны были бы войти снабженные развернутым комментарием репринтные воспроизведения книги 1904 г. и одноименного раздела берлинских "Стихотворений", соответствующие части "сириновского" "Собрания стихотворений" и "Зовов времен", а также "сопутствующие материалы" (отрывки из текстов Белого, мемуаров К.Н. Бугаевой, М.И. Цветаевой, рецензии, возможно, еще какие-то неучтенные мною здесь документы…).
К.Н. Бугаева завершает главу своих воспоминаний, посвященную "Золоту в лазури" и "Зову времен", знаковой в свете нашего разговора фразой: "Да, в трудное положение поставил Б. Н. нас и будущих далеких издателей" (28).
Хочется верить, что "Золото в лазури" не так далеко теперь от нас, как было когда-то от Андрея Белого, но расстояние все еще продолжает оставаться весьма внушительным. По крайней мере, здесь есть, о чем говорить и к чему стремиться.
Примечания:
© Io. Delektorskaia
|