Вадим ПЕРЕЛЬМУТЕР

СКАЗКА И ЛОЖЬ

На днях я получил от доброго моего знакомого сообщение о вышедшей книге - "Александр Пушкин. Конек-Горбунок" - и ссылку на сайт отрекомендованного издателем этой книги г-на В. Козаровецкого (http://gorbunock.narod.ru), где размещены материалы, свидетельствующие о его многолетней борьбе за "восстановление справедливости" по поводу истинного авторства знаменитой сказки.

В этих материалах не раз упоминается и мое имя - как имя человека, пытающегося примазаться к открытию, совершенному умершим десять лет назад стихотворцем-сатириком, известным еще по Симоновской, пятидесятых годов, "Литературной газете", критиком и пушкинистом Александром Лацисом (чьим верным последователем, как принято сейчас выражаться, позиционирует себя г-н Козаровецкий), сделать, цитирую, "вид, что он (то есть я. - В. П.) пришел к той же версии одновременно с Лацисом и даже раньше", хотя, по мнению г-на Козаровецкого, в своей работе "В поисках автора" всего лишь повторил многословно всё то, что Лацисом было изложено в статье "Верните лошадь!".

Книга, изданная г-ном Козаровецким, анонсировна как сенсация. Однако у сенсации не бывает "второй свежести", равно как не бывает оной, например, у осетрины.

А здесь - именно такой случай, причем даже не второй, а третьей свежести. Потому что "Конек-Горбунок" - с версией Пушкинского авторства - уже издавался, причем дважды - в 1997 и 1998 годах (П. П. Ершов. Конек-Горбунок. М., "Сампо", "Совпадение", 1997; Александр Пушкин? Конек-Горбунок. Русская сказка. М., "Дом Русанова", 1998). Я имел, так скажем, некоторое отношение к обоим изданиям, потому неплохо знаю их содержимое, а также всё, что связано и с их выходом в свет, - в отличие от большинства нынешних читателей, в глаза тех книг не видевших, на которых и рассчитаны тексты г-на Козаровецкого.

Я не стану напоминать г-ну Козаровецкому, что лгать - нехорошо: его далеко не юный возраст позволяет мне думать, что он об этом уже слышал и что, если он лжет, то делает это вполне осознанно.

История возникновения замыслов - и появления тех двух книг мною написана, опубликована и г-ном Козаровецким читана. Для читателей мне придется ее вкратце повторить.

"Летом 1999 года я увидел в магазине и купил два практически одновременно вышедших издания "Конька-Горбунка""… - так начинается статья г-на Козаровецкого "Пушкинская обналичка".

Между книгами - год, и вторая была подготовлена и вышла только потому, что появилась первая, в ответ на ее издание, о чем внятно было сказано на обороте ее титульного листа - издательница первой книги г-жа С. Сильванович (издательство "Совпадение") обвинялась мною в плагиате. Обвинение, согласитесь, серьезное - и публичное - было г-жой Сильванович проглочено молча.

Подчеркнутое недоумение г-на Козаровецкого: дескать, о каком плагиате может идти речь, если в обоих изданиях основное место отведено тексту первого издания "Конька-Горбунка" (1834) и статье Александра Лациса "Верните лошадь!".

А дело было так. В 1989 году я познакомился с Натальей Евгеньевной Семпер, дочерью художника Евгения Гавриловича Соколова (1880-1949). Живописец и график, учившийся некогда в Мюнхене у знаменитого фон Штука, он еще в 1910-х годах проиллюстрировал своего любимого "Горбунка", книжка редчайшая, найти ее удалось только в фонде редких книг Ленинки, причем в идеальном состоянии: судя по формуляру, ее, по крайней мере за последние пятьдесят лет, никто не брал в руки (сама Семпер ее никогда не видела). Одиннадцать цветных картинок, грубовато стилизованных под лубок и, в общем, малоинтересных. А в 1943-м, в Москве создал новую графическую серию к сказке (43 листа), но издателей она не заинтересовала, впрочем, автор, уже тяжело больной, о том не очень-то и старался.

С согласия Натальи Евгеньевны, мой друг фотограф Леонид Ковалев отснял всю серию, а затем эти работы, по инициативе нашей общей с Семпер знакомой сотрудницы Литературного музея, ныне покойной Нины Мироновны Рубашевой, были куплены музеем.

Мне эта графика понравилась. Особенно интересным представилось то, что некоторые из картинок вызывали ассоциации с Пушкинскими сказками, в частности, с "Мертвой царевной" и "Золотым петушком". Это наводило на простую мысль, что художник, не сомневавшийся в авторстве сказки, бессознательно уловил ее переклички с Пушкинскими - и отзвуки проникли в иллюстрации.

Сюда добавилось соображение о том, что в год выхода "Горбунка" его автору, П. П. Ершову, было столько же лет, сколько Пукшкину в пору создания "Руслана и Людмилы", чьи переклички со сказками Жуковского - общее место пушкинистики. Иначе говоря, что девятнадцатилетний Ершов проделывает с Пушкиным то же самое, что полутора десятками лет раньше девятнадцатилетний Пушкин проделал с Жуковским.

Так возник замысел книги, Наталье Евгеньевне очень понравившийся: текст "Горбунка" с иллюстрациями Соколова, мемуарный очерк Семпер об отце (тогда он и был, по моей просьбе, написан) плюс статья - про то, о чем только что сказано, только, разумеется, более обстоятельная.

Однако издателя для такой книги долго не удавалось найти. Наконец, в девяносто пятом идеей буквально загорелась г-жа Сильванович.

А одной из бесед с Лацисом я об этом упомянул. Дело было у него дома. Он выслушал невозмутимо, поднялся, отошел к столу, покопался в бумагах и протянул мне пачку машинописных листков. Статью "Верните лошадь!".

После чего замысел стремительно - и решительно - трансформировался. Я предложил Александру Александровичу принять участие в издании, он мгновенно согласился. И работа Лациса заняла в книге центральное место. Естественно, с заменою привычного, растиражированного текста сказки на текст первого издания. И я занялся сравнительным анализом этого текста с позднейшими - прижизненно-Ершовскими вариантами, обнаружив не в "истории вопроса", но в самих стихах изрядное число случаев, так сказать, голосующих за Лацисовскую гипотезу. Так появилась моя работа "В поисках автора", три четверти которой отведено именно этому анализу. Остальное - история замысла и его метаморфоза, а также необходимые для этого сюжета ссылки на основные - ключевые - фрагменты статьи Лациса и некоторые его фоновые разыскания и умозаключения. Несколько раз оговорив это, я счел совершенно нелепым повторяться во всех без изъятия случаях, ибо "первоисточник" был помещен тут же, перед моей работой, - и любой читатель мог легко обнаружить и понять эти - явные и неявные - отсылки к автору гипотезы.

"Вадим Перельмутер рассматривает версию Александра Лациса о том, что истинным автором этой сказки является А. С. Пушкин", - писал в 1999 году один из рецензентов. И был совершенно прав, именно этим я и занимался в своей статье.

Разумеется, понял сие и Лацис. Ему статья понравилась, что называется, "пришлась". Впрочем, любой, кто с Лацисом был знаком, понимает, что в ином случае публикация этих двух работ под одной обложкой была бы попросту невозможна.

Если г-н Козаровецкий говорит правду о своем знакомстве - и даже близости - с Лацисом в последний год его жизни, ему это должно быть известно и ясно ничуть не менее, нежели мне.

Убедить г-жу Сильванович в необходимости подобных - кардинальных - изменений (а значит, в неизбежном замедлении работы над книгой) было непросто, но, в конце концов, удалось и это.

Однако, по мере приближения к финалу работы над книгой, мои отношения с издательницей стали меняться. И я заподозрил, что она соблазнилась возможностью присвоить замысел, издать книгу без меня - выкинуть оттуда и работу мою, и упоминание обо мне, возможно, добавив нечто "от себя". Осуществить это было тем легче, что я уезжал, проконтролировать издание и повлиять на ситуацию было не в моих силах.

Единственное, что могло, на мой взгляд, помешать г-же Сильванович, это - поделиться с Лацисом моими сомнениями и предположениями, заручиться его словом, что, коли такое случится, то и он заберет из книги свою статью, без чего издание потеряет всякий смысл. Так я и поступил - и Александр Александрович заверил меня, что "без меня", пригласившего его в книгу, печататься в ней не станет.

Предположения мои подтвердились. Г-жа Сильванович книжку присвоила. К слову, не заплатив ни копейки автору слайдов Л. Ковалеву.

И Лацис в ней напечатался.

"В Первой книге статья Семпер о Соколове интересна безотносительно проблемы авторства сказки, а к ее решению никакого отношения не имеет", - пишет г-н Козаровецкий. Отлично зная, что и графика Евгения Соколова, и воспоминания его дочери (а вовсе не "статья") сыграли решающую роль в судьбе той книге - еще года за два до появления Лацисовской версии: без них книги просто не было бы. Об этом исчерпывающе сказано в той самой моей статье, которую издательница из книги выкинула, не подумав, что не только выпускать книжки, но и красть их надобно с умом, что без информации о происхождении книги, содержащейся в моей статье, издание будет выглядеть, мягко говоря, странновато. Однако ведь г-н Козаровецкий статью читал - во второй книге. И морочит головы несведущим читателям…

Приехав в Москву, я позвонил Лацису. Он смутился, с необычной для него неуверенностью стал говорить, что, когда издательница ему сообщила то, что он уже знал от меня, он подумал-подумал и… решил, что… ну, в общем, "истина дороже", что, если книга не выйдет, будет только хуже "для дела", что ему уже восемьдесят три и шанса - при жизни - совместить - для читателей - его статью с подлинным пушкинским текстом может больше и не выпасть, а у меня - масса возможностей опубликовать свою работу вдогонку книге, ну, и согласился.

Я повесил трубку.

Через день общий знакомый передал мне записку от Лациса. Совсем короткую: "Я понимаю Вашу обиду, но прошу понять и меня. Ваш А. Л.".

Восемьдесят три года… Понять можно. Тем более, что "Верните лошадь!" - звездный час его пушкиноведения.

Лацис появился у меня - в отделе теории литературы "Литературной учебы" - осенью восемьдесят второго. Со статьей "Непрочтенные строки". О Пушкине.

Прочитав статью и заручившись согласием главного редактора Ал. Михайлова, я предложил Александру Александровичу вести в журнале авторскую рубрику, своего рода пушкиноведческий семинар с читателями. Под этим самым заглавием - "Непрочтенные строки", в подзаголовке обозначая мысль и тему каждой следующей публикации.

Опубликованная в "Литературной учебе" №2 на 1983 год статья "О "темных местах", недостоверных строчках в изданиях стихов Пушкина" стала первой пушкиноведческой публикацией Лациса.

Семинар просуществовал пять лет, вызвал множество читательских откликов-рефератов, давших, по признанию Лациса, немало материала для дальнейших штудий.

В середине восьмидесятых, выступая в Пушкинском музее, Лацис начал с того, что - "как пушкинист" - он печатно дебютировал именно там, где и логично дебютировать молодому автору - в "Литературной учебе", а то, что молодому автору было тогда почти семьдесят, - несущественно.

В библиографии Лацисовской пушкинистики, заключающей его посмертную книгу "Верните лошадь!" Пушкиноведческий детектив (М., 2003), из первых пятнадцати строчек семь (!) - публикации в "Литературной учебе". Они же - вместе с опубликованной в "Новом мире" (1987, №2) повестью "Молебнов лести не пою…" составили - почти целиком - подготовленную Лацисом в восемьдесят седьмом, но так и не вышедшую книгу. Кстати, по просьбе Лациса, я сочинил - от имени журнала - рекомендательное письмо его потенциальным издателям.

Г-ну Козаровецкому, именующему себя "Председателем комиссии по литнаследству А. А. Лациса", это должно быть известно. Умолчание - род лжи. Какая там она по счету? Ах, да, четвертая.

Но вернусь к истории книг.

Через день после получения записки я прогуливался по Тверской со старинным своим другом, Сергеем Бычковым. И рассказал ему о "похищении книги". Он выслушал - и спросил: "А ты можешь сделать другую книгу - в ответ на эту? Рассказать о плагиате и поместить туда всё, что сочтешь необходимым?" - "Конечно". - "Делай. Я дам деньги на издание. На тысячный тираж".

С этим я и позвонил Лацису. Он явно обрадовался - примирению. И немедленно согласился участвовать в новой книге.

Сделанный Александром Волошиным эскиз обложки оценил на отлично: визуальный вариант его мысли о связи "Горбунка" с "Медным всадником".

Когда Бычков привез ему авторские экземпляры, перелистав первый, взятый в руки, сказал, что книга удалась, получилась такою, какой он хотел ее видеть. И поблагодарил…

Как-то раз я заикнулся о том, что, мол, надо бы - непременно - разослать его избранную пушкинистику, прежде всего - "Горбунковую", но не только, - в ИМЛИ и, что важнее, в ИРЛИ, в этот "Пушкинский Дом", где изо всех сил трудятся над подготовкой - к юбилею - академического собрания сочинений Пушкина, для кого, как не для этих трудящихся, работы Лациса должны быть особенно, жгуче интересны.

Лацис пристально глянул на меня глазами, всегдашне окруженными складчатыми отеками, делавшими его похожим на сильно пожилого панду, и скривил губы: "Неужели вы серьезно верите, в способность пушкинистов открыто признать, что несколько их поколений "прохлопали" две тысячи Пушкинских строк?"

Г-н Козаровецкий сообщает, что "ответом" на обращение летом 2005 года "Парламентской газеты" к министру культуры И. С. Соколову, директору ИМЛИ Ф. Ф. Кузнецову и председателю Пушкинской комиссии В. С. Непомнящему с предложением затеять обсуждение его статьи о Лацисовской версии авторства "Горбунка" было "глухое молчание". Если принять на веру рассказанное им об отношениях с Лацисом, этот сквозящий гневом пассаж выглядит, как бы поточнее, пожалуй, простодушием. В искренности которого, признаться, я сильно сомневаюсь…

Перечень разного рода отклонений от истины г-на Козаровецкого нетрудно продолжить. Однако мне уже наскучило этим заниматься. Любознательный читатель может взять продолжение на себя, если даст себе труд отыскать оба издания, о которых здесь рассказано, и, положив рядом книгу, изданную г-ном Козаровецким, углубиться в сравнительный анализ.

Но возникает вполне естественный вопрос: зачем г-ну Козаровецкому понадобились все эти наслоения лжи, умолчаний и деланно-простодушных подмигиваний читателю. Ведь не затем же, в самом деле, чтобы примерить на себя "кафтан Смирдина" - предстать, пусть и в ореоле единственно-верного последователя учения Александра Лациса, первым издателем истинно-Пушкинского текста сказки, так сказать, прогарцевать перед почтенной публикой на "Коньке-Горбунке". Это можно было бы понять - слаб человек…

Увы, всё куда проще. Г-н Козаровецкий предлагает (едва удерживаюсь, чтобы не сказать "впаривает") читателю не Пушкинский, а свой вариант текста. Тот, который сам считает наилучшим.

У него был предшественник. Вполне успешный. Правда, давненько - полвека с лишним назад. Главный советский специалист по творчеству П. П. Ершова, В. Утков, готовя книгу сего автора для издания в "Библиотеке поэта" (1952), скомбинировал тексты "Конька-Горбунка" изданий 1834 и 1856 годов, по своему усмотрению заменив одни поздние фрагменты ранними и оставив другие неизменными. Отсутствие единого принципа этой "реконструкции" сделало текст - с точки зрения текстологии - фальсификацией, в профессиональном просторечии - "фальшаком". Однако с тех самых пор и по сей день это лоскутное творение остается - для издателей и читателей - каноническим текстом сказки.

Я почти дословно цитирую фрагмент своей статьи "В поисках автора". И мучаюсь догадкой: не этот ли абзац искусил г-на Козаровецкого?

"С учетом того, что при внесении правки в пушкинский текст, - пишет он, - Ершов мог учесть и некоторые исправления, внесённые в беловик рукописи сказки самим Пушкиным (уже после первого издания, до отъезда Ершова в Тобольск в 1836 году), мне пришлось сделать анализ исправлений и дополнений (ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ). В результате анализа и был мною предложен ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ТЕКСТ сказки; я руководствовался прежде всего интересами читателей и - условно - считал все исправления, ухудшающие текст, ершовскими, а все исправления, улучшающие его, - пушкинскими (курсив мой - В. П.)".

Благому намерению - руководствоваться "прежде всего интересами читателей" - следовал, несомненно, и В. Утков. Разве что не признавался в том публично. Принцип "реконструкции", предлагаемой г-ном Козаровецким, нимало не определенней, чем Утковский и, по сути, совершенно тот же: "ухудшающие текст… улучшающие текст", - личное мнение "реконструктора", дело вкуса, не более того. Существенно лишь то, что текст - иной, созданный г-ном Козаровецким, фальсификация, фальшак.

Во-первых, нет никаких сведений о том, что Пушкин вносил в текст сказки правку после первого ее издания. Во-вторых, хотелось бы знать, откуда г-ну Козаровецкому известно, что какой бы то ни было "беловик" с Пушкинской правкой был в распоряжении Ершова, который, по твердому убеждению самого г-на Козаровецкого не был автором сказки? Сей "беловик" мог быть только у одного человека - Смирдина, который, будучи важнейшим участником блистательной мистификации, естественно, позаботился о том, чтобы эта убийственная улика ни в коем случае не попала в руки возможных будущих "расследователей". Так считал Лацис. И я совершенно с ним согласен.

Следующая далее в тексте г-на Козаровецкого оговорка, что, дескать, он "готов обсудить" любые возражения литературоведов "и, в случае убедительности доводов оппонентов, внести соответствующие уточнения в эту редакцию", - от лукавого. Литературоведы фальшаков не обсуждают, но лишь отмечают, фиксируют их появление.

Разумеется, г-н Козаровецкий оговаривает и то, что, публикуя свою "реконструкцию", он расходится во мнениях с Лацисом, который настаивал на том, что в книге необходимо публиковать оба текста - 1834 и 1856 годов, либо, в крайнем случае, давать - параллельно первому изданию - все его расхождения с изувеченным Ершовым текстом пятьдесят шестого года (что и было сделано во "второй" книге, вышедшей в 1998-м).

Лацис, безусловно, прав, неукоснительно следуя "правилу Бонди": сомнительное прочтение следует заменять только на точное, а не "более точное", ибо асимптотическое приближение к истине только запутывает проблему, сбивая с толку исследователей и читателей. Лацис полагал, что не следует тобою же подготовленного читателя считать идиотом, не способным отличить хорошие стихи от плохих.

Его "верный последователь" г-н Козаровецкий, как видим, думает - и действует - совсем иначе. Принципиально.

А ведь не подними он волну и не вынуди меня внимательнейшим образом прочитать его писания, всё могло бы и обойтись. Ну, вышла еще одна книжка, мало ли их выходит, кто только и чего не издает…

Как говаривал граф Монте-Кристо: "Шум не для всякого удобен"…

P. S. Книгу, изданную г-ном Козаровецким, удостоила восторженной рецензии в "Московском комсомольце" критик-журналист Наталья Дардыкина, отметившаяся некогда, лет двадцать назад, тем, что на страницах этой же газеты изумила мало-мальски образованных читателей своими заметками о "сероглазом короле"… Цветаевой. Пикантность сей публикации-ситации в том, что издателем вышедшей в 1998 году книги "Александр Пушкин? Конек-Горбунок. Русская сказка" является давний знакомый Н. Дардыкиной и ее многолетний коллега по работе в газете С. Бычков.

И еще. Напоследок. Упоминая меня в своих статьях, г-н Козаровецкий всякий раз, без исключений, искажает мою фамилию. Один такой случай можно было бы считать элементарной опиской, досадной небрежностью. Множественность - не что иное, как банальное хамство.

© V. Perel'muter

back

top