Михаил Безродный

В расистских фобиях Андрея Белого еврейская и "желтая" опасности сливаются, и, например, ополчившись на неокантианцев, Белый рисует знакомого неокантианца-еврея ("походящего слегка на японца") летящим вниз головой с "Критикой чистого разума", которую тот "продолжает читать снизу вверх и справа налево: вместо "Разума" он читает какую-то восточную ерунду, если только - не восточное заклинание, ибо он читает: "Амузар" <...> Но не есть ли подобное обращение с Разумом превращение Разума в... восточного человека... Амузар - слово восточное" (Труды и Дни. № 4/5. С. 56). Кошмарные "восточные человеки" и слова-перевертыши - в том числе "японская" фамилия Вонави - встречаются и в "Петербурге", причем японское в этом романе - двойник еврейского (ср.: "От табаку да от водки все и пошло; знаю то, и кто спаивает: японец!").

У Аверченко ялтинскому городовому Сапогову поручено проверить евреев-ремесленников: "пусть каждый семит сделает тут же, при Сапогове, на его глазах, какую-либо вещь по своей ремесленной специальности и тем докажет, что бдительное начальство не введено им в заблуждение и недостойный обман". На опасения начальства, как бы евреи не провели Сапогова, тот уверенно отвечает: " - Жиды-то? Меня-то? Да Господи ж". Сфотографировавшись в матерской Голдина, он не позволяет проявлять негатив в другой комнате, а заставляет немедленно извлечь фотопластинку. И, обнаружив "обман", объявляет Голдину, что завтра вышлет его из Ялты. Литографу Шепшелевичу он велит изготовить визитную карточку, а когда тот пытается нанести фамилию, имя и отчество Сапогова на литографский камень "задом наперед", требует, чтобы все писалось "без жульничества", "по-русски". Литограф подчиняется и подает ему визитную карточку: "Вогопас Чивомискам Левап" (Аверченко А. Рассказы (юмористические). СПб., 1912. Кн. 2. С. 15-18). [Точнее: "вогопаС чивомискаМ леваП".] Литографа высылают из города вместе с фотографом.

Хотел того автор или нет, но будущие еврейские "выверты" можно разглядеть уже в первой реплике: " - Жиды-то? Меня-то? Да Господи ж".

Гимназический учитель Сверкалов, герой "Исчадия города" (Аверченко А. Рассказы (юмористические). СПб., 1912. Кн. 2. С. 109-115), неожиданно сражен приступом мнительности: собираясь в гости к Ликушиным, он боится, что жена заподозрит его в любовной связи с хозяйкой дома, а придя в гости, - что хозяин дома заподозрит его в намерении украсть портмоне. Дело кончается нервным припадком. Финальное предложение:

За окном был веселый, ликующий праздник: торжествующе гудели автомобили, сверкало электричество и тревожно-радостно звонили трамваи, празднуя грубую победу над человеком...

- добавлено, кажется, ради двух слов: "ликующий" и "сверкало". (Написав, забеспокоился: а не заразна ли подозрительность?)

Другой пример. Супруги Патлецовы в "Случае с Патлецовыми" (Аверченко А. Указ. соч. С. 166-173) обнаруживают, что не могут попасть в свою квартиру: ключи остались внутри, а прислуга отпущена до завтра. Необходима помощь слесаря, но время позднее, и Патлецов отправляется в трактир с дурной репутацией, где знакомится с ворами-домушниками и упрашивает одного из них - по имени Мишка Саматоха - помочь. Саматоха демонстрирует свое искусство и ждет, что ему вынесут обещанные два рубля; Патлецов же тем временем вызывает городового и дворника. Тут-то до читателя и доходит, что имена героев искажены не случайно.

Тот же прием вызвал к жизни набоковского присяжного поверенного Пышкина, "который произносил в разговоре с вами: "Я не дымаю" и "Сымасшествие", - словно устраивая своей фамилье некое алиби". Последнее уточнение кажется избыточным.

В стихах Кручёных, состоящих из цепочек букв, усматривают изолированный вокализм реальных текстов, а именно молитв: ОЕА < отче наш; ЕУЮ < верую.

Относительно происхождения другой цепочки: ЕУЫ (эта комбинация букв присутствует в "Декларации слова как такового" и является издательской маркой нескольких футуристских книг) предположения такого рода, кажется, не делались. Может быть, зря.

Пристрастие Кручёных к Е, У и Ы обнаруживается и в: "дыр бул щыл / убешщур". Перед нами, собственно: ЫУЫ УЕУ.

Возможно, стоит обратить внимание на то, что Бенедикт Лившиц вспоминал про "дыр бул щЕл", а Давид Бурлюк про "дыр бул щОл". Не исключено, что оба варианта представляют собою одну и ту же (первоначальную и устную) редакцию текста: "дыр бул щЁл". Иначе говоря: ЫУЁ.

Остается подвергнуть той же операции фамилию автора.

- стандартное обозначение премудрости в речи поколения Булгакова и ближайших к нему, ср.: "долбил он биномы Ньютона" (Белый, "Москва"), "почище, чем бином Ньютона" (Замятин, "Мы"), "это вам не бином Ньютона какой-нибудь" (Газданов, "Вечер у Клэр"), "выйдешь к доске бином Ньютона объяснять - чувствуешь, что состоишь на государственной службе" (М. Кольцов, "Иван Вадимович - человек на уровне").

Таковым это словосочетание сделалось давно. В "Крылатых словах" Максимова ученый барин, чтобы произвести впечатление на рабочих, произносит: " - Синус - косинус, тангенс - котангенс, диагональ, дифференциал, интеграл. Бином Ньютона, выручай!".

В "Юности" Толстого драматизм вокруг бинома сгущен в духе ситуаций "ва-банк":

... На экзамен математики я пришел раньше обыкновенного. Я знал предмет порядочно, но было два вопроса из алгебры, которые я как-то утаил от учителя и которые мне были совершенно неизвестны. Это были, как теперь помню: теория сочетаний и бином Ньютона. Я сел на заднюю лавку и просматривал два незнакомые вопроса; но непривычка заниматься в шумной комнате и недостаточность времени, которую я предчувствовал, мешали мне вникнуть в то, что я читал. <…> Володя даже не мог удержаться, чтоб не выразить чувства своего превосходства.

- Эх ты, горемычный! - сказал он. - Что, не экзаменовался еще?

- Нет.

- Что ты читаешь? Разве не приготовил?

- Да, два вопроса не совсем. Тут не понимаю.

- Что? вот это? - сказал Володя и начал мне объяснять бином Ньютона, но так скоро и неясно, что, в моих глазах прочтя недоверие к своему знанию, он взглянул на Дмитрия и, в его глазах, должно быть, прочтя то же, покраснел, но все-таки продолжал говорить что-то, чего я не понимал.

- Нет, постой, Володя, дай я с ним пройду, коли успеем, - сказал Дмитрий, взглянув на профессорский угол, и подсел ко мне.

Я сейчас заметил, что друг мой был в том самодовольно-кротком расположении духа, которое всегда на него находило, когда он бывал доволен собой, и которое я особенно любил в нем. Так как математику он знал хорошо и говорил ясно, он так славно прошел со мной вопрос, что до сих пор я его помню. Но едва он кончил, как St.-Jérôme громким шепотом проговорил: "A vous, Nicolas!" - и я вслед за Икониным вышел из-за лавки, не успев пройти другого незнакомого вопроса. Я подошел к столу, у которого сидело два профессора и стоял гимназист перед черной доской. Гимназист бойко выводил какую-то формулу, со стуком ломая мел о доску, и все писал, несмотря на то, что профессор уже сказал ему: "Довольно", - и велел нам взять билеты. "Ну что, ежели достанется теория сочетаний!" - подумал я, доставая дрожащими пальцами билет из мягкой кипы нарезанных бумажек. Иконин с тем же смелым жестом, как и в прошедший экзамен, раскачнувшись всем боком, не выбирая, взял верхний билет, взглянул на него и сердито нахмурился.

- Все этакие черти попадаются! - пробормотал он.

Я посмотрел на свой. О ужас! это была теория сочетаний!..

- А у вас какой? - спросил Иконин.

Я показал ему.

- Этот я знаю, - сказал он.

- Хотите меняться?

- Нет, все равно, я чувствую, что не в духе, - едва успел прошептать Иконин, как профессор уж подозвал нас к доске.

"Ну, все пропало! - подумал я. - Вместо блестящего экзамена, который я думал сделать, я навеки покроюсь срамом, хуже Иконина". Но вдруг Иконин, в глазах профессора, поворотился ко мне, вырвал у меня из рук мой билет и отдал мне свой. Я взглянул на билет. Это был бином Ньютона.

Профессор был не старый человек, с приятным, умным выражением, которое особенно давала ему чрезвычайно выпуклая нижняя часть лба.

- Что это, вы билетами меняетесь, господа? - сказал он.

- Нет, это он так, давал мне свой посмотреть, господин профессор, - нашелся Иконин, и опять слово господин профессор было последнее слово, которое он произнес на этом месте; и опять, проходя назад мимо меня, он взглянул на профессоров, на меня, улыбнулся и пожал плечами, с выражением, говорившим: "Ничего, брат!" (Я после узнал, что Иконин уже третий год являлся на вступительный экзамен.)

Я отвечал отлично на вопрос, который только что прошел, - профессор даже сказал мне, что лучше, чем можно требовать, и поставил - пять.

Читатель облегченно переводит дыхание. А помнит все равно только mot Булгакова.

(1) "Сергей Андреевич Юрьев (с головой Лира) был в высшей степени забывчив. Однажды во время вечеринки у Чаева он попытался надеть себе на голову спящего на рояле кота..." (Федор Фидлер, "Дневник", запись от 14.07.1908).

(2) "Так этот учитель до того глуп, что однажды в прихожей, уходя из гостей, взял вместо шапки кошку, которая спала на сундуке, и надел ее на голову..." (Алексей Толстой, "Детство Никиты").

(3) "Уносил с обеда ложку / И в передней каждый день / Надевал живую кошку / Вместо шапки набекрень" (Владимир Пяст, "Лев Петрович").

(4) "... уж профессор просунулся в шубу; неясно он видел (очки запотели): лежит размехастая круглая шапка его. Цап ее на себя! В тот же миг оцарапало голову что то: из схваченной шапки над ярким махром головы опустились четыре ноги и пушистый развеялся хвост: этой шапкой взмахнувши, - ей в землю! Пред нею раскланялся он:

- Извините-с - пожалуйста-с!

Шапка же стала…

- Ах, черт дери: Васенька!

Стала котом! Изогнув свою спину дугой, она бросилась в глубь коридора: кота вместо шапки надел! <...> Он надел на себя не кота, а - терновый венец" (Андрей Белый, "Московский чудак").

(5) "Буфетчик что-то буркнул и быстро пошел вниз. Голове его почему-то было неудобно и слишком тепло в шляпе; он снял ее и, подпрыгнув от страха, тихо вскрикнул. В руках у него был бархатный берет с петушьим потрепанным пером. Буфетчик перекрестился. В то же мгновение берет мяукнул, превратился в черного котенка и, вскочив обратно на голову Андрею Фокичу, всеми когтями вцепился в его лысину" (Булгаков, "Мастер и Маргарита").

(6) "На устаревшем громоздком мониторе, разумеется, почивал серо?белый Калиостро, в данный момент сильно смахивавший на лохматый свалявшийся треух. Впрочем, ничего удивительного: сон его был глубок, а в спокойном состоянии астральная сущность кота, как известно, имеет форму шапки" (Евгений Лукин, "Портрет кудесника в юности").

Примечание. О том, что подлинный автор (3) - Самуил Маршак, см.: Петровский М. Книги нашего детства. СПб., 2006. С. 186-187, 406 . Сходство (4) с воспроизведенным в (1) и известным по другим источникам анекдотом отмечено в: Осьмакова Н. И. Примечания // Белый А. Петербург; Москва. Тула, 1989. Т. 1. С. 731; сходство (6) с (4) отмечено в: Соколов Б. В. Андрей Белый и Михаил Булгаков // Рус. лит. 1992. № 2. С. 44-45. О (4) см. также: "В 1918 году я часто встречалась с Белым. <...> Рассеян он был феноменально. Он на самом деле на моих глазах надел себе на лысину вместо шапки черного кота Чубика, лежавшего в передней на вешалке" (Павлович Н. А. Воспоминания об Александре Блоке // Блоковский сборник. Тарту, 1964. С. 451; указано А. В. Лавровым); "В романе "Москва" профессор Коробкин, рассеянный, надел на себя вместо шапки кота. Я прочел, и мне стало неловко, что Белый позволил себе такую неправду. Но однажды, уходя от меня поздно ночью, он в передней схватил вместо шапки кота и (беру из его же романа): "...цап ее (мнимую шапку) на себя! В тот же миг оцарапало голову что-то: из схваченной шапки над ярким махром головы опустились четыре ноги и пушистый развеялся хвост..." И дальше было точь-в-точь как в романе: стоявшие около душились от смеха, а он "не смеясь, как-то криво им всем подмигнувши, почти со слезами в глазах громко вскрикнул: - Забавная штука-с, да-с - да-с!" - и "побежал катышом прямо в дверь". Профессор Коробкин стал для меня кошмарной реальностью" (Чехов М. Литературное наследие: В 2 т. М., 1986. Т. 1. С. 199). Воспоминания Н. Павлович и М. Чехова противоречат данным специалистов из Ин-та мозга - о том, что Белый обладал хорошим зрением, удовлетворительным глазомером и развитым восприятием рельефа и формы ("Имеются указания, что мог узнавать на ощупь предметы и определять их форму") и что зрительных галлюцинаций у него не отмечалось (см.: Спивак М. Посмертная диагностика гениальности: Эдуард Багрицкий, Андрей Белый, Владимир Маяковский в коллекции Ин-та мозга (материалы из архива Г. И. Полякова). М., 2001. С. 263, 264, 267).

По поводу предположения, что имя Фагот отсылает к "хрипун, удавленник, фагот" (см.: Гаспаров Б. М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М. А. Булгакова "Мастер и Маргарита" // Slavica hierosolymitana. 1978. № 3. С. 224-225, 232). Думается, не столько отсылает (зубоскал Коровьев на Скалозуба ничем не похож), сколько, может быть, восходит. И, возможно, не только к Грибоедову, но и к Гоголю:

... глаза его без всякого участия, без всякой жизни глядели в окно, обращенное в двор, где грязный водовоз лил воду, мерзнувшую на воздухе, и козлиный голос разносчика дребезжал: "Старого платья продать". <…> Опять какой-то сон, какой-то пошлый, гадкий сон. <…> Он опять ожидал вечера, опять заснул, опять снился какой-то чиновник, который был вместе и чиновник и фагот; о, это нестерпимо!

Таким же, как у разносчика, голосом (который, вероятно, и отозвался фаготом в сновидении героя) наделен Коровьев: "козлиным голосом запел длинный клетчатый", "объявил он громким козлиным тенором", "заорал дребезжащим тенором" и т. д.

Конечно, и Грибоедова, и Гоголя автор "Мастера и Маргариты" читал, а напр., фразу:

Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот

даже "редактировал", готовя киносценарий "Мертвые души":

Манилов совершенно растерялся и вместо какого-нибудь вопроса принялся молча посасывать свои чубук, причем так сильно, что тот начал хрипеть, как фагот.

А вот читал ли он "Экстравагантные флаконы" (1913) Шершеневича? Где:

Как плащ кровавый Мефистофеля,
Ворвался криком мой фагот.

Концентрация "булгаковских" образов значительная, но очень возможно, что это совпадение случайно.

© Michail Bezrodnyj

back

top