Михаил Безродный

Сколько раз встречается "кровь" в блаженно-бессмысленной строчке Мандельштама "Есть блуд труда, и он у нас в крови"? Согласно одной остроумной догадке, дважды: блуд [blut] перекликается с Blut (см.: Левинтон Г. Поэтический биллингвизм и межъязыковые влияния // Вторичные моделирующие системы. Тарту, 1979. С. 33).

Но если "блут" в "блуттруда" - нем. Blut, то остаток - слав. руда, традиционный двойник "крови":

Мастер петь, пускать руду (Державин)

О людская кровь - руда (Коневской)

Рдей, царь-рубин, рудой любовью,
Прозрачности живая кровь! (Вяч. Иванов)

И в глубях шахт, где тихо спит руда,
Мы грузим кровь железную на тачки (Зенкевич)

Затуманила меня кровь-руда! (Цветаева)

Кровь-руда (сб. Шкапской)

и со времен Ломоносова рифма к "труду":

В моря, в леса, в земное недро
Прострите ваш усердной труд,
Повсюду награжду вас щедро
Плодами, паствой, блеском руд.

"Рудой" повязаны "кровь" и "труд" в поэзии 1920-х:

Плавим в золото нашу руду! <…>
Пусть не кровью здоровой из вен Земля:
То над ней алый стяг - трезвый Труд!.. (Брюсов)

В изломе заржавленном - кровь. <…>
Заржавленным соком руда.
Железной ратью
Вперед, мои братья,
Под огненным стягом труда! (Герасимов).

Скорбный труд не пропадет и дело прочно, когда под ним струится кровь, Blut, руда.

Чехов - Суворину:

Дома у себя нашел я корректуру "Каштанки". Аллах, что за рисунки! Голубчик, я от себя готов дать художнику еще 50 р., чтобы только этих рисунков не было. Что такое! Табуреты, гусыня, несущая яйцо, бульдог вместо такса...

Чехов, "Страхи":

Я вспомнил про Фауста и его бульдога […] Мне бы следовало приласкать его, но фаустовский бульдог не выходил из моей головы…

Образец деликатного комментария: "...фаустовский бульдог... - Фауста, героя одноименной драматической поэмы Гете, преследовал образ черной собаки, оставлявшей след пламени после себя и заключавшей в себе дух Мефистофеля" (Полоцкая Э. А. Примечания // Чехов А. П. Собр. соч.: В 12 т. М., 1961. Т. 4. С. 546). Черной, понимаете ли, собаки. Неустановленной породы.

"И теперь вот вы стоите, такая красивая..." - говорит Одинцовой умирающий Базаров. А лирический герой Блока обращается к лирической героине со словами:

Когда вы стоите на моем пути,
Такая живая, такая красивая...

Блоковедами эта перекличка не опознана или не признана существенной. Тургеневеды же слышат в словах Базарова что-то "восторженно-блоковское" (см.: Мысляков В. А. Базаров на "rendez-vous" // Рус. лит. 1975. № 1. С. 89; Батюто А. И. Комментарии // Тургенев И. С. Отцы и дети. СПб., 2000. С. 410).

"Ямщик, уныло напевая, Качает буйной головой". Причем качает в самом для этого подходящем размере - Я4; ср., напр.: "Качая лысой головою" (АСП), "Качая тихо головою" (АСП), "Качая важно головою" (АСП), "Качая тихо головой" (Тепляков), "Качает старой головою" (Боратынский), "Качал в раздумье головой" (Кюхельбекер), "Мотая глупо головой" (Огарев), "Качает грустно головой" (Огарев), "Качал огромной головой" (Павлова), "Качали тихо головою" (Павлова), "Качая старой головой" (Ап. Григорьев), "Качая дряхлой головой" (Курочкин).

Ну и заодно: "Вздохнув, качает головою" (Боратынский), "Пошел, качая головою" (Кюхельбекер), "Во сне качает головой" (Лермонтов), "Вновь закачала головой" (Лермонтов), "А мать качала головою" (Огарев), "Зачем, качая головою" (Павлова), "Один качает головой" (А. Жемчужников), "И мак качает головой" (Суриков), "Она, качая головой" (Суриков) и пр.

Если эти повторы (Гаспаров называет их ритмико-синтаксическими формулами, т. е. "ритмико-синтаксическ[ими] клише с точным повторением одного или нескольких слов"; см.: Гаспаров М. Л., Скулачева Т. В. Статьи о лингвистике стиха. М., 2004. С. 225) обрастают значительным по объему одинаковым фабульным материалом, можно говорить о перекличках (как их именовать: реминисценциями, референциями, цитатами, заимствованиями, - роли не играет). Напр.:

За ним насмешливо глядят.
И тополи, стеснившись в ряд,
Качая тихо головою,
Как судьи, шепчут меж собою (АСП)

И липы, шепча меж собою
На непонятном языке,
Качали тихо головою
В своей таинственной тоске (К. Павлова)

Рисует память старый сад,
Аллею лип... И говорят
Таинственно между собой,
Качая старой головой (Ап. Григорьев)

Повтор в менее для него пригодном (снижающем его частотность) размере, кажется, дает основания говорить о перекличке и тогда, когда контексты лишены значительного фабульного сходства. Напр.:

И о чем грустите вы
В день веселый мая,
Средь некошеной травы
Головой качая? (А. К. Толстой)

Прямо к станции летит
Тройка удалая.
Проезжающий сидит,
Головой мотая (Некрасов)

В "Перчатке" (1797), написанной тоническим стихом, Шиллер выпускает на арену диких кошек и для имитации их моторики растягивает и сжимает строки или скрепляет их прихотливой рифмовкой. Вот появление льва (длина стихов варьируется от девяти слогов до двух: 8-8-9-4-4-2-5-6-5-5):

Und wie er winkt mit dem Finger,
Auf tut sich der weite Zwinger,
Und hinein mit bedaechtigem Schritt
Ein Loewe tritt
Und sieht sich stumm
Rings um,
Mit langem Gaehnen,
Und schuettelt die Maehnen
Und streckt die Glieder
Und legt sich nieder.

А вот появление тигра (схема рифмовки: [...А]АбвбГвддееГжжЗЗА[А...]):

Und der Koenig winkt wieder,
Da oeffnet sich behaend
Ein zweites Tor,
Daraus rennt
Mit wildem Sprunge
Ein Tiger hervor.
Wie der den Loewen erschaut,
Bruellt er laut,
schlaegt mit dem Schweif
Einen furchtbaren Reif
Und recket die Zunge,
Und im Kreise scheu
Umgeht er den Leu
Grimmig schnurrend;
Darauf streckt er sich murrend
Zur Seite nieder.

[Поддается ли игра разносложными стихами переводу на русский? Во всяком случае, разностопный ямб, которым написан наиболее известный перевод (Жуковского), сообщил истории Шиллера басенное звучание; ср.: "Перед своим зверинцем, / С баронами, с наследным принцем, / Король Франциск сидел" и: "Проказница-Мартышка, / Осел, / Козел, / Да косолапый Мишка / Затеяли сыграть Квартет".]

Совсем по-другому, поскольку и рисунок, и ритм его иные, изображено движение в "Пантере" (1903) Рильке:

Sein Blick ist vom Voruebergehn der Staebe
so mued geworden, dass er nichts mehr haelt.
Ihm ist, als ob es tausend Staebe gaebe
und hinter tausend Staeben keine Welt.

Der weiche Gang geschmeidig starker Schritte,
der sich im allerkleinsten Kreise dreht,
ist wie ein Tanz von Kraft um eine Mitte,
in der betaeubt ein grosser Wille steht.

Nur manchmal schiebt der Vorhang der Pupille
sich lautlos auf -. Dann geht ein Bild hinein,
geht durch der Glieder angespannte Stille -
und hoert im Herzen auf zu sein.

"Правильные" метрика (Я5; только в финальном, снимающем напряжение, стихе - Я4) и строфика (АбАб ВгВг ДеДе), анжамбманы и повторение "Staebe" отвечают картине равномерного безостановочного кружения пантеры по клетке.

Под именем "ларчик" она появляется на первых страницах "Мертвых душ" - чтобы вместить в себя театральную афишу. В гл. 3 шкатулка любовно описана (и неявно сопоставлена с "каламбурным" комодом Коробочки), а в гл. 8 упомянута все еще хранящаяся в ней афиша.

Не отсюда ли саквояж Бендера с афишей "Приехал жрец..."? А также шкатулка британского министра в "Могиле воина" Алданова:

Министр пустил в ход секретные приспособления шкатулки; пришли в движение шифры, секреты, колесики. Леди Кэстльри, как всегда, с любопытством на это смотрела: сложная диковинная шкатулка казалась ей символом британской государственной машины...

Кажется, здесь шкатулка Чичикова, в которой имеется "маленький потаенный ящик для денег, выдвигавшийся незаметно сбоку" и которая вызывает интерес у Коробочки, породнилась с шифоньеркой Аблеухова-старшего - с "номенклатурой всех полок и полочек", превращающей ее в модель бюрократического аппарата Российской империи.

БеЛый Лебедь встрепенуЛся,
РаспустиЛ криЛе свои;
Дивный пЛаватеЛь проснуЛся -
И выходит из Ладьи (Жуковский)

УтихЛа биза... Легче дышит
Лазурный сонм женевских вод -
И Лодка вновь по ним пЛывет,
И снова Лебедь их коЛышет (Тютчев)

Где жиЛа ты и, бЛедная, шЛа,
Под ресницами сумрак тая,
За тобою - живая Ладья,
СЛовно беЛая Лебедь, пЛыЛа (Блок)

Серафимы стоят у руЛя
Пестропарусных Легких Ладей,
А вдаЛи зеЛенеет земЛя
В снеговой беЛизне Лебедей (Гумилев)

По водам траурным и Лунным
не Лебедь Легкая пЛывет,
пЛывет Ладья и звоном струнным
Луну ЛиЛейную зовет (Набоков)

"Оккультные тайны Востока" Аверченко. На столе в кабинете хироманта рассказчик видит череп:

Я приблизился, бесцельно потыкал пальцем в пустую глазницу и рассеянно спросил:

- Ваш череп?

- Конечно, мой. А то чей же.

- Очень симпатичное лицо. Обаятельная улыбка. Скажите, он вам служит для практических целей или просто как изящная безделушка?

- Помилуйте! Это череп одного халдейского мага из Мемфиса.

- А вы говорите - ваш.

Изучая ладонь русского эмигранта, бывшего офицера, хиромант выясняет, что тот занимал два королевских престола, при первом правлении был умерщвлен, а окончательно умереть ему суждено родами в возрасте двухсот сорока лет. Такими результатами обследования хиромант совершенно потрясен: "Он рухнул в кресло, и голова его бессильно упала на стол рядом с халдейским черепом". Офицер признается:

- Видите ли, когда мне под Первозвановкой оторвало кисть левой руки, то мой дядя, который жил в Берлине, как представитель фабрики искусственных конеч…

- и умолкает: в обладателя протеза взбешенный хиромант швыряет череп.

Не дадим этой намеренно незамысловатой буффонаде с черепом отвлечь наше внимание от сложного каламбура, сопровождающего развязку a la O. Henry: рассказ об оторванной кисти оборван на полуслове, причем оборванным, неоконченным оказывается слово "конечность".

В "Марбурге":

Ведь ночи играть садятся в шахматы
Со мной на лунном паркетном полу.

Относительно того, какой именно пол здесь изображен, можно выдвинуть два предположения:

(1) Залитый лунным светом (ср. у Никитина: "Догорела свеча. Бродит сумрак в углах, Пол сияет от лунного света") с паркетными планками в форме квадратов - может быть, двухцветных (ср. паркет парадного зала петергофского дворца Монплезир).

(2) Залитый лунным светом и разбитый на квадраты тенями оконных переплетов, - образ, восходящий у русских поэтов, вероятно, к началу "Видения мурзы" (1783):

На темно-голубом эфире
Златая плавала луна;
В серебряной своей порфире
Блистаючи с высот, она
Сквозь окна дом мой освещала
И палевым своим лучом
Златые стекла рисовала
На лаковом полу моем.

Ср. у Языкова (1832):

Как я люблю приют мой одинокий!
Как здесь мила весенняя луна:
Сребристыми узорами она
Рассыпалась на пол его широкий
Во весь объем трехрамного окна!

У Ап. Григорьева (1845):

И он забылся, верить вновь
Готовый в счастье и любовь
Хоть на минуту... На полу
Узоры странные луна
Чертила...

У Плещеева (1845):

Снилось - в комнатке уютной
Мы сидим с тобой вдвоем;
На полу чертит узоры
Месяц палевым лучом.

У Фета (1847):

Любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках,
Если луна с высоты прямо глядит на меня
И, проникая стекло, нарисует квадраты лучами
По полу, комнату всю дымом прозрачным поя.

У Сологуба (1893):

Тень решётки прочной
Резким переплётом
На моём полу.
Свет луны холодной
Беспокойным лётом
Падает во мглу.

У Бальмонта (1900):

И я взглянул, и вдруг, нежданные,
Лучи луны, целуя мглу,
Легли, как саваны туманные,
Передо мною на полу.

У Ходасевича (1907):

Вечерних окон свет жемчужный
Застыл, недвижный, на полу,
Отбросил к лицам блеск ненужный
И в сердце заострил иглу.

У Балтрушайтиса (1910):

Скорбен в доме день короткий...
Скорбно месяц, зыбля мглу,
Черный крест моей решетки
Чертит в полночь на полу...

У Есенина (1925):

В деревянные крылья окна
Вместе с рамами в тонкие шторы
Вяжет взбалмошная луна
На полу кружевные узоры.

В пользу предположения (2) свидетельствует одна из редакций строфы "Марбурга", которая предшествует изображению "лунного паркетного пола" (известна по верстке несостоявшегося издания "Избранных стихотворений" 1957 г.):

Чего же я трушу? Ведь я, как грамматику,
Бессонницу знаю. Я так к ней привык.
Дорожкой в четыре оконных квадратика
Расстелет заря свой худой половик.

© M. Bezrodny

back

top