Сергей БИРЮКОВ
АТЛАНТИДА АВАНГАРДА
НЫРОК ВТОРОЙ:
КАК ТРУДНО МЕРТВЫХ ВОСКРЕШАТЬ,
ИЛИ ХОРОШАЯ ФАМИЛИЯ ДЛЯ ИСПАНСКОГО ГРАФА
Рукописные книжки, придуманные Алексеем Крученых, давно стали ценными художественными объектами. То есть такими объектами, против которых они и были изначально направлены.
Оригиналы дорого стоят (например, на недавних антикварных торгах стартовая цена одного экз "Мирсконцы" 15 млн руб.). Но их можно посмотреть на выставках, которые в последние годы, в связи со 100-летием русского и мирового авангарда, проводятся в разных странах. Вместе с тем книжки часто репродуцируются в различных изданиях, существует литература о книжной деятельности русских футуристов. Литература, надо отметить, в основном сугубо научная, со всей суровой терминологией, от которой, думаю, Алексей Елисей Словосей "дичайший", Бука русской литературы и прочая и прочая, переворачивается в гробу. Или, если он находится в настоящий момент в Аду, где играет с чертями в карты (по мотивам его собственной книжки "Игра в аду"!), то там подпрыгивает на сковородке и кричит-верещит "дыр бул щилит".
Да, неисповедимы пути.
Кто бы мог подумать, что не ученейший Вячеслав Иванов, например,или немногим отстающий от него Валерий Брюсов, а дичайший и хотя и начитанный по-своему, но не получивший серьезного образования Крученых будет уже в новом веке вызывать неподдельный интерес не только академических исследователей, но и просто "продвинутой" публики, в том числе художественной. И дело тут вовсе не в том, что стихи Иванова или Брюсова сложны для восприятия. Не будем сейчас давать оценки, но просто признаем, что эти стихи остались во многом и очень многом там, в том времени, в котором они были написаны. Разумеется, есть люди, читающие эти тексты и пишущие о них (одного из них я даже знаю лично как самого себя!). А другой - поэт и исследователь Игорь Лощилов, перечитывая Вячеслава Великолепного, обнаружил, что Алексей Дичайший взял, да из текста Вячеслава сделал свой текст! Игорь Лощилов приводит текст Крученых:
Зев тыф сех
тел тверх
Зев стых дел
царь
тыпр
АВ
МОЙ ГИМН
ЕВС!
затем исследователь проводит "опознание источника", которым оказывается гимн "К Зевсу", приписываемый греческому поэту Терпандру (VII в. до н.э.) в переводе Вячеслава Иванова:
Зевс, ты всех дел верх,
Зевс, ты всех дел вождь!
Ты будь сих слов царь;
Ты правь мой гимн, Зевс (1)
Как говорится, "почувствуйте разницу"!
Каким-то образом этот крестьянский сын, которого сурьезные писатели принимали за дурачка, прозрел, что поэзия может придти вот к такому резкому сугестивному стилю.
Не буду играть в дурачка, вообще-то даже и знаю, каким образом. Во-первых, Крученых обладал действительным органическим дарованием, которое Пастернак, например, в нем высоко ценил и отмечал: "Там, где иной просто назовет лягушку, Крученых, навсегда ошеломленный пошатыванием и вздрагиванием сырой природы, пустится гальванизировать существительные, пока не добьется иллюзии, что у слова отрастают лапы" (2). Во-вторых, в футуристическом и вообще авангардном кругу было немало людей подготовленных не хуже предшественников - символистов, и с идеями, ничуть не уступавшими. Хлебников, Матюшин, Малевич, Елена Гуро, Кульбин, Давид Бурлюк с братьями, Маяковский, Розанова, Гончарова, Ларионов, Илья Зданевич, Кандинский. Было об кого обточить мозги. Но еще в-третьих, это и невероятная энергетика, с которой все эти люди осваивали пространство своим искусством. Пассионарность, сказали бы мы сегодня, словом Л.Н.Гумилева, сына двух людей того времени.
Перечитаем воспоминания Крученых. Даже спустя много лет после дичайших выходок он в восторге от того, что они проделывали. Они действительно "научились видеть мир насквозь". Стихами пробивали настоящее. И недаром обэриуты от них пошли, о стихах Введенского Крученых ведь сказал в похвалу: "чушь образцовая"!
Когда Давид Бурлюк познакомил Крученыха с Хлебниковым, последний, по словам самого Крученыха, "забросал меня мудреными фразами, пришиб широкой ученостью", Крученых был "подавлен его эрудицией". Это Крученых писал много лет спустя. Но важно вот что сказать. Да, эти молодые люди в то время искали новых путей в искусстве, да они хватали опыт предшественников, современников и вообще всех, всего, что попадало в их поле зрения. Они даже выдвигали некие теории по поводу своих открытий. Эти теории я называю конспективными. Но они вообще не мыслили в тех категориях, которые мы сегодня к ним прикладываем.
По большей части это было спонтанное, реактивное творчество, иногда вполне спекулятивное. За исключением Хлебникова, который был не только поэтом, но и безусловно ученым, причем, вполне академически оснащенным. Такое оснащение он получил уже под руководством отца, занимаясь орнитологией. Да и полный курс гимназии и несколько семестров в университетах.
У Крученых за плечами было только Одесское художественное училище, то есть чистое ремесло. Но он "прожарил свой мозг, как шашлык, на железном пруте", то есть быстро схватывал. Хлебников написал замечательный стихо-портрет Крученыха. Сейчас напомню:
Лондонский маленький призрак,
Мальчишка в тридцать лет, в воротничках,
Острый, задорный и юркий,
Бледного жителя серых камней
Прилепил к сибирскому зову на ''чёных''.
Ловко ты ловишь мысли чужие,
Чтоб довести до конца, до самоубийства.
Лицо энглиза, крепостного
Счетоводных книг,
Усталого от книги.
Юркий издатель позорящих писем,
Небритый, небрежный, коварный.
Но - девичьи глаза.
Порою нежности полный.
Сплетник большой и проказа,
Выпады личные любите
Вы - очаровательный писатель,
Бурлюка отрицательный двойник.
(1921)
Над этим портретом стоит подумать. Пока ухватим пару штрихов: мальчишка в тридцать лет, острый, задорный и юркий... В момент знакомства (1912 г) Крученых было 26 лет, Хлебникову - 27. После двух-трех лет общения долго не виделись, а когда встретились вновь Крученых был все таким же мальчишкой, хотя ему было уже за 30 (а Хлебников и в 27 и значительно раньше мальчишкой отнюдь не выглядел). Кстати, достаточно посмотреть как выкручивается Крученых на общих фотографиях, где вполне солидно сидит, скажем, Малевич или Лившиц, да и Бурлюк с Маяковским.Один Круч весь перекручен, а то вообще лежит на коленях у солидных Матюшина и Малевича! Еще один штрих: "ловко ты ловишь мысли чужие, // Чтоб довести до конца, до самоубийства".
Крученых действительно действовал абсолютно мальчишески и действительно ловко ловил чужие мысли и доводил их до мыслимого и немыслимого предела, в том числе он работал с чужими текстами, с чужими картинками. И так было до конца жизни, он же все продолжал, только книжки превратились в альбомы, в которые он, став литературным Плюшкиным, собирал все, что попадалось с писательских столов (между прочим, задолго до Бойса и до признания мусора семиотическим материалом, Крученых все это уже претворил на практике).
Его операции со словами, это была подростковая игра: выброс букв, перестановка, добавления, сдвиги, хулиганские разные закидоны, типично мальчишеские издевательства по мотивам эротики. Но я говорю, он крутился в кругу мыслитилей планетарного масштаба, было где прожаривать мозги! и он теоретизировал. Но как!
Лозунгами, такими выпаливаниями. От него эту манеру перенял потом Игорь Терентьев.
И вот в этой круговерти его осеняло. Он вдруг придумывал какое-то слово, которое могло стать не просто словом, а концептом! Конечно, это уже мы так скажем. Для него это было во многом игрой, в том числе игрой в поэта. Но играя в поэта можно стать и поэтом, как играя в пожарного, можно стать пожарным.
И Крученых становится поэтом. Как Дюшан со своим писсуаром становится художником.
Крученых был мастером переназываний, он называл лилию еуы, изюм - мизюнь, яйца - юйца, сосиски - зудавы.Причем, как правило, исходил здесь из формы предмета или вкуса, например утверждал, что мизюнь передает истинный сладостный вкус изюма, а юйца потому что элиптическая форма!
По сути дела Крученых занимался усовершенствованием языка, такой рационализацией, а в общем, как сказали бы лингвисты, поиском соответствий означающего означаемому!
А тут в 1912 году он придумал слово МирскОнца. И мало того, что присобачил его к чуднОй книжке-альманашку, еще и подарил Хлебникову как название пьесы, которую тот хотел назвать "Оля и Поля". Слово дразнило своей новизной, не вполне ясным смыслом при ударении на О. В воспоминаниях Крученых "О Велимире Хлебникове" есть эпизод о том , как он предложил Хлебникову это название для пьесы: "Хлебников согласился, заулыбался и тут же начал склонять:-МирскОнца, мирсконцой, мирсконцом." Далее Крученых вспоминает, как "в те годы Маяковский острил: - Хорошая фамилия для испанского графа - МискОнца (ударение на "о"(3).
Сравнительно недавно Г.А.Левинтон выдвинул гипотезу, что возможно этот сбой ударения возник под влиянием стихов Симеона Полоцкого из его "Комидии притчи о блудном сыне":
Идеже восток и где запад солнца,
славен явлюся во все мира конца. (4)
Можем высказать еще одно предположение: поскольку мать Крученых была полька, то возможно, что он с детства слышал польское ''do konca'' с ударением на предпоследний слог (обратим внимание на позднейшее у Маяковского "до дней последних донца", вольно или невольно, но значимо рифмующееся с мирскОнца).
Ну а что же мирскОнца? Ну хорошо, позднее Крученых заявлял, что они научились читать мир с его конца, слова с конца итд. А Хлебников в те же годы обратился к палиндромам и анаграммам. Это все правильно. Но в этой книжке ''МирскОнца'' нет никаких палиндромов и чтений с конца. Здесь, на мой взгляд, почти случайный набор текстов как-то совмещенных с рисунками. И есть небольшой текст Хлебникова, написанный зеркально, т.е. читается, если приставить к зеркалу, абсолютно детская шалость.
Сами тексты от вполне традиционных, до вполне оригинальных. О текстах мы еще поговорим. О слове же как названии книжки/альманаха надо сказать, что в данном случае это такое же эпатажное название как Игра в аду, Садок судей, Пощечина общественному вкусу, Дохлая луна и др. Ну может быть менее сильное чем Дохлая луна, но зато на обложке коллаж работы Натальи Гончаровой, то, что иногда называют цветком, в другом ракурсе можно принять за почти полное обозначение карточной масти пик (отсыл к игре?), а в другом ракурсе может быть воспринят как момент соития (игра с "концом" в этом смысле тут наличествует и кстати не потому ли через год появится "Поэма конца" Василиска Гнедова). Но даже если цветок, то довольно странный, увеличенный пестик что ли ?
Стихотворение, открывающее книгу, которая была названа МИРСКОНЦА, возможно, связано с идеей самобытного мыслителя Николая Федорова о воскрешении отцов. В футуристическом кругу эти идеи обсуждались и проникали в тексты. Кроме того были в ходу всевозможные верования... например, о реинкарнации. Так что стихи вполне в духе времени, ничего особенно футуристического в них нет. Конечно, хочется найти что-то, что напоминает о сверхзадаче авторской - читать с конца. Но это стишок читается лучше нормальным путем сверху вниз:
Как трудно мертвых воскрешать...
Трудней воскреснуть самому!
Вокруг могилы бродишь тать
Призывы шепчешь одному...
Но бесполезны все слова,
И нет творящей веры в чудо.
Укором шепчут лес трава
И ты молчишь... забуду...
В отличие от следующего текста, который можно прочитать и снизу вверх, поскольку последовательность "сообщения" не так отчетлива:
куют хвачи черные мечи
собираются брыкачи
ратью отборною
темный путь
дальний путь
твердыне дороге
их мечи не боятся печи
ни второй свечи
ни шкуры овчи
три
ни крепких сетей
огни зажгли смехири
сотня зверей
когтем острым
рвут железные звери
стругают
стучат извнутри староверы
огнем кочерги
у них нет меры
повернул лихач зад
налево
наехал на столб наугад
правил смрад
крыши звон стучат
Текст носит явную фольклорную окраску (плюс детскость плюс ориентация на Хлебникова). Скорее всего здесь использованы какие-то элементы известных Крученых народных (колдовских, чернокнижных?) обрядов. Возможна аллюзия на самосожженческие подвиги староверов. Так или иначе, но можно понять, что речь идет о смерти.
И следующий текст, "при гробовщике", как будто это подтверждает смыслово, но ритмически выдержан в духе плясовой (типичная для Крученых насмешка над смертью, впрочем, игры со "смертью" были свойственны как футуристам, так и символистам):
при гробовщике
рат та та там
черных кружев
молоток
смех тревожит
черный край
пахнет гробом
черный креп
раз два
три шьют
молодыя шьют
черный дом
черный сор
мерку кит снимает
первый сорт
вышли моды
человек
вот ушел
вот пришел
гвоздь для матушки
И сразу за этим - небольшой текст, в котором можно усмотреть попытку оживления некоего субъекта оригинальным способом прижигания пяты (очевидно по контрасту/совпадению с Ахиллесом!):
ПяТА ЖИВа
ЛиШЬ гРУДь зАМЕРзла
СКОЛьЗКа
СПИчКА ЗаНяТа
ПРиЖЕЧЬ пЯТу
ТОТ ВСтАНЕт Живо
наГНавШИМ БѣДУ
В шЕЮ гРиву
В тексте под названием "Сон" совершенно сюрреалистическое воспроизведение сна, который может быть отчасти расшифрован с помощью сонника (вот бы узнать, какой именно сонник читал в то время Крученых! его интерес к подсознательному и сновидениям в духе Фрейда тоже известен, но все-таки не будем впрямую следовать этим указаниям):
сон
майки сидят
жуки сидят
колышатся туго
дышется
пар колышется
под соломой я
голова
выросла трава
Глаза косит
паук сидит
в волосах
зуб колышется туго дышется
плеток плетет
седлает скотину
крамольник наук
распахнулось
мокрое веко
зеленый глаз
заковыка
засыпает
и сквозь стреху
выглядает
Вернемся немного назад к одному нарочито пропущенному тексту:
АХМЕТ
ЧАШУ ДержеТ
ВОЕННЫЙ ПОРТРЕТ
ГЕНеРа?
* ЧЕРеЗ 5 ЛѣТ
Умет
АНГЕЛ ЛѣТѣЛ
* БУДЕт Поэт
ДРАМУ ПИШЕТ *
Речь, кажется, идет о смерти некоего генерала (в слове ''умет'' нарочито пропущена буква?) и о рождении поэта, который драму пишет. Кто это? Может быть Хлебников, который как раз пишет драму "Оля и Поля" о жизни с конца?
Крученых подарит поэту более подходящее название: "МирскОнца". Для пьесы оно подойдет совсем уж реалистически.
Но и для стихового процесса, ассоциативно выстроенного Крученых от попытки воскрешения, через огонь-гроб-сон-репу-пяту к поэту, "МирскОнца" тоже подходит вполне логически оправданно:
РѣПА ГОриТ
тЕМНит
тЛѢНIЕ
МОлИТЕСЬ
МОЛитесь
ОН НЕ умеР
чЕбРЕЦ
ТрАВа ДуХ
СЛИНяЛа
СѣН о
ТЛѣНIЕ
УГаСЛИ ОчИ
рАЗНОПЛЕТЕННЫй
Не ПоБѢДил Жизни
ПрошЛА ХОЛЕрА
Тема особой работы - проблема логики в самом радикальном (заумном) авангардизме. Здесь только заявим, что Крученых был сверхлогичен во всех своих построениях. Именно поэтому он, по словам Хлебникова, мог довести "до конца, до самоубийства" "мысли чужие". Но это тот случай, когда сверхлогика переходит в свою противоположность, в алогизм (5).
Предельный или беспредельный алогизм в духе народных небывальщин дан Крученых в отдельном тексте "Путешествие по всему свету". Конечно, так и подмывает отыскать претекст, по которому пишется этот текст! Стилистика "образцовой чуши" небывальщин здесь соединяется с вполне литературными оборотами. Возможно, что Крученых и в этом случае занимался излюбленным занятием - злостным пародированием чересчур вычурных символистских текстов, например, принадлежащих перу Андрея Белого, от которого мостик легко перекидывается к Ницше.
Обратимся теперь к стихам Хлебникова. У меня сложилось впечатление, что отбора текстов здесь почти не было, почти первые попавшиеся, но некоторые с малороссийским акцентом. Возможно, это тексты, которые приглянулись в тот момент Крученыху... Впоследствии все эти фрагменты и варианты неоднократно публиковались и сопровождались комментариями, в настоящий момент все они есть в новом Собрании сочинений Хлебникова. Важно, что и в этой книжице, как и в других, не бог весть каких казистых, альманахах, впервые появлялись тексты Хлебникова, обращавшие на себя внимание.
Первый текст сейчас известен по крайней мере в четырех вариантах и представляет собой четверостишие, в "МирскОнце" он тиражирован впервые и начертан вполне произвольно. Восстановим линейность строк:
О достоевскиймо бегущей тучи.
О пушкиноты млеющего полдня.
Ночь смотрится, как Тютчев,
Замерное безмерным полня.
Рудольф Дуганов, анализируя это стихотворение, писал, что Тютчев здесь выступает богом звездного неба и что строки Хлебникова прямо восходят к стихотворению Тютчева ''Как океан объемлет шар земной...'' Он же приводит другие обращения Хлебникова к Тютчеву, например:
О Тютчев туч! Какой загадке,
Плывешь один, вверху внемля?
Само произведение Хлебникова ''О достоевскиймо...'', разумеется, имеет множество прочтений. На мой, взгляд, то, что Тютчеву отведены две строки из четырех, и они заключающие, означает некоторый приоритет и перевес. Тютчев (то есть его мироздание) здесь объемлет все, ночь это всего лишь состояние, при котором космос - безмерное - виден наиболее отчетливо. Значит ли это, что Достоевский и Пушкин, то есть их миры - замерное? Это вариант логического прочтения. Однако у поэзии, как известно/неизвестно, своя логика.
И здесь эта логика охватывает все пространство от О до А. Если О это полнота всего, то и последнее слово ПОЛНЯ есть усиленный адекват О, при этом последний звук слова: А - дает обратную перспективу, то есть отсылает к началу, к первозвуку и последнему звуку (А первый звук, произносимый ребенком и наиболее устойчивый к афазии звук, как учит нас психолингвистика).
При этом одна часть первой строки идет на полноте О в достоевском, а вторая сгущается в У с намеком на Тютчева, во второй строке при полногласии пушкинот и полдня окаймляют новый намек с Й-У плюс Щ , которое перекликается с Щ в первой строке. Первые два слова последней строки - своего рода ключ и замок, первое слово частично входит во второе, а разрешается все полногласием. Таким образом перед нами возникает своего рода кристаллическая решетка атома поэтического мироздания, где все элементы подвижны и активно перемещаются в этом безмерном пространстве космоса-поэзии.
Я нарочно даю здесь такой подробный фонологический анализ этого четверостишия, сам пытаюсь понять, как оно входит (или может входить) в систему МирскОнцы. Если представить, что МирскОнца это действительно некая система (то есть термин, то есть инструмент, предназначенный для определения и рассмотрения чего-то), то мы увидим, что с помощью этого инструмента можно рассматривать такие категории, как достоевскиймо, пушкиноты, ночь=тютчев, замерное и безмерное. И в этом случае МирскОнца получает вполне безмерное оправдание. Наверно Крученых что-то такое интуитивно схватил в этом кратком поэтико-философском тексте Хлебникова, что подходило под его, так сказать, концепцию.
В подтверждение игровой интенции МирскОнцы следом идут две строки написанные таким образом, что прочитать их можно было только приставив текст к зеркалу. Строчки пронизаны паронимией настолько, что кочень из капустного кочана превращается в кочета, то есть петуха, более реально представить озабоченным перед ножом петуха, нежели кочан капусты:
Наш кочень очень озабочен
Нож отточен точем очень
Следующий текст "Вселеночку зовут мирея полудети..." является фрагментом из довольно обширного текста без названия, отнесенного впоследствии в разряд поэм:
Вселеночку зовут мирея полудети
и умиратище клянут
Быть мертвыми их звала добродетель
Они послушались понуд
Немотичей и немичей
Зовет взыскующий сущел
Но новым грохотом мечей
Ему ответит будущел
Сумнотичей и грустистелей
Зовет рыданственный желел
За то, что некогда свистели
В свинце отсутствует сулел
Свинец согласно ненавидим
Сию железную летаву
За то что в мигах мертвых видим
Звонко багримую метаву
Возможно, что текст поэмы был упорядочен Хлебниковым позднее, в окончательном варианте он начинается строкой "Немотичей и немичей...", а строфа, которая открывает фрагмент в "МирскОнце", в поэме идет шестой. Мы не знаем, кто составил именно такой вариант последовательности строф (6-1-2-3).Можно отметить
общий мортальный смысл этого отрывка. В Комментариях к новому Собранию сочинений в шести томах приводится мнение Крученых, что авторское название поэмы было "Революция", но в сборнике "Союз молодежи" 1913 года она печаталась под неавторским названием "Война - смерть" (т.3, М., 2002, с. 435).
"Из песен гайдамаков", как и "Будьте грозны как ОстрАница..." отсылают к славянским интересам Хлебникова, к его детским украинским впечатлениям, чтению Тараса Шевченко. Возможно, эти стихи оказались также близки и Крученых, выросшему в Молороссии.
Осенью 1912 года, вероятно перед выходом книги, Хлебников послал Крученыху неоконченную вещь "Вила" , в сопроводительном письме он писал: "Вы вправе вычеркнуть и опустить кое-что и, если вздумается, исправить" (т.3, с.441). Крученых и взял небольшой фрагмент, который впоследствии не попал в новый вариант поэмы "Вила и леший" (известно, что Хлебников очень часто перерабатывал свои вещи, иногда весьма кардинально, он вообще, видимо, воспринимал письмо как процесс и канонического последнего варианта для него не существовало).
Наконец еще одно стихотворение Хлебникова, в отличие от фрагментов вполне законченное, а также непривычно для крученыховского выбора изящное по исполнению, с куртуазностью рифмовки, с отсылкой к античной Диане, чуть ли ни символизм!
Стрелок чей стан был узок
В одежде без повязок
Промчался здесь пугая трясогузок
По дну реки где ил был вязок
Я кинулся серной проворной
Его обогнать стороной
Весь замыслам страсти покорный
Вновь видеть глаз вороной
Но чу ! свистящая стрела
Была смертельна рана
Над глазом нежная пята
Стрелок была Диана
Однако по свободе письма и лексики, конечно, более в сторону примитивизма и веселой пародийности. Невозможно доказать, что чему предшествует - крученыховская "пята жива" или хлебниковская "над глазом нежная пята" (трактуется комментаторами как "след", я бы сказал - "отметина").
Таким образом, мы все-таки можем заметить попытки создания на ассоциативном уровне некоторого единства из разнородных текстов и картинок. При всей оригинальности графики (художники: Н.Гончарова, М.Ларионов, Н.Роговин, В.Татлин), на мой взгляд, она все-таки выполняет иллюстративную роль. Хотя роль эта существенно отличалась от мирискуснических принципов.
Чуткий Александр Бенуа называл книжки с участием Михаила Ларионова "скоморошьими альбомчиками" и призывал его вернуться к "настоящему" искусству.
Однако эти новые художники и поэты обладали сверхинтуицией. МирскОнца из эпатажного нарочитого словца превращалась действительно в значимый термин, в тот самый инструмент, о котором говорилось выше. Фиксация конца мира предполагала обретение нового начала, со всей неустойчивостью, почерковой недопроявленностью. Но со временем даже радикальные сдвиги в искусстве становятся музейным достоянием... они предстают уже как бы в очищенном виде, пригодном для спокойного анализа... хотя еще и продолжают тревожить воображение...
Тем более, что заканчивается книга императивным обращением:
чИТАтель
НЕ ЛОВИ воРОН
...интернет ("Яндекс") выдал мне сейчас 1217 упоминаний слова МирскОнца...
Примечания:
Автор текста подготовил новое издание книги, которая вышла в коллекционной серии (А.Крученых, В.Хлебников. Мiрсконца. Подг. текста и предисл. С.Бирюкова, набор, макет и обложка М.Евзлина. Madrid: Ediciones del Hebreo Errante, 2009).
© S.Biryukov
|
TSQ 34
Toronto Slavic Annual 2003
Arkadii Shteinvberg. The second way
Roman Timenchik. Anna Akhmatova in 60s
Le Studio Franco-Russe
back
