Татьяна Мусатова

Гоголь в Риме:
"По поводу разных духовно-дипломатических дел…"

Тема пребывания Н.В.Гоголя в Вечном городе (между мартом 1837 и концом октября 1847 г. с частыми выездами в Россию и другие страны Европы), в том числе его окружение, в достаточной степени изучена. Зарубежные исследователи обращают внимание, прежде всего, на его "космополитические" знакомства (1). Отечественные авторы - на знаменитых русских путешественников, литераторов пушкинского круга, с которыми писатель состоял в переписке и которых встречал в Италии (2). В.А.Жуковский, П.А.Вяземский, П.А.Плетнев, М.Ю.Виельгорский, А.О.Смирнова-Россет, а также М.П.Погодин и другие московские собратья по перу, без сомнения, оставались центральными фигурами во внутреннем мире Гоголя, безотказно разрешая сделать себя ходатаями по самым разным его делам и всячески способствуя полной реализации его писательского таланта.

Однако до сих пор не получили отдельного освещения контакты Гоголя с российскими представительствами в Италии и отношения с их сотрудниками. Между тем в период 30-х и 40-х гг. Россия имела на Апеннинах значительное по тем временам дипломатическое присутствие. В Турине, Неаполе, Флоренции (до 1836 г.), Риме (с 1817 г.) работали дипломатические миссии. Во всех крупных итальянских портах и других городах находились русские консулы или почетные консулы из итальянцев. Дипломаты играли ведущую роль в зарождавшихся русских диаспорах и оказывали покровительство участникам культурных обменов. Так что дипломатическое окружение в жизни Гоголя за рубежом было реальным, весомым и постоянно действующим фактором и с учетом этого оно заслуживает пристального, специального внимания.

Дипломаты, работавшие в Италии, принадлежали, как правило, к самой просвещенной части отечественного дворянства и в большинстве своем были друзьями и спутниками Пушкина. Он сам состоял на службе в Министерстве иностранных дел (МИД) - с 1817 по 1824 гг. и с 1832 по 1837 гг., хотя так и остался "невыездным". В составе посольств работали его сослуживцы, к ним приписывались, как правило, великосветские друзья поэта, постоянно жившие в Италии. Пушкин, ушедший из жизни в 1837 г., был литературным кумиром и наставником Гоголя, оценившим его самобытный талант и открывшим "несчастному гениальному человеку" дорогу в большую литературу (3). Но поэт и писатель принадлежали к разным социально-общественным слоям с некоторыми вытекающими отсюда последствиями. Выехав за рубеж, Гоголь должен был не только пройти европейские "университеты", но и "вписаться" в мало знакомую для него элитную среду, определить свое отношение к официальной политике и дипломатии, к новой для него стороне пушкинского окружения и т.д. Словом, ему предстояло найти ответы на многие "вызовы" мировоззренческого, духовного, эстетического и нравственно-этического характера - непременное условие продвижения вперед и выполнения писателем творческих задач, намеченных совместно с Пушкиным. Все эти вопросы вытекают из содержания дипломатических документов, хранящихся в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ) МИД России и послуживших отправной точкой настоящей работы. Представляется полезным и своевременным попытаться провести исследование на стыке истории дипломатии и литературоведения, впервые собрать воедино основные факты и эпизоды, рисующие фигуру Гоголя в дипломатическом (и неминуемо пушкинском) окружении, и, по возможности, установить, имели ли взаимоотношения с дипломатами какое-то влияние на ту внутреннюю эволюцию, которую пережил писатель в итальянский период. Некоторые из дипломатических документов впервые вводятся в научный оборот, другие - впервые читаются под углом зрения пребывания Гоголя в Италии.

Императорские представительства за рубежом являлись заграничными учреждениями петербургского МИД. Об этом ведомстве, о сотрудниках русских миссий в Италии Гоголь слышал еще до выезда в июне 1836 г. из Петербурга, во-первых, в пушкинском литературном кругу, во-вторых, от некоторых своих одноклассников, новоиспеченных дипломатов. Многое о деятельности посольств могли рассказать стипендиаты Академии художеств, прошедшие стажировку в Риме под покровительством русской миссии при Ватикане, и это был наиболее доступный для молодого литератора, самый достоверный источник сведений о повседневной жизни в Италии.

МИД в гоголевские времена был двуликим - и чужестранным и отечественным. Управлял Министерством немецкоговорящий протестант, вице-канцлер, затем государственный канцлер граф К.В.Нессельроде (1789-1862), женатый на графине М.Д.Нессельроде (1786-1849), дочери влиятельного в прошлом министра финансов Д.А.Гурьева. Нессельроде почти полвека навязывал министерству преимущественную ориентацию на Австрию и "Священный союз", при враждебном отношении к европейским освободительным идеям и игнорировании подлинных интересов России. Чета Нессельроде не знала русского языка и не любила свободное пушкинское творчество, причем петербургский салон графини М.Д.Нессельроде превратился в клубок интриг, которые, в конечном счете, привели к гибели поэта в 1837 г. Д.Ф.Фикельмон (1804-1863) - внучка знаменитого полководца М.И.Кутузова и супруга Ш.-Л.Фикельмона (1777-1857), австрийского посланника в Петербурге, разделявшего искреннюю дружбу своей жены с Пушкиным и любившего Россию, в своем дневнике не без основания подводит к мысли о том, что конфликт в русском обществе носил не только литературный, но нравственно-политический характер (4). Доминирующее влияние Нессельроде отразилось и в русском дипломатическом присутствии в Италии, в том числе во времена Гоголя. Брат жены министра граф Н.Д.Гурьев был в 1833-1837 гг. посланником в Риме, а в 1837-1841 гг. - в Неаполе. Зять министра граф М.И.Хрептович (1809-1891), женатый на его младшей дочери, в 1847 г. был назначен посланником в Неаполе. Свою сестру, урожденную Гурьеву, графиня Нессельроде выдала замуж за временного поверенного во Флоренции Е.П.Сверчкова (1791-1828). Для него, прослужившего в этом качестве с 1818 по 1828 гг., родственник-министр добился введения в 1828 г. должности посланника, которая была ликвидирована в том же году в связи с его смертью во Флоренции (5). Жена министра, не вылезая из Италии, оказывала влияние на жизнь русских диаспор. И, как мы увидим далее, Гоголь не избежал встречи с ней.

Патриотическое направление МИД, между тем, укреплялось, черпая силу в кругу антагонистов Нессельроде, коими были все друзья и спутники Пушкина. Из современников Гоголя это, прежде всего, лицейский друг поэта, временный поверенный во Флоренции и Лукке (декабрь 1828-ноябрь 1833 гг.), будущий преемник Нессельроде на его посту, государственный канцлер А.М.Горчаков (1798-1883) (6). После прихода на должность главы МИД он последовательно отстаивал национальные интересы России и внес большой вклад в укрепление роли страны в Европе. Кроме того, Горчаков был богато одаренной личностью, имел энциклопедические знания и тонкий художественный вкус, что особенно проявилось во время его службы в Италии. В 1827 г. он работал секретарем в Риме, в 1828 г. был отпущен во Флоренцию в отпуск, там и остался, проработав временным поверенным до 1833 г. В эти годы Горчаков, не теряя времени, изучал латинский и итальянский языки, историю и культуру Апеннин, пополнял свою богатейшую художественную коллекцию, а позже был избран почетным членом Художественной академии Урбино. В Италии князь приобрел друзей, привязанность к которым сохранил на всю жизнь. Речь идет, прежде всего, о графе К.Б.Кавуре (1810-1861), государственном деятеле и дипломате, лидере либерального течения движения за освобождение и объединение Италии. Горчаков, так же как Пушкин, П.А.Вяземский и др., проявил большой интерес к идеям С.Пеллико (1789-1834) и Дж.Мадзини (1805-1872), также направленным на освобождение и объединение Италии, защиту индивидуальных прав человека. Оставаясь верным своему однокашнику Пушкину, князь многое сделал для популяризации его творчества в Тоскане. Подружившись с маркизом Чезаре Г.Бочелла (1810-1877), он во многом содействовал его работе над переводами пушкинских стихотворных произведений. Первые из них появились в Италии в 1838 г. В 1841 г. в Пизе вышел сборник "Четыре главных поэмы Александра Пушкина, переведенные Чезаре Бочеллой" ("Бахчисарайский фонтан", "Кавказский пленник", "Цыгане" "Братья разбойники") (7). В целом можно сказать, что в деятельности Горчакова, с учетом масштабности и исторической значимости этой фигуры, наиболее ярко воплотились высокие интеллектуальные, эстетические, нравственно-этические критерии, которые были типичны для лучших представителей пушкинской эпохи. Горчаков, несмотря на свою полную легитимность и ревностное служение двору, дает светлый образ верной дружбы, искренней взаимной симпатии и доверия к своим друзьям, что было традицией пушкинского окружения.

Свидетельства об интересе Гоголя к личности Горчакова пока не обнаружены. Напомним, что Гоголь не испытывал восторга относительно либеральных и уж тем более радикальных идей, влекущих политическое переустройство общества. Позже в Риме, снимая в 1836 г. квартиру практически в одном доме с Пеллико на виа делла Кроче, писатель не воспользовался возможностью познакомиться с ним. Но книги этого писателя Гоголь читал и, очевидно, многое, касающееся человеческой индивидуальности, произвело на него впечатление. Знал ли Н.В.Гоголь о маркизе Бочелла? Скорее всего, нет, поскольку бывал в Тоскане, во Флоренции наездами, и в настоящее время нет никаких свидетельств о поддержании им в этом городе каких-либо литературных связей. Однако о Бочелле мог рассказать писателю Пушкин, получивший от маркиза издание поэмы И.И.Козлова "Чернец" в его переводе (1835 г.) (8). С самим Горчаковым Гоголь познакомился лично. Это могло произойти в день премьеры "Ревизора" в Петербурге в апреле 1836 г., на которой Горчаков был вместе с императором. Встреча могла произойти также после отъезда Гоголя за границу в июне 1836 г. С 1834 г. князь работал советником посольства в Вене, часто оставаясь временным поверенным, в том числе с июня 1836 по август 1837 г. Но Гоголь, судя по хронологии его жизни, не заезжал в те месяцы в Вену. Возможно, они встретились в Баден-Бадене, где летом обычно собирались и Романовы, и Нессельроде, и послы, а в июле 1836 г. - был и Гоголь. В июне 1837 г. он писал из Рима Н.Я.Прокоповичу, что Горчаков любезно согласился помочь ему в получении первого номера "Современника", "Ундины" Жуковского и других новых изданий. Адресовать все это нужно было "…в Вену, в русское посольство, г.Горчакову, а оттуда в Рим, на имя Кривцова, нашего charge d'affaires в Риме…" (9). Неизвестно, состоялся ли между Гоголем и Горчаковым во время их встречи содержательный разговор, но можно с большой долей уверенности сказать, что писатель и дипломат с удовлетворением отметили, что их связывает дружба с Пушкиным и высокая оценка его творчества.

Дипломатом-единомышленником Пушкина был поэт и публицист Ф.И.Тютчев (1803-1873), служивший в 1838-1839 гг. временным поверенным в Турине (10). По всей видимости, Гоголь так и не познакомился с ним лично, хотя трудно представить, как такое могло случиться: их маршруты постоянно перекрещивались, Гоголь хорошо знал родную тетку поэта Н.Н.Шереметьеву и состоял с ней в переписке, их объединял один и тот же круг литературных и дипломатических знакомств и пр. В 1837 г., когда Гоголь приехал в Турин, Тютчева там не было; в 1839 г. Тютчев посетил Флоренцию, но не доехал до Рима; в 1843 г. Тютчев, привезя Гоголю и Жуковскому почту во Франкфурт, не застал их в городе; летом 1847 г. Тютчев собирался в Остенде, куда должен был приехать Гоголь, но встреча опять-таки не состоялась. Складывается впечатление, что вся эта цепь нереализованных возможностей не была случайностью: по-видимому, Гоголь не находил явного переплетения своих творческих интересов с тютчевскими. В какой - то степени он следил за поэтическим творчеством дипломата, рассматривая его как продолжение поэзии Пушкина. В 1836 г., когда Пушкин позвал Гоголя сотрудничать в "Современнике", Тютчев также получил предложение напечатать свои стихи в журнале, и Гоголь их, должно быть, читал. Но глубокое осмысление Тютчевым вопросов исторического предназначения России, соотношения Россия-Запад, происходившее в 40-е гг. и ставшее предметом целого ряда статей (без подписи) в европейской прессе, вызвавших большой резонанс на Западе и в России, прошло, видимо, мимо писателя. Гоголевских комментариев по этому поводу у нас не имеется. Писатель, очевидно, не знал и стихи Тютчева о К.В.Нессельроде, написанные в 1850 г.: "Нет, карлик мой! Трус беспримерный!.. Ты, как ни жмися, как ни трусь, Своей душою маловерной Не соблазнишь Святую Русь…" (11). Так Тютчев в заостренной форме и с оттенком славянофильства ответил недоброжелателям Пушкина, став, таким образом, не только продолжателем пушкинского поэтического творчества, но и восприемником общественной позиции поэта.

Тютчев внимательно следил за выходом в свет гоголевских произведений, что ярко отразилось в его переписке. К концу 1844 г. дипломат знал почти все работы, опубликованные в 4-томном собрании сочинений (1842 г.). В письме же П.Я.Чаадаеву 13 апреля 1847 г. он писал: "Я охотно поболтал бы с вами вволю о литературных и других наших занятиях прошедшей зимы, каковы "Переписка" Гоголя…" (12). Неизвестно, заходил ли Гоголь во время посещения Турина, в июле 1837 г, в русскую миссию и познакомился ли с посланником А.М.Обресковым (1790-1885) (13). Между тем это был не только гостеприимный светский человек, но и блестящий дипломат, высокообразованный интеллигент, приятель Пушкина и Тютчева. Гоголь оставил нам лишь краткие туристические впечатления о столице Сардинского королевства, наносить светские визиты и поддерживать беседы вообще не было тогда в его привычке, и, оказавшись в Европе, он только-только начинал понимать значение светских салонов, где не только шумели балы и велась карточная игра, но и блистали умы и эрудиция, в столкновении идей рождались истины, прощупывался пульс современной жизни. Кроме того, поначалу у Гоголя были материальные проблемы, сковывавшие его в плане контактов и передвижений. Совершенно другое поведение мог позволить себе, например, В.А.Жуковский (1783-1852) - поэт, наставник русского престолонаследника Александра Николаевича, с которым Гоголь тесно сошелся в Европе. Сопровождая цесаревича в рамках его визита в Сардинское королевство, Жуковский во время посещения Турина в феврале 1839 г. специально разыскал итальянского писателя и посетил его на дому, записав тогда же в своем дневнике: "Посещение С(ильвио) Пеллико, который имеет всю физиономию своих сочинений: простота и ясность" (14). Жуковский воспользовался также днями пребывания на севере Италии для того, чтобы поближе узнать Тютчева, с которым поддерживал переписку, но теперь хотел насладиться его талантом собеседника, энергетикой и одновременно тонкостью его мысли.

Дипломатом-профессионалом и необыкновенно яркой личностью был другой современник Гоголя - князь П.Б.Козловский (1783-1840) (15), литератор и переводчик, человек энциклопедических знаний, блестящий знаток итальянской классической литературы, увлекавшийся также естественными науками. С 1803 по 1811 г. Козловский работал секретарем в миссии в Турине, оставаясь в отсутствие посланника временным поверенным. Вернувшись на родину, снова был послан в Турин, где его застала война 1812. г. Только в 1818 г. его перевели посланником в Штутгард, где он пробыл три года, но так и остался в Европе, дав повод называть себя "русским европейцем". Пушкин видел в нем "ценителя умственных творений исполинских". Действительно, масштабы интересов Козловского впечатляют: он перевел на русский язык "Страдания молодого Вертера" И.В.Гёте, издал книги о Бельгии, Германии, Франции. Он лично знал Ф.Р. де Шатобриана, Мадам де Сталь, Г.Гейне, Дж.Н.Г.Байрона. Пушкин мог услышать от него обстоятельный анализ воззрений итальянских патриотов, с которыми он дружил. Интересовался он и судьбами декабристов, с которыми встречался за рубежом. Вообще Козловский отличался твердостью и независимостью суждений, из-за несогласий с начальством покинул в 1821 г. дипломатическую службу. Практически одновременно с Гоголем Козловский был приглашен к сотрудничеству с "Современником" и опубликовал с 1836 до 1839 г. в этом журнале три статьи по естественно-научной тематике. Гоголь, безусловно, видел их и, скорее всего, читал. Что касается личной встречи писателя с Козловским, то таковая была возможна в Петербурге в середине 30-х гг. В июне 1836 г. дипломат отбыл в распоряжение наместника Царства Польского И.Ф.Паскевича в Варшаву, пробыв там три года. Как и Гоголь, часто посещал немецкие города, в том числе Баден-Баден.

Подводя некоторый итог, можно сказать, что молодой, только что вышедший из провинции

Гоголь был не готов к восприятию пушкинского литературно-дипломатического окружения и его славных деяний в Италии. Он ни сначала, ни потом не встал на "пушкинскую" позицию в оценке МИД Нессельроде, то есть не был единомышленником поэта и его друзей в этом вопросе. Писатель изначально вообще был далек от вольнодумства и критики институтов власти, что можно объяснить условиями последекабристской России и присущим ему комплексом "провинциального чиновника". Приехав в Петербург в надеже послужить отечеству на "казенной должности", молодой провинциальный сочинитель мечтал, как и все другие, попасть в МИД, открывавший наибольшие возможности для развития личности. Но его шансы в этом плане были малы, поскольку бедным, незнатным дворянам или людям без всякого звания нужен был не только отличный аттестат, но и высокая рекомендация. У Гоголя не было ни того, ни другого.

В своей повести "Невский проспект" писатель с легкой иронией изобразил сотрудников Иностранной коллегии, которые "…отличаются благородством своих занятий и привычек!" и являются носителями особых бакенбард, но это бакенбарды "…увы! принадлежащие только одной иностранной коллегии" (16). А герой "Мертвых душ" помещик Манилов, назвавший одного из своих сыновей символическим именем Фемистоклюс, будет прочить его "по дипломатической части" и мечтательно видеть в нем "будущего посланника"(17). Но, кажется, подобных эпизодов, отмеченных гоголевским пафосными юмором, в его произведениях не так много. Он будет время от времени критиковать нравственные свойства отдельных дипломатов, но, как представляется, сатирического восприятия дипломатического ведомства у писателя не было, только одна лояльность и респект. Думается, что на гоголевское отношение к МИД оказывали все большее влияние два одноклассника по Нежинской гимназии - К.М.Базили (1809-1884) (18) и И.Д.Халчинский (1801-1856 гг.) (19), принятые на дипломатическую службу соответственно в 1834 и 1831 гг. Писатель регулярно встречался с ними в Петербурге, обменивался мнениями и убеждался, что оба они были довольны своей судьбой. В годы пребывания в Италии он постоянно переписывался со своими товарищами и неизменно интересовался их продвижением по службе и успехами в литературной деятельности Базили (и Кукольника) (20). В письмах к общим знакомым - спрашивал "о новых подвигах их на пользу отечества" (21). Напомним, что самому писателю стараниями родственников, а также Пушкина и его друзей, удалось-таки приобрести довольно большой опыт чиновника, который и определил сюжеты его основных произведений. В служебной переписке МИД за 1838 и 1847 гг. он фигурировал как "известный литератор", путешествующий по Италии, чиновник 8 класса и адьюнкт-профессор Университета в отставке (22).

Под таким углом зрения людей, зарабатывающих свои карьеры каждодневным трудом, несущих свою дипслужбу подобно тому, как он сам служил государству на литературном поприще, Гоголь будет поначалу строить свои отношения с внешнеполитическим ведомством, с сотрудниками римской миссии, сторонясь априори представителей великосветских кругов. По прибытии в Рим в марте 1837 г. Гоголь, не мешкая, зашел в русское представительство при Папском дворе. Миссия открылась в 1817 г. и в 1837 г. размещалась в палаццо Памфили на пьяцца Навона (с 1844 г. - в палаццо Джустиниани на виа делла Догана Веккиа). Это был центр всей русской колонии. Сюда приходили, чтобы "засвидетельствовать" паспорт, сообщить, с какой целью прибыли, где поселились, осведомиться, есть ли в городе православный приход, наконец, попросить о помощи. Гоголь был особо заинтересован в содействии дипломатов, поскольку собирался остаться в Риме для работы и привез рекомендательные письма от П.А.Вяземского.

Писателю было необходимо получать по дипломатической почте, беспошлинно, русскую периодику, книги и материалы, о чем уже говорилось. Ему удастся отменно наладить эту почтовую линию с помощью Кривцова, через которого он мог посылать абсолютно все. Больным вопросом для него было обеспечение своего проживания за границей. Согласно документам АВПРИ, уже в сентябре 1837 г. старший секретарь миссии П.И.Кривцов (1806-1844) будет разыскивать Гоголя в Швейцарии с тем, чтобы передать ему единовременное пособие для лечения и работы за рубежом. Царь предоставил его в ответ на гоголевское прошение, поданное в апреле 1837 г. через В.А.Жуковского (23). Эта схема ходатайства со стороны Жуковского и других друзей Пушкина перед царем и другими Романовыми в деле предоставления материальной поддержки Гоголю за рубежом будет и в дальнейшем надежно и бесперебойно функционировать. Наконец, Гоголь, не мысля своей жизни и работы без постоянных передвижений, крайне нуждался в послаблении режима проезда "русскоподданных" по Апеннинам, введенного в 1836 г. и предполагавшего получение в римской миссии "удостоверения" или "одобрительного свидетельства" в случае выезда в другие итальянские города. Вместе с российским паспортом эти бумаги предъявлялись на границах, а затем "засвидетельствовались в местной миссии" (24). В гоголевском заграничном паспорте содержались такого рода отметки (25).

Писатель был настроен на сотрудничество с миссией в художественной сфере, потому что знал, что русско-итальянские культурные связи переживают расцвет и что дипломаты опекают около двух десятков стипендиатов петербургской Академии художеств, Общества поощрения художников и даже малороссийских губернаторов. Обладая вторым природным талантом - рисовальщика и являясь ревностным поклонником искусств, Гоголь по приезде в Петербург сразу же оказался среди мастеров, которых объединяли малороссийские корни. Это были А.Г.Венецианов (1780-1847), ученик любимого Гоголем В.Л.Боровиковского (1757-1825), изображавший полные поэзии жанровые сцены и идиллические сельские пейзажи; А.Н.Мокрицкий (1810-1870), начавший учиться у Венецианова, но перешедший позже в Академию к К.П.Брюллову и попавший на стажировку в Италию (26). С 1830 г. Гоголь начал посещать столичную Академию художеств, в музее которой видел многие копии, сделанные стипендиатами с римских памятников и шедевров, однако этого было мало. Появилось горячее желание попасть в Италию и основательно пополнить свои познания в области классики, а также современного искусства. В 1835 г. он восторженно отозвался о творчестве итальянских стипендиатов "первой волны", прежде всего К.П.Брюллова (1799-1852)("Арабески"), и затем лично познакомился с ним. Видел он, безусловно, и картины О.А.Кипренского (1782-1836), в том числе замечательный портрет Пушкина, но не застал его автора ни в Петербурге, ни в Риме. Впрочем, любовь к художествам сближала его не столько с Пушкиным, сколько с Жуковским, а если взять пример из недалекой истории - то с поэтом К.Н.Батюшковым (1787-1855). Гоголь восхищался его стихами на итальянскую тематику еще в гимназии и, должно быть, знал, что Батюшков был не только предтечей в этом смысле Пушкина, но и одним из рафинированных умов своего времени, прекрасным знатоком Италии и итальянской классики. Поэт не был профессиональным дипломатом и с трудом добился назначения на дипломатические должности в Италии (1818-1821 гг.) (27).

Работая сначала в Неаполе, а затем в Риме, он первым высказал идею создания при дипломатической миссии русской академии (28), которая с тех пор постоянно витала в воздухе. Гоголь возлагал большую надежду на то, что мечта об академии сбудется при нем.

Подъем двусторонних художественных связей компенсировал, между тем, отсутствие стабильного политического и межконфессионального диалога между Петербургом и Римом. Это было во многом следствие польского мятежа 1830-1831 гг., политики Николая I по преследованию его участников, а также оказания содействия воссоединению униатской церкви с русской православной (1839), объявления политическим преступлением отступничества из православия в католичество и др. Дипломатические архивы позволяют проследить, как все это отражалось на поездках "русскоподданных" за пределы России и на поведении Гоголя. В 1834 г. по посольствам рассылались списки тех лиц, выходцев из Польши и Юго-Западного края России, которые скопились в Папской области после конфискации их недвижимости и лишения права въезда на территорию Российской империи. В то же время власти ограничили срок пребывания дворянам вне родины (до пяти лет), по истечении которого надлежало испрашивать разрешение на новый срок. В случае невозвращения, а также перемены вероисповедания недвижимое имущество забиралось под опеку, а на заграничном паспорте ставился штамп о запрете на въезд в Россию. В бытность Гоголя в Риме наказаниям подверглись представители семей Волконских, Голицыных и Гагариных, перешедшие в католичество и оставшиеся за рубежом. Римской миссии предписывалось принимать меры "к отвращению произвольного водворения российских подданных в чужих краях", "доставлять сведения, кто из дворян и другого звания российских подданных, с которого времени и года именно находится ныне за границею и о тех, кто оставался дольше срока" (29).

Таким образом, известная по мемуарной литературе гоголевская осторожность была оправданна. Первое время свои личные письма писатель предпочитал передавать со знакомыми путешественниками, а также почтой до востребования и просил своих корреспондентов поступать так же. Самым надежным способом считал отправку почты и посылок с дипломатами, но это только в случае личных отношений с ними. Любопытно, что в письме своему другу А.С.Данилевскому 12 июня 1837 г. Гоголь предостерегал: "Я слышал, между прочим, что у вас в Париже завелись шпионы. Это, признаюсь, должно было ожидать, принявши в соображение это большое количество русских, влекущихся в Париж мимо запрещений… Будь осторожен. Я уверен, что имена почти всех русских вписаны в черной книге нашей тайной полиции" (30). Откуда эта почти профессиональная терминология, вплоть до совета Данилевскому поменять ресторан? Может быть, что-то осталось в памяти от кратковременной работы осенью 1829 г. стажером в Третьем отделении А.Х.Бенкендорфа (1783-1844)? (31). Встретив в 1837 г. в Риме изгнанного из Литвы польского поэта А.Мицкевича (1798-1855) и подружившись с И.Кайсевичем и П.Семененко, его приятелями по эмиграции, Гоголь затаился, никому не рассказывая о контактах с ними, тем более что в этот момент он начал было склоняться к позиции "двуликого Януса" в польском вопросе. Довольно скоро, однако, писатель свернул отношения с двумя поляками, чистосердечно признавшись и себе, и им, что ему неудобно кривить душой, поскольку он начал получать материальную поддержку от царской семьи. Это был, пожалуй, единственный раз, когда писатель оказался замешан за рубежом в политическом деле. После римской встречи 1837 г. Гоголь виделся с Мицкевичем только за пределами Италии.

С другой стороны, осторожность, свойственная Гоголю, гармонировала с некоторыми его индивидуальным чертам. "Стихии заключены в нашей природе", как-то: вольнолюбивый южно-казацкий комический тип со склонностью к проказам, причудам и даже мистификациям; некоторая примесь в характере Гоголя-Яновского психологии казацкой верхушки, включая чувство собственного превосходства и непогрешимости, некоторая двойственность натуры, мнительность и скрытность.

С первым русским дипломатом на Апеннинах Гоголь познакомился в марте 1837 г. в Ливорно, сойдя с марсельского парохода и направляясь в Рим. Это был генеральный консул России в Тоскане Ф.Ф.Энгельбах. Мы впервые извлекли из архива его послужной список. Ф.Ф.Энгельбах (32) - типичный деятель эпохи царствования Александра I, доверенное лицо императора, "зубр" придворной и интендантской службы. В Иностранную коллегию он поступил в 1800 г. как иностранец, принявший присягу на подданство русскому императору. Однако уже через четыре года ушел из МИД и сменил много поприщ. В 1815 г. он - интендант департаментов Сена и Марна, в 1816 г. - комиссар корпуса русских войск в Париже. В 1821 г. его вернули в МИД. В 1822 г. он уже торговый комиссар в Мемеле, а в 1825 -1842 гг. - генеральный консул в Тоскане с пребыванием в Ливорно. Это "через него" шел весь грузопоток России от берегов Италии в сторону Петербурга. Это он контролировал транспортировку закупленных двором мраморов и шедевров искусства, а также обеспечивал отправку на родину произведений русских художников.

Об Энгельбахе Гоголю мог рассказать Горчаков, хорошо знавший старика по совместной работе в Тоскане. Возможно, князь снабдил Гоголя рекомендательной запиской. Знал Энгельбаха и Жуковский, посетивший Тоскану в 1833 г. Не случайно Гоголь быстро нашел с ним общий язык и позже дважды просил Н.Я.Прокоповича адресовать "рукописные мои книги, которые находятся в моей библиотеке в связках…Мне очень нужны они, и без них я как без рук. Там у меня выписки и материалы всего" - "…на имя нашего консула в Ливорно с просьбою тут же на вьюке, чтобы оно дождалось у него моего приезда в Ливорно" (33). Энгельбах был к тому же полезным собеседником для писателя, ведь он был кладезем знаний о жизни двора и столичного чиновничества. Однако смерть консула в 1842 г. прервала установившийся контакт.

Между тем Ливорно хранило в своей памяти целый ряд пушкинских реминисценций. В этом старом порту толерантной Тосканы находилось единственное в Центральной Италии греко-православное кладбище со многими отечественными могилами. В Ливорно окончил свой путь лицейский друг Пушкина, автор романсов на пушкинские стихи Н.А.Корсаков (1800-1820) (34). Будучи в 1819-1820 гг. секретарем миссии в Риме и Тоскане, он умер во Флоренции в сентябре 1820 г. Пушкин воспел Корсакова в нескольких своих стихах, которые должны были быть известны его литературным друзьям, в том числе Гоголю. В 1832 г. Горчаков на свои средства поставил Корсакову скромный памятник, сохранившийся до наших дней. В 1829 г. в Ливорно нашла упокоение племянница В.А.Жуковского А.А.Воейкова (1795-1829), прототип его романтических героинь, супруга А.Ф.Воейкова (1777-1839), издателя, литератора, профессора, сотрудничавшего с Жуковским и Пушкиным. В 1833 г. могилу Воейковой дважды навестил Жуковский.

О посещении Гоголем русских могил в Ливорно ничего не известно. У него было свое собственное представление о поминовении усопших. Смерть он рассматривал как счастливый конец бренной жизни и долгожданное воссоединение человека с Богом. Находясь в Италии, исключение он сделал, в сущности, только два раза. Во-первых, посетив вместе с княгиней З.А.Волконской в 1839 г. могилу дочери П.А.Вяземского Прасковьи на некатолическом кладбище Тестаччо в Риме, о чем сразу же сообщил князю. Во-вторых, в дни предсмертной болезни И.М.Виельгорского (1817-1839) в Риме в мае-июне 1839 г., когда писатель провел несколько суток у постели этого прекрасного юноши, сделав потом свои наблюдения сюжетом "Ночей на вилле". В этой связи предположение некоторых исследователей о том, что в Ливорно Гоголю была памятна могила Воейковой (35) представляется недостаточно обоснованным, поскольку создает впечатление, что Гоголь проигнорировал и память Корсакова и могилы других знаменитых русских, нашедших свой последний приют в Ливорно. Скорее всего, Гоголь не посещал некрополь. Подтверждением этого служат сведения, содержащиеся в дипломатической переписке за 1837-1847 гг. В Риме ушел из жизни ряд известных итальянских деятелей и десяток соотечественников - близких друзей и знакомых писателя, в том числе дипломат П.И.Кривцов и стипендиаты, но Гоголь никак не отозвался на эти трагедии (36).

Первым русским дипломатом-знакомым Гоголя по Риму был старший секретарь русской миссии при Святейшем престоле П.И.Кривцов (1896-1844) (37). Это он, оставшись в 1837 г. временным поверенным, должен был встречать писателя в весенний день 1837 г. во дворце Памфили на пьяцца Навона, арендуемом под миссию. Кривцов - пожалуй, наиболее упоминаемый дипломат в переписке Гоголя, а также в мемуарной литературе. Он был поистине старожилом римской миссии, проработав в ней с 1826 по 1843 гг. и пройдя путь от второго секретаря до советника, поверенного в делах, главы императорской Дирекции русских художников в Риме. Мы опускаем его биографию, которая стала в последнее время предметом многих публикаций (38). Их авторы единодушно наделяют дипломата многими положительными чертами, такими как высокая образованность и любовь к искусствам, доброе отношение к художникам, платившим дипломату взаимным уважением, рассудительность, добродушие, покладистость и пр. Все это позволило Кривцову, по существу первому советнику по культуре в истории дипломатических представительств России в Италии, осуществить в Риме многие полезные начинания и обеспечить себе достойное место в истории русско-итальянских культурных связей.

Дипломатические архивы позволяют проследить преемственность в деятельности римской миссии в сфере культуры и науки. П.И.Кривцов проработал в Риме с 1826 по 1844 гг. (39) Имя его неотделимо от двух других русских имен в истории русско-ватиканских культурных связей - глав римской миссии, видных дипломатов, с которыми ему довелось работать и которые были его наставниками. Это А.Я.Италинский (1743-1827) (40), представлявший Россию при Папском дворе в 1816-1827 гг., а также князь Г.И.Гагарин (1782-1837) (41), преемник Италинского на этом посту в 1827-1832 гг. Вместе они заложили основу для высокого положения русской миссии при Святейшем Престоле и уникальных традиций русско-итальянских культурных и научных связей, которые сохраняются и поныне.

Гоголя несомненно увлекла бы фигура Италинского, имевшего польские корни, но окончившего православную духовную академию в Киеве и имевшего имение в Малороссии. Сначала его конфисковали, а затем возвратили. Подобный человеческий тип, то есть самоотверженный одиночка, прокладывающий путь к интеллектуальным высотам и отличающийся благородством духа, не мог бы остаться без внимания писателя. Италинский был блестящий профессионал, еще в 1793-1795 гг. назначался поверенным в делах России в Неаполе, а в 1795-1802 гг. - посланником при неаполитанском дворе. Тогда еще дипломат, имевший научную степень доктора медицинских наук, стал заниматься историей искусств, археологией, нумизматикой, был избран позже в члены Академии наук, почетным членом Академии художеств в Петербурге, а также папской Академии Св.Лука в Риме. Его считают одним из начинателей коллекций нового типа, составление которых стало тогда повальным увлечением среди дипломатов. Аналогичной считалась коллекция кардинала Феша (архиепископа Лионского, дяди Наполеона I), согласно сообщениям Жуковского они с Гоголем осмотрели ее во время визита в Рим цесаревича в 1838-1839 г. (42). Батюшков упоминал в своей переписке из Рима о "просвещенном и добром старике", который знал Италию как "Отче наш" (43). Может быть, эти красноречивые, добрые оценки дошли до Гоголя. Если нет, то в Риме он должен был услышать не менее красноречивые суждения французского дипломата и писателя Стендаля. В "Прогулках по Риму" он писал:

"Г-н Италинский, русский посол, - философ школы великого Фридриха: большой ум и образование в сочетании с еще большей простотой; это мудрец вроде милорда Марешаля у Жан-Жака Руссо. Ему дали секретарей посольства, которые знают все, что происходит в Италии и напоминают своим блестящим умом любезных людей века Людовика XV…" (44). Гоголь встречался со Стендалем и, можно сказать со всей достоверностью, читал "Прогулки по Риму".

Римский посланник князь Г.И.Гагарин (1782-1837) - один из "секретарей" Италинского.

Г.И.Гагарин провел в Риме 1822-1832 гг. и был действительно видным отечественным дипломатом и незаурядной личностью. Причем посланник был современниками Гоголя, и они могли встретиться либо на немецких курортах, либо в Париже в 1836-1837 гг. Как говорится в послужном списке, это был "способный и достойный дипломат", член "Комитета о построении Исаакиевского собора по искусственной части" (41). Гагарин был литератором и переводчиком, почетным членом литературного общества "Арзамас" и Академии художеств, римского Института археологической корреспонденции, а также другом А.И.Тургенева, В.А.Жуковского, двоюродным братом супруги П.А.Вяземского - В.Ф.Вяземской. Дипломат был театралом, так, театральное представление в его доме изобразил в 1830 г. архитектор-стипендиат Н.Е.Ефимов, работавший под руководством К.П.Брюллова (45). Дипломат был тонким ценителем живописи и по-отечески тепло относился к художникам. В материалах АВПРИ подтверждается, что Г.И.Гагарин "устроил" "весь иконостас" в посольской церкви Святителя Николая-Чудотворца и подарил храму уникальный персидский ковер (46). Очевидно, посланник еще до переезда церкви из Флоренции в Вечный город заказал русским художникам-стажерам К.П.Брюллову, Ф.А.Бруни (1767-1825), И.И.Габерзеттелю (1791-1853), А.Т.Маркову (1802-1879) и другим изображение главных иконописных образов, которые были вправлены в иконостас, созданный по эскизам архитектора К.А.Тона (1794-1881). Все это стало безвозмездным даром художников посольской церкви, освещенной в 1836 г. Гоголь во время церковных служб видел эти замечательные лики и возносил к ним молитву. После Рима Гагарин получил назначение посланником в Мюнхен, где под его началом в 1833-1837 гг. работал Ф.И.Тютчев. Поэт не только хорошо отзывался о Гагарине, но и сочувствовал его судьбе. "Он умирает сломленный, изверившийся во всем, весь в долгах", - писал Тютчев своим родителям И.Н. и Е.Л.Тютчевым из Мюнхена 31 декабря 1836/12 января 1837 гг. (47). Г.И.Гагарина (1813 г.) и его сыновей Григория и Евгения портретировал О.Кипренский.

Посланник воспитал в Италии прекрасного сына Г.Г.Гагарина (1810-1893). Это был талантливый художник, архитектор, историк искусства, правовед, человек энциклопедических знаний. Он получил образование в колледже Толомеи в Сиене, в 1826 г. слушал лекции в Сорбонне, окончил курсы строительного искусства и живописи. В Италии Гагарин познакомился с художниками К.П.Брюлловым и А.А.Ивановым во время первого периода их стажировки, стал их другом на всю жизнь. Повлиял в определенной степени на замысел знаменитого полотна А.А.Иванова "Явление Христа народу". В Петербурге сдружился с Пушкиным, иллюстрировал его стихотворения. Был любимцем поэта, имеется упоминание о рисунке, сделанном им с А.С.Пушкина в кампании его друзей в 1832 г. В 1829 г. Г.Г.Гагарин был принят на дипломатическую службу, работал в Париже, Мюнхене и Константинополе (48). В 40-х гг., перейдя на военную службу, оказался в Закавказье. Дослужившись до чина генерал-майора, он между тем отдал все свои художественные знания и навыки иллюстрированию произведений Лермонтова, созданию полотен на батально-исторические темы, возрождению византийских традиций церковной архитектуры, став автором архитектурных проектов и декора православных храмов на Кавказе и других районах России. В 1856 г. по его инициативе и при поддержке почетного Президента Академии Великой княгини Марии Николаевны были открыты классы православной иконописи, а в 1859-1872 гг. он назначался вице-президентом Академии.

Гоголь мог знать Г.Г.Гагарина лично или познакомиться с ним заочно либо в Петербурге, либо в Италии, через художника А.А.Иванова, общего друга. В лице Г.Г.Гагарина мы имеем образец просвещенного русского патриота, полжизни прожившего вне России и оставшегося верным ее культуре. Так же, как Гоголь, Г.Г.Гагарин не занимался "чужими" сюжетами, а вернулся на родину и много сделал для отечественной культуры.

Писатель встречал двоюродного брата Г.Г.Гагарина - С.И.Гагарина (1814-1882), также состоявшего на дипломатической службе. Во время работы в Мюнхене он близко сошелся с Тютчевым и, желая посодействовать его творчеству, был тем, кто направил его стихи Пушкину для выпуска в "Современнике". Гоголь встречался с С.И.Гагариным в Париже в известном литературном салоне С.П.Свечиной (1782-1859), где собирались русские католики. Здесь часто видели его дядю Г.И.Гагарина, поскольку его супруга, урожденная Соймонова, была сестрой Свечиной и также приняла католичество. Неизвестно, говорили ли тогда Гоголь и И.С.Гагарин об отношении к католицизму, но впоследствии во Франции князь "обратился", вступил в орден иезуитов, приобрел известность в качестве религиозного писателя-эмигранта. Связь Гоголя с И.С.Гагариным поддерживалась через его родную тетку Н.Н.Шереметьеву. "Чрезвычайно меня утешило, - писал ей Гагарин в своем письме из Лаваля 28 марта 1849 г.,- что Вы мне сообщаете о Николае Васильевиче; потрудитесь поблагодарить его за воспоминание и скажите ему, что я давно уже поминаю его в своих грешных молитвах" (49). То есть Гоголь, проявляя свойственные ему милосердие и толерантность, не оставлял без внимания С.И.Гагарина, полагая, что душа его не переставала быть славяно-христианской.

В Риме Гоголь, как и хотел, сразу же окунулся в культурно-художественную и научную жизнь. Вполне вероятно, что первым "чичероне" писателя по Вечному городу стал П.И.Кривцов, знавший его досконально. Сблизила их не только открытость и доброта дипломата, но и тот факт, что Кривцов оказался поклонником гоголевских произведений. Через своего брата, дипломата и губернатора Н.И.Кривцова, Павел относился к пушкинскому окружению, хорошо зная А.И.Тургенева, П.А.Вяземского и др. В отечественной литературе признается тот факт, что дипломат со своей супругой Е.Н.Репниной (свадьба состоялась в ноябре 1837 г.), дочерью бывшего генерал-губернатора Малороссии князя Н.Г.Репнина-Волконского (1778-1845), способствовал быстрому ознакомлению Гоголя с местной интеллигенцией (50). Документы АВПРИ наводят на мысль о том, что, вернее всего, дипломаты ввели Гоголя сначала в русскую колонию, а потом познакомили с отдельными должностными лицами Папского двора, ведающими сферой культуры и науки, а также с некоторыми представителями творческой интеллигенции Рима.

Салон Кривцовых во дворце Фалконьери на виа Джулия, 1, был своего рода филиалом русской миссии, местом сбора артистической богемы, прежде всего русских стипендиатов. Он описан в мемуарах ряда художников, архитекторов и скульпторов. Бывал здесь, по всей видимости, и Гоголь. Среди первых его римских знакомых - стажеры архитекторы, окончившие стажировку художники и архитекторы, выполнявшие крупные заказы двора и окружавшие Кривцова. Это архитекторы А.С.Никитин (1809-1880), Н.Е.Ефимов (1799-1851), Ф.Ф.Рихтер (1808-1868), А.Т.Дурнов (1801-1846), Р.И.Кузьмин (1811-1867), а также художники А.М.Горностаев (1808-1862) и уже упоминавшийся И.И.Габерзеттель. Согласно спискам Кривцова, в Риме тогда находились другие опытные мастера - А.А.Иванов, Ф.И.Иордан, а также названные выше Марков и Бруни, но дружба Гоголя с некоторыми из них начнется позднее (51). Косвенным доказательством того факта, что Гоголь хорошо знал дом Кривцовых, является его уже упоминавшееся знакомство с коллекцией кардинала Феша, а он был соседом Кривцовых по этому дому. Однажды дипломат сообщил в Петербург о распродаже Фешем некоторых экспонатов из своего собрания и затем, по распоряжению царя, приобретал кое-что из них для Петербурга (52).

Гоголь бывал также у родителей жены Кривцова - Е.Н.Репниной. В семье Репниных дипломатом был когда-то сам старый князь, а потом и сын В.Н.Репнин (53). В 1828-1829 гг. и позже он служил в миссии в Берлине и, следовательно, они с Кривцовым давно уже знали друг друга.

Становится понятным и частое пребывание Репниных на немецких курортах, в частности, в Баден-Бадене, где Гоголь в июле 1836 г. и повстречал их. Встреча состоялась в присутствии семьи петербургской ученицы Гоголя М.П.Балабиной (1820-1901), поскольку В.Н.Репнин был женат на ее старшей сестре. Гоголь будет частым гостем в доме Репниных в Одессе в зимний сезон 1850-1851 гг., встречая поистине малороссийское гостеприимство со стороны В.Н.Репнина. Писатель ездил к Репниным во Фраскати, на виллу Фалконьери, а летом 1839 г. - был на их даче в Кастелламаре. Кривцов помогал писателю с получением кредита в банке Валентини, когда понадобилось оказать срочную помощь гоголевскому другу А.С.Данилевскому в Париже. Что за общество собиралось в доме Репниных, мы не знаем. Обычно приводится эпизод знакомства писателя в их доме в 1837 г. с М.Ланчи (1779-1847), "аббатом Ланчи", известным римским филологом-востоковедом. Пригласить его в этот дом мог, по-видимому, только Кривцов. До нас не дошли гоголевские комментарии о беседах с Ланчи, и, по всей видимости, не случайно, ведь помехой было недостаточное поначалу знание им итальянского языка. Между тем Ланчи дружил с поколениями русских. Кривцов мог повстречать его в 20-х гг. в окружении художника К.П.Брюллова, одного из первых русских стипендиатов в Италии. Для него, так же как для художника-гравера Ф.А.Бруни, аббат был незаменимым консультантом и близким другом (54). В 1833 г. П.И.Кривцов познакомил Ланчи с А.И.Тургеневым и В.А.Жуковским во время их пребывания в Вечном городе. Как представляется, Репнины это очень важные и близкие для Гоголя земляки. Старый князь открыл дорогу к министерской карьере для родственника и покровителя семьи Гоголей Д.П.Трощинского (1754-1829) и даже взял его секретарем в тот период, когда сам возглавлял русское посольство в Константинополе (55). То есть старший Репнин способствовал тому, что Гоголи впервые через Трощинских соприкоснулись с миром дипломатии. Репнины опекали молодого чиновника Гоголя в Петербурге. Как представляется, их роль в гоголевском окружении в годы его пребывания в Европе, Италии была более значительной, чем мы это себе до сих пор представляли. Гоголь, должно быть, размышлял о том, что князю Репнину не нравился его сатирический ум, и что он не любил "Миргород".

Однако все остальные Репнины были, несомненно, убежденными поклонниками творчества их земляка. "Репнинский" фактор оказал большое влияние в сближении Гоголя с Кривцовым. Тесно общаясь с Репниными в Москве и Одессе после возвращения из Италии, Гоголь несомненно был осведомлен о том, как сложилась жизнь Е.Н.Репниной-Кривцовой, потерявшей в 1844 г. мужа и оставшейся с двумя маленькими детьми.

Местом приобщения писателя к неформальному Риму, то есть той части городского общества, с которой не поддерживала связи русская миссия, был салон княгини З.А.Волконской (1789-1862). С момента своего рождения в Турине, где ее отец князь А.М.Белосельский-Белозерский (1752-1809) был посланником, княгиня чувствовала себя навечно связанной с Италией, хотя это не мешало ей горячо любить отечественную культуру и приумножать ее богатство. Будучи поэтом, писателем, музыкантом, коллекционером, держательницей знаменитого салона в Москве, а затем в Риме, она всегда находилась в центре литературно-музыкальной и художественной жизни, опекая всех отечественных и иностранных знаменитостей, в том числе и Гоголя. Немаловажной для писателя была большая привязанность Волконской к Польше, где она жила во время второй длительной командировки отца, и знание польского языка и культуры. Это у Волконской Гоголь повстречал Мицкевича и двух упомянутых выше начинающих польских ксензов, находившихся под опекой как поэта, так и княгини. В доме Волконской Гоголь подружился и с римским народным поэтом-сатириком Дж.Дж.Белли (1791-1863), писавшим стихи на римском диалекте. Мицкевича русская дипломатическая миссия не принимала. Белли также был не совсем подходящим "контактом" для дипломатов, поскольку ему случалось обличать нравы служащих Папского двора. В то же время Белли посвящал свои шуточные сонеты З.А.Волконской и Г.И.Гагарину.

Несмотря на то, что княгиня приняла католичество и вынуждена была переехать в Италию (1829-1862), она сохраняла тесные отношения с русской придворной и дипломатической сферой.

На дипломатической службе состояли ее супруг князь Н.Г.Волконский (1781-1841) (56), брат осужденного декабриста С.Г.Волконского (1788-1865). Уже в зрелом возрасте, в 1820 г., он ушел в отставку с военной службы и в 1823 г. был определен в миссию в Неаполе сверх штата.

Но пробыл на дипломатической службе недолго. Дипломатом был и сын княгини А.Н.Волконский (1811-1878) (57), о котором будет еще сказано. Гоголь знал лично обоих и нередко встречался с ними в домашнем кругу. Как представляется, с точки зрения его мировоззрения и творчества княгине был больше по душе Пушкин, который посвятил ей прекрасные стихи, назвал ее "царицей муз и красоты". Однако поэт не стал ее задушевным другом, и княгиню нельзя было назвать в полном смысле человеком пушкинского окружения. Если для единомышленников Пушкина было характерно движение от западничества или европеизма к патриотизму, а также верность религии своих предков, для Волконской все было наоборот. Думается, именно это стало главной причиной того, что отношения Гоголя с Волконской в конечном счете не сложились. Княгиня ошибочно посчитала, что после того, как ей удалось сделать католиками мужа и сына, ей с помощью поляков не составит труда обратить в католичество молодого писателя, но мудрость помогла Гоголю вовремя разобраться в происходившем и воспрепятствовать подталкиванию себя по ложному пути, несовместимому с поприщем русского писателя. Равно не удалось княгине проявить свою экзальтированность и фанатичность в отношении упоминавшегося выше юного друга Гоголя И.М.Виельгорского, сына М.Ю.Виельгорского. После этого Гоголь сохранит общение с Волконской, но оно станет довольно прохладным. Может быть, осторожный писатель учитывал тот факт, что в 1840 г. в России состоялся первый судебный процесс над З.А.Волконской, по окончании которого ее имущественные права были ограничены, и ей был запрещен въезд в Россию. Характерно, что в аллеях римской "виллы Волконский", на мемориальных стелах с именами дорогих княгине русских деятелей культуры, в основном сохранившихся до сих пор, было начертано имя Пушкина, но так и не появилось имя Гоголя.

Кривцов ввел Гоголя в немецкий Институт археологической корреспонденции - ИАК (58), важный центр культурной и научной жизни Вечного города. Все учредители Института были давними партнерами русской миссии, а среди постоянных членов ИАК и участников мероприятий в нем фигурировали видные русские путешественники, в том числе представители дома Романовых, дипломаты, архитекторы, художники. С Кривцовым, сестрами Репниными и некоторыми упомянутыми русскими стипендиатами писатель уже через месяц после приезда в Рим посетил годовое собрание этого учреждения (21 апреля 1837 г. н. ст.). Гипотетически он мог познакомиться там со всеми римскими знаменитостями, поскольку Рим жил открытиями, ежедневно из земли что-то извлекалось и моментально описывалось. Например, с Л.Канина (1795-1856), учредителем ИАК, археологом и архитектором, труды которого писатель будет читать (59). С А.Нибби (1792-1839), археологом, филологом, профессором Римского университета, выполнявшим должностные обязанности при Папском дворе, с которым довольно близко сойдется. Знающего, приятного и симпатичного А.Нибби очень уважали и ценили в петербургской Академии художеств. С ним активно сотрудничала миссия, а также многие друзья в окружении Гоголя, в том числе В.А.Жуковский (с 1833 г.), З.А.Волконская, художник А.А.Иванов и др. Сестра археолога выйдет замуж за русского стипендиата-скульптора Н.С.Пименова (1819-1828), что укрепит связи семьи с дипломатами и колонией. Богатейший русский горнозаводчик и меценат, археолог-любитель П.Н.Демидов (1798-1840) будет помогать в издании трудов Нибби, посвященных Вечному городу (60). Гоголь изучал этот город, прежде всего, по путеводителю "Ниббия", не выпуская его из рук. Писатель мог ознакомиться и с другими научными трудами Нибби, вышедшими в 1838-1841 гг. (61). Однако "зарываться" в римские развалины Гоголь не собирался, точно так же, как не стремился стать эрудитом или эстетом, всегда предпочитая современную реальную жизнь как главный объект своего писательского внимания.

Особая тема, выводящая на дискуссию за пределы археологии, это знакомство писателя с Х.К.Й. фон Бунсеном (1791-1860), прусским посланником при Папском дворе, учредителем ИАК, ученым-археологом и историком, имевшим большой авторитет в России. Кривцов знал этого дипломата со времени своей работы в Берлине в 1823-1826 гг. К 1833 г. он уже перевел на французский язык книгу фон Бунзена под названием "Описания города Рима", вышедшую в 1830 г. на немецком языке (62). У нас нет доказательств того, что Гоголь читал книгу Бунсена о Риме. Но знакомство с Х.фон Бунзеном будет важным для Гоголя с другой точки зрения - изучения инославия. Итальянские исследователи усматривают некоторую связь между бунсенской работой "Литургия для часовни прусского посольства в Риме"(1828) и гоголевской - "Размышления о Божественной Литургии". Кроме того, Бунсен подарил Гоголю другую свою книгу - "Опыт общеевангельского песнопения и молитвенника" (1833) (63). На Гоголя должны были произвести большое впечатление решительные действия дипломата-протестанта, запрещавшего немецким художникам в Риме переходить в католичество. Вообще протестантство занимало тогда русскую мысль не меньше, чем католичество, чему посвящена солидная научная литература.

Протестантами были представители правящей династии, прежде всего по женской линии, протестантом был главный воспитатель цесаревича Александра Николаевича князь Х.А.Ливен (1774-1838), а также глава МИД Нессельроде. Протестанты находились в ближайшем гоголевском окружении, например, супруга М.Ю.Виельгорского, урожденная Бирон, художник Ф.И.Моллер, автор лучших гоголевских портретов, для создания которых Гоголю приходилось, вероятно, часами позировать. Жуковский как наставник русского престолонаследника также интересовался этой темой и затрагивал ее в дружеских беседах с Гоголем. Характерно, что в письме к С.П.Шевыреву 11 февраля <н.ст. 1847 г.> из Неаполя Гоголь сделал следующее обобщение:

"…Скажу тебе, что я пришел ко Христу скорее протестантским, чем католическим путем. Анализ над душой человека таким образом, каким его не производят другие люди, был причиной того, что я встретился со Христом, изумясь в нем прежде мудрости человеческой и неслыханному дотоле знанию души, а потом уже поклонясь божеству его" (64).

Другой почти харизматический в русских кругах персонаж, с которым соотечественники свели Гоголя в Риме, это "знаменитый кардинал Меззофанти" - Дж.Дж.Меззофанти (1774-1849), куратор конгрегации по распространению католической веры. Характерно, что кардинал являлся, кроме прочего, префектом по исправлению литургических книг восточных церквей и, находясь "в теме", был полезным собеседником для Гоголя, особенно после того, как Рим в 1838 г. покинул Х. фон Бунзен. Свидетельства о знакомстве Тургенева и Жуковского, а также римских дипломатов с Меззофанти относятся к 1833 г. Это Тургеневу мы обязаны сообщению в его римском дневнике о том, что Меззофанти читал Пушкина в подлиннике и посвящал сонеты П.А.Вяземскому. Это Тургенев помогал Меззофанти наладить литературные связи с Петербургом, снабжал его русскими изданиями и т.д. (65). Думается, что кардинал был знаком с книгами Гоголя, отдельные издания которых числились в его библиотеке, а Гоголь, в свою очередь, высоко, хотя не без легкого юмора, оценивал его удивительные лингвистические способности. Но какие темы они оба обсуждали, поднимал ли Гоголь вопросы богослужения, интересовался ли посещением Ватиканской библиотеки с архивами, которые курировал кардинал, нам неизвестно. Между тем Меззофанти был постоянным действующим лицом двусторонних политических отношений, был частым гостем русских салонов в Риме, ему приходилось даже служить переводчиком на переговорах. В январе 1839 г. Меззофанти посетил цесаревича и все время разговаривал с ним по-русски "очень порядочно", а позже Александр Николаевич пригласил старика, изумившего его знанием 42 языков, на званый обед (66).

Как представляется, первым русским, познакомившимся с Меззофанти еще в период его работы и жизни в Болонье, был дипломат князь Ф.А.Голицын (1781- 1848). Послужной список Ф.И.Голицына в АВПРИ до нас никто не смотрел (67). Князь был, видимо, сыном А.М.Голицына (1723-1807), бывшего посла в Голландии и Англии. После отставки отец жил в Москве, был попечителем Московского Воспитательного дома, строителем Голицынской больницы, дошедшей до нас по всей своей архитектурной прелести. В 1825 г. Ф. Голицына, бывшего тогда в Италии, приняли в дипломатическую миссию во Флоренции в качестве внештатного сотрудника, а в 1832 г. перевели в таком же качестве в Рим. В 1836 г. он был отозван в Петербург, но не вернулся. Его пожалели и в 1837 г. взяли в римскую миссию, и он сочетал обязанности простого канцелярского служащего с коллекционированием, занятиями искусствознанием и археологией. Во время своего пребывания в Риме в 1838-1839 гг. цесаревич постоянно приглашал дипломата к себе, в приятельских отношениях с Голицыным были В.А.Жуковский и А.И.Тургенев, причем оба упоминали о нем в своих дневниках. В 1841 г. император разрешил ему остаться за рубежом, для лечения в Швейцарии. Но потом случилось то, что можно было предвидеть. В 1842 г. за невозвращение из отпуска и переход в католичество он будет уволен из МИД, а в 1844 г. попадет под следствие. В 1847 г. по решению суда князь будет навечно изгнан из Российской империи с лишением права управления своим состоянием и приговорен к каторжным работам. К 1847 г. он станет членом ордена иезуитов, под влиянием идей о свободе Италии вступит в ряды папской милиции, примет участие в сражениях против австрийцев. В июне 1848 г. Голицын скончается в Болонье. Его гибель потрясет папский Рим, в котором отслужат поминальную мессу, а похороны русского князя превратятся в триумф его славы национального героя. Эта трагическая развязка произошла после того, как Гоголь покинул Италию. Но слухи о ней, без сомнения, глубоко отозвались в русском обществе, не могли обойти и Гоголя в Москве.

Ф.И.Голицын был большим любителем и знатоком археологии и регулярно посещал римский ИАК. В 1833 г., на одном из заседаний Института, он демонстрировал приобретенные им археологические находки. Князь серьезно занимался также своей художественной коллекцией. Очевидно, Жуковский, находившийся в Риме с цесаревичем в 1838-1839 гг., приводил Гоголя к Ф. Голицыну для осмотра его художественного собрания, о чем сделал запись в своем дневнике: "9 (21) генваря….С Гоголем на выставку. К князю Голицыну…. Портрет Кипренского…" (68). Речь идет, очевидно, о портрете князя Ф.А. Голицына, написанном О.Кипренским в 1833 г. Ныне он входит в собрание Художественного музея им. А.Н. Радищева в Саратове. По данным римской миссии, в мастерской скульптора Л.Бьенэме (1895-1878) на пьяцца Барберини, 5, в 1845 г. находились три скульптуры, создававшиеся по заказу Ф.Голицына - "Телемах", "Ангел-хранитель", "Психея" (69). Жизнь Голицына сложилась, вероятно, под влиянием его непреодолимой тяги к личной свободе и, быть может, определенного понятия о собственной исключительности. Таковой была реакция дворянской элиты на николаевскую политику.

А теперь об упомянутом визите наследника русского престола Великого князя Александра Николаевича в Рим в декабре 1838 - январе/феврале 1839 гг. Подготовкой и проведением визита занималась римская миссия. В дневнике Александра Николаевича отразилась ведущая роль, сыгранная при этом Кривцовым (70). Опытный старый дипломат И.А.Потемкин (1780-1849), занимавший в 1837-1842 гг., вслед за Гурьевым, пост посланника в Риме, оставался как-то в тени, правда, проводил великолепные балы для цесаревича и его свиты в своем римском доме. В то же время активное участие в подготовке "культурной" программы пребывания принял и сам Жуковский, привлекавший, где это было возможно, Гоголя. В те римские дни, кроме мастерских отечественных мастеров, они вместе посетили "рабочие" художников Ф.О.Овербека (1789-1869), Т.Минарди (1787-1871), В.Камуччини (1771-1844), скульптора П.Тенерари (1789-1869). Изучали состояние рынка художественных произведений на предмет возможных покупок и размещения заказов царской семьи. Друзья встречались также с Нибби, гуляли с ним по Риму. До и после консультаций с Жуковским Нибби организовывал подробные экскурсии по городу и его окрестностям для цесаревича (71). Вероятно, по инициативе Жуковского и Кривцова Гоголю была предоставлена возможность прочитать свои произведения Александру Николаевичу (17/29 декабря 1838 г., пьеса "Женитьба"). Вопреки широко известной записи Жуковского в его дневнике, гоголевское чтение произвело на цесаревича хорошее впечатление, тем более что сюжет был для него весьма близок, ведь он выехал в Европу, чтобы подыскать себе невесту. Поэтому неудивительно, что наследник назвал гоголевскую "Женитьбу" "преуморительной" (72). Все это сослужит хорошую службу Гоголю в дальнейшем, прежде всего, в плане признания двором общественной полезности его писательского труда и, соответственно, получения новой материальной помощи и возможности спокойно трудиться за рубежом.

Визит русского наследника трона проиллюстрировал широкие и разнообразные контакты римской миссии по части художеств. Это в значительной степени было связано с прямым и активным участием в культурных обменах с Италией императора, других Романовых, обладавших безупречным вкусом и великолепно знавших искусство. Цесаревич согласно программе, подготовленной миссией, а также поправкам к ней Жуковского, посетил мастерские тех ведущих мастеров, которые уже назывались. Но на деле программа не отражала всю полноту традиционных связей миссии, постоянными партнерами которой были: назарейцы - художник Ф.Овербек, а также В.фон Шадов (1788-1862), П.фон Корнелиус (1783-1867), Л.Фогель (1788-1879), братья И.и Ф. Фейт (1790-1854 и 1793-1877). Прочные отношения с русским двором поддерживали датский скульптор-классицист Б.Торвальдсен (в 1838 г. покинул Рим) и итальянский неоклассицист В.Камуччини (1771-1844), занимавшие один за другим пост Президента Академии Св.Лука и наблюдавшие за стажировками русских стипендиатов. Миссия следила за исполнением многочисленных заказов царской семьи в мастерских П.Тенерани, Т.Минарди, а также К.Финелли (1782-1853) и Л.Бьенемэ (1795-1878). Через дипломатов для Петербурга приобретались работы флорентийских скульпторов Л.Бартолини (1777-1850), Дж.Дюпрэ (1817-1882), а также А.Тадолини (1788-1868) и др.

Еще более солидным, составленным со знанием дела, был список студий иностранных мастеров, предложенных для посещения императором Николаем I во время его неофициального визита в Рим в декабре 1845 г. Кроме мастерских Овербека, Тенерари, Тадолини, Бьенэме и Финелли, в нем фигурировали "рабочие" следующих мастеров: Э.Вольфа (1802-1879), Р.Ринальди (1793-1873), В.Лукарди (1808-1876) и Дж.Гибсона (1790-1866); живописцев К.И.Кольмана (1788-1846), А.Риделя (1799-1883), А.Мантовани (1814-1892), К.Ф.Вернера (1808-1894); Х.Рейнхарда (1761-1847), К.Мюллера (1818-1893), Т.Кромека (1809-1873), С.Корроди (1810-1892) и трех-четырех других, фамилии которых в архивных источниках написаны неразборчиво (73).

Составляя в 1843 г. программу пребывания в Риме своей приятельницы А.О.Смирновой-Россет, Гоголь включил в нее посещение студий Овербека, Тенерари, Мюллера, Кромека, Вернера и Корроди, но вместе с тем сделал акцент на ознакомлении с работами акварелистов и пейзажистов: П.Вильямса (1802-1885), К.Ф.Вернера (1808-1894), Ж.Амерлинга (1803-1887), Л.Поллака (1806-1880), Э.Макса (1810-1901) и Э. ван дер Нюлла (1812-1868) (74). Имена этих мастеров также фигурируют в бумагах архива Дирекции русских художников, учрежденной при миссии в 1840 г. и возглавляемой Кривцовым. Как утверждает итальянский автор Р.Джулиани, речь шла о молодежи, которая только подавала надежды, молодым был и Корроди, слава пришла к нему после покупки его произведений русским императором (75). В "царский список" 1845 г., напротив, были включены, прежде всего, имена известных артистов, поскольку Николаю I нужны были тогда работы признанных мастеров, которыми можно было бы наполнить собрание Нового Эрмитажа (открыт в 1852 г.).

В целом художественные познания Гоголя после окончания визита цесаревича в Рим заметно пополнились, и писатель с удовольствием отдавался своему любимому досугу. К началу 40-х гг. окончательно определился круг ведущих русских художников вокруг Гоголя - исторический художник А.А.Иванов (1806-1858), художник-гравер Ф.И.Иордан (1800-1883), исторический художник и портретист Ф.А.Моллер (1812-1874). Примерно тогда же он сделал неудачную попытку устроиться с помощью Жуковского и других на должность секретаря в основанной в 1840 г. Дирекции русских художников в Риме, то есть у Кривцова (76). Причем писатель был так уверен, что ему откроется эта судьба, которую он давно для себя приготовил, что он не посчитал даже нужным согласовать свою кандидатуру с дипломатом, надеясь, что Жуковскому удастся поговорить с цесаревичем и попросить его дать соответствующее поручение Кривцову, и ему не останется ничего другого, как выполнять. Но Жуковский в том же году вышел в отставку и не смог помочь. Надо отдать должное Гоголю, что он не очень огорчился. В 1843 г. в письме Данилевскому, который просил походатайствовать о своем определении в МИД, писатель посоветовал ему отказаться от этого и заключил: "Служить в Петербурге и получить место во внешн/ей/ торг/овле/ или иност/ранных/ дел не так легко. Иногда эти места вовсе зависят не от тех именно начальников, как нам кажется издали, и с ними сопряжены такие издалека не видные нам отношения!…В иностр/анной/ коллегии покамест доберешься /до/ какого-нибудь заграничн/ого/ места, бог знает сколько придется тащить лямку" (77).

Неудача с трудоустройством при миссии была с легкостью пережита Гоголем, поскольку он находился на пороге судьбоносного для него этапа. Растущая слава автора "Мертвых душ", утвердившийся при дворе стараниями Жуковского, Плетнева, Виельгорского, Смирновой образ писателя, пекущегося об общественной пользе, больше юмориста, чем сатирика, всегда убежденного монархиста, стоящего вне политики и обличающего только нравы, переход от сатиры к литературной публицистике, иногда не совсем понятной двору, но в целом верноподданнической ("Избранных мест из переписки с друзьями") - все это вынесло Гоголя на новую ступень общественной лестницы. Соответственно происходили изменения в гоголевском мироощущении, в его представлении о своей публичной роли, в окружении писателя и его образе жизни. Он отошел от артистической богемы столь же быстро, как когда-то вошел в нее.

Его уже не интересовали связи с поляками, его меньше тянуло к своим малороссийским друзьям (но он продолжал поддерживать связи с Базили и Халчинским). После смерти И.М.Виельгорского он стал своим человеком в доме Виельгорских, а еще раньше - завсегдатаем дома А.О.Смирновой-Россет (1809-1882), особенно подружившись с ее племянником, А.О.Россетом (1813-1851), служившим, в частности, губернатором в малороссийских губерниях и бывшим очевидцем и исполнителем николаевской политики в отношении Юго-Западного края России. Это были знакомые и поклонники Пушкина, ставшие поклонниками и весьма подходящими, нужными друзьями знаменитого теперь писателя Гоголя, всегда нуждавшегося в добром покровительстве и помощи со стороны влиятельных особ и их родственников. Писатель тесно сошелся с графом А.П.Толстым (1801-1873), обер-прокурором Синода, а также с рядом иерархов православной церкви, и это совпало с завершением изучения Гоголем инославия и его вступлением в полосу духовного самоусовершенствования и осмысления кредо православного писателя. Одновременно более устойчивый и постоянный характер приобрели отношения Гоголя с главами русских миссий в Италии, причем он даже сошелся с семейством главы внешнеполитического ведомства.

В середине 40-х гг. завязалась гоголевская дружба с посланником при Святейшем престоле в 1843-1853 гг. А.П.Бутеневым (1787-1866) (78). Для Гоголя было важно, что Бутенев был так же, как и он, выходцем из бедных дворян и собственным трудом заработал свою карьеру. Ему не могло не нравиться то, что дипломат с детства воспитывался в кругу Гончаровых - семьи жены Пушкина и что он хорошо знал по работе на Ближнем Востоке его однокашника Базили. Это Бутенев, будучи послом России в Константинополе, внес предложение о преобразовании консульства в Бейруте в генеральное консульство и о назначении Базили на этот пост (79).

Бутенев оставил заметный след в истории внешней политики России. В Константинополе ему удалось существенно улучшить русско-турецкие отношения. В Риме Бутенев, несмотря на натянутые отношения между Папским двором и Петербургом, также действовал успешно, сумев завоевать доверие двух Пап - Григория ХУI и Пия IX. После начала беспорядков в Риме в 1846 г. русский посланник неотлучно находился при Папе Пие IХ в Гаэте. В 1846-1847 гг. вместе с графом Д.Н.Блудовым (1785-1864), бывшим министром внутренних дел и дипломатом, назначенным царем специальным переговорщиком по вопросу о заключении конкордата с папой, он участвовал в этих консультациях и подписании этого соглашения в 1847 г. В 1856 г. Бутенев стал членом Государственного совета. Выйдя в отставку, напечатал воспоминания, в том числе записки дипломата при армии князя Багратиона в ходе Отечественной войны 1812 г.

В декабре 1845 г. Бутенев успешно провел визит в Рим императора Николая I, который, по его мнению, имел огромный мировой резонанс. Оценке римского посланника вторил Тютчев, обративший внимание на историческое значение первой встречи православного императора с главой католической церкви (80). Для Гоголя визит монарха в Рим был весьма важной вехой в его политической эволюции, он впервые был допущен в святая святых дипломатической кухни, к обсуждению вопросов внешней политики, подготовке визита главы государства и, как он выразился в своем письме А.О.Россет 10 декабря <н.ст.>1846 г. из Рима, "по поводу разных духовно-дипломатических дел с папой" (81). Все вызывало живейший интерес Гоголя и ничто не ускользало от его внимания. Надо отдать должное Бутеневу, который доверительно, как приближенному ко двору, "своему" человеку, рассказывал писателю о подготовке день за днем визита, о маршруте поездки, вероятных сроках и программе пребывания царя в Риме, несмотря на то, что визит был частным и строго засекреченным. Гоголь следил за ходом поездки императора с императрицей Александрой Федоровной в "Палерму", сожалел, что не застал Бутенева перед отъездом на Сицилию, но демонстрировал осведомленность в том, что посланник выехал туда по распоряжению императора. Неподдельное беспокойство у писателя вызвала враждебная позиция некоторых кардиналов по отношению к императору, попытка устроить в Риме провокацию с бежавшей из России униаткой, которая, кажется, перегнула палку, пытаясь доказать случаи гонения царя против католиков и насильственного перевода людей в православие, чем полностью себя дезавуировала. Полученные сведения Гоголь передает в письмах только самым "ответственным" из своих друзей - Жуковскому и Толстому. В письме из Рима в самом начале января 1846 г. графу П.А.Толстому он писал: "О Государе вам мало скажу. Я его видел раза два-три раза мельком. Его наружность была прекрасна, и ею он произвел впечатление большое в римлянах. Его повсюду в народе называли просто Imperatore, без прибавления: di Russia…" (82). Это наблюдение Гоголь подчеркнул как бы для себя, поскольку после всех перипетий с поляками в последние годы он нуждался в подобном убедительном доказательстве непреходящего авторитета России как одной из ведущих держав Европы и мира. Ради сотрудничества с Петербургом в европейских делах Рим был готов до определенной степени закрыть глаза на ситуацию в Польше и вокруг нее. Гоголь был рад услышать положительные оценки хода переговоров с целью заключения конкордата из уст графа Блудова, специального представителя императора на этих переговорах. Он встретился с графом в посольской церкви осенью 1846 г. и в письме Жуковскому в ноябре 1846 г. сообщил, что Блудов "доволен делами с папой". Писатель даже зашел к Блудову и хотел продолжить разговор, но его не было дома (83). В том, что касается положения в Юго-Западном крае России, писатель полагал, что последствия встречи императора и папы "будут те, каких и ждали, то есть умягчение мер относительно католикам. Донесения гонимой униатки оказались ложью, и она созналась, что была уже подучена потом вне России польской партией" (82). Складывается впечатление, что никогда ранее Гоголь не был так близок к официальной позиции двора в польском вопросе и к одобрению его вероисповедной политики, как теперь. Кроме того, Гоголь с удовольствием отметил доброе внимание императора к художникам и его интерес к искусствам. Но позже в письме А.О.Смирновой (84) он не выдержал и, вспомнив прежние артистические привязанности, сильно раскритиковал бездарное поведение генерал-майора свиты, представителя польской знати и художника-любителя Л.И.Киля, сменившего в 1844 г. П.И.Кривцова на посту Директора русских художников в Риме. Главным поводом критики было демонстративное неуважение Киля к русским художникам и пренебрежение возможностями, которые можно было извлечь из личного присутствия императора в Риме, в целях получения помощи нуждавшимся. На выставке, которую Киль по поручению Петербурга организовал для императора, фигурировали в основном зарубежные имена. Николай I ничего этого не заметил, но стипендиаты были уязвлены. Гоголь успокоился только тогда, когда узнал, что в делах его друга А.А.Иванова, работавшего над гигантским полотном "Явление Христа народу", принял участие князь Г.П.Волконский (1808-1882) (85). Это был сын министра двора князя П.М.Волконского (1776-1852), главного куратора отношений с Римом и стажировок русских стипендиатов в Италии, большого знатока искусства. Должно быть, Волконских Гоголь знал еще по Петербургу. В доме П.М.Волконского в начале 1836 г. он в присутствии Пушкина читал "Ревизора". В 1845 г., во время римского визита царя, Г.Волконский состоял в его свите, и Гоголь мог с ним познакомиться ближе. Князь был искренним любителем и ценителем искусства, выступал как певец-любитель, он был знаком с Пушкиным, упомянувшим его в одном из своих стихотворений за 1833 г. В 1822 г.Г.Волконский начал свою карьеру со службы в МИД и в 1838-1830 гг. назначался сверх штата в Неаполь. После некоторого периода работы в системе просвещения в 1846 г. он был приставлен к Блудову "для употребления" в рамках проведения переговоры о конкордате, и Гоголь мог вновь встретить его. По возвращении в Петербург в 1847 г. Г.Волконский вернулся на дипломатическую работу и возглавил Археологическую комиссию, учрежденную царем при римской миссии. Работу на этом посту князь совмещал с покровительством художникам, которые всегда находили в нем понимание и помощь. Кое-что было сделано в 1845 г. и позднее для Иванова (86).

Только Смирновой Гоголь доверил самое сокровенное свое писательское переживание, заставившее его не представляться императору и избегать встречи с ним. В приведенном уже письме от 27 января 1846 г. он писал: "…Стало стыдно и совестно, не сделавши почти ничего еще доброго и достойного благоволения напоминать о своем существовании. … Государь должен увидеть меня тогда, когда я на своем скромном поприще сослужу ему такую службу, какую совершают другие на государственном поприще" (84). В письме художнику А.А.Иванову в марте 1844 г. из Ниццы Гоголь спрашивал: "Каков Бутенев, довольны ли им...?" (87). А в октябре 1845 г. сообщал Жуковскому: "С Бутеневым я познакомился и, кажется, мы с ним сойдемся близко … вы можете адресовать прямо на имя посольства…" (88). Думается, что дипломат подкупил писателя своей безупречной честностью, бескорыстием, скромностью, высоким умом, умением внушить уважение к России со стороны населения тех государств, в которых он работал. Можно провести параллель между гоголевским представлением о службе литературной и служением дипломатов типа Горчакова или Бутенева. Они могли явиться прототипами положительных литературных героев гоголевских произведений, однако этого не произошло.

Интересные фигуры были среди внештатных сотрудников римской миссии. Эти люди составляли как бы дальнее окружение писателя во время его пребывания в Риме. Сведения о них, а также об отношениях Гоголя с ними, скудны и пока не стали предметом специального внимания исследователей. Но воссоздание их образов представляется важным, поскольку тем самым мы расширяем панораму гоголианы и проливаем дополнительный свет на обстоятельства жизни писателя. Все эти дипломаты были выходцами из известнейших семей России, обладали талантами и незаурядными личными качествами. Для Гоголя это были, вероятно, "ненужные" люди, тем более что некоторые из них имели проблемы в отношениях с начальством, что всегда вызывало настороженность у писателя. И тем не менее нам удалось обнаружить в гоголевском отношении к "внештатникам" элементы заинтересованного внимания.

Кроме князя Ф.А.Голицына, одновременно с Гоголем в Риме был его брат, князь М.А.Голицын (1804-1860) (89). Библиофил, владелец огромной коллекции западноевропейской живописи, скульптуры, археологических находок из Помпеи. Князь с 1825 г. был причислен к миссии во Флоренции сверх штата и с тех пор знал Н.М.Смирнова (1808-1870), в 1825-1828 гг. служившего секретарем той же миссии, в 1835-1837 гг. - в русской миссии в Берлине, знакомого Пушкина еще до женитьбы на фрейлине А.О.Россет, тоже приятельнице Пушкина. (90). В 1836 г. в должности советника Голицын был переведен в Рим. Во время службы добровольно отказывался от получения жалованья. Сохранил православие, дослужился до посла в Мадриде. Собранные им шедевры вошли, в конечном счете, в фонды Эрмитажа. Отца и сына Голицыных портретировал О.Кипренский. Гоголь знал М.А.Голицына, видимо, по Риму и Москве, где встречался с ним в доме Смирновых. Писатель сделал для дипломата редкое исключение: допустил его в узкий круг слушателей чтения пьесы "Женитьба" в своем, авторском исполнении (в июле 1842 г.). М.А.Голицын, находясь под большим впечатлением от гоголевского чтения, не находил слов, чтобы отблагодарить Смирнову за полученное удовольствие и сообщил, что он "…читал с восторгом "Мертвые души" и всегда желал видеть их автора". По его утверждению, минуты, проведенные с Гоголем, были лучшими из всего, что он встретил тогда в России (91). М.А.Голицына знал Ф.И.Тютчев. Бывая в Москве, он посещал имение Кузьминки, построенное С.М.С.Голицыным, дядей М.А.Голицына, и перешедшее затем к нему по наследству. В последние годы жизни М.А.Голицын провел в Париже, подобно брату принял католичество и упокоился подле его праха на болонском кладбище Кампо Санто.

Личным знакомым Гоголя был князь А.Н.Волконский (92), с 1829 г. состоявший при римской миссии, а в 1860-1862 гг. служивший посланником в Неаполе. Он был всегда на самом высоком счету, трудился великолепно, был историком, литератором, меценатом. Но, будучи сыном З.А.Волконской, он постоянно был привязан к Италии, где так и остался, получив в наследство материнскую "виллу Волконский" в Риме.

Гоголь мог знать дипломата В.П.Орлова-Давыдова (1809-1882), знаменитого путешественника и литератора. Он "проcлушал курс наук" в Эдинбургском университете, был большим ценителем искусств, любителем археологии, почетным членом Академии художеств. В 1834 г. Давыдов был приписан к римской миссии в ранге советника (93). Гоголь мог познакомился с дипломатом через его кузин, сестер Ел.В. и Е.В.Давыдовых, дочерей сосланного декабриста В.Л.Давыдова, приятеля Пушкина. Они встречались с Риме и Альбано и писатель читал им свои произведения. Родители В.П.Давыдов и он сам также были знакомыми Пушкина. После командировки в Рим он организовал научно-художественную экспедицию в Грецию, Турцию и Малую Азию с участием художника К.П.Брюллова и архитектора Н.Е.Ефимова. По итогам опубликовал иллюстрированный путевой дневник (94).

Перед глазами Гоголя прошел, вероятно, образ дипломата З.А.Хитрово (95). Он поступил в МИД после окончания Царскосельского лицея и служил помощником Нессельроде. В 1831-1836 гг. он был секретарем миссии во Флоренции и познакомился там со своей будущей супругой тосканской маркизой Паолиной Пуччи, урожденной Ненчини. Она изображена на портрете художника О.Кипренского. Ничего не бывает случайного: ее первый муж маркиз Пуччи побывал в России в 1818-1819 гг. и этим, безусловно, не ограничивались его связи с Россией. Женитьба навсегда привязала З.Хитрово к Италии. В 1836 г., после ликвидации флорентийской миссии, он не стал "внештатником", но был переведен в Париж, а в 1838 г. на четыре месяца приезжал в Рим. И позже постоянно бывал в Италии в качестве дипломатического курьера или проводя там продолжительные отпуска. В 1842-1843 гг. был прикомандирован при миссии в Неаполе "по делам службы".

З.А.Хитрово представлял другую ветвь рода Хитрово, отличную от той, к которой принадлежал отчим Д.Ф.Фикельмон, генерал-майор Н.Ф.Хитрово (1771-1819), бывший в 1815-1817 гг. посланником во Флоренции. Но с этими другими Хитрово пушкинская "Долли" также состояла в родстве по линии своей родной тетки, урожденной Кутузовой. З.А.Хитрово был в Риме в 1838 г. и общался с приехавшей в том же году Д.Ф.Фикельмон, для которой Италия была знакомой страной. Со своей матерью и сестрой Екатериной она с детства жила в Тоскане и здесь встретила своего будущего супруга. Его отставки с поста австрийского посланника в Петербурге и приезда в Италию на постоянное жительство она и дожидалась в 1838-1839 гг. в Риме. Гоголь мог знать Д.Фикельмон по Петербургу, где, по свидетельству писателя графа В.А.Соллогуба (1813-1872), посещал литературный салон ее матери Е.М.Тизенгаузен-Хитрово (1783-1839), искреннего и преданного друга Пушкина (96). Между строчек дневника "пушкинской Долли" проступает образ щедро одаренной природой, полной благородства и верности особы. Подобно Гоголю, она критически оценивала пустоту светской жизни и ненавидела карточную игру, на которую в своем доме наложила запрет. К тому же графиня была прекрасным знатоком русской литературы, досконально разбиралась в тонкостях европейской политики и культуры, с ней можно было предаться воспоминаниям о Пушкине. У Гоголя была прекрасная возможность сблизиться с Долли в Риме в 1838-1839 гг. во время визита русского престолонаследника. В те дни цесаревич не раз навещал ее, бывал у нее и Жуковский. Писатель мог увидеть Фикельмон на службе в посольской церкви (в день именин Николая I 18/21 декабря, когда обязаны были присутствовать все русские), а также на "жур фикс" в доме статс-дамы княгини Т.В.Голицыной, супруги Московского генерал-губернатора князя Д.В.Голицына. Вообще к Долгорукой съезжался весь русский свет Рима, в программе было выступление знаменитых музыкантов и чтение произведений. Фикельмон была у Голицыной одновременно с цесаревичем 23 декабря/4 января 1838 г. Но у нас нет подтверждений о посещении этого салона Гоголем. С другой стороны, необходимо учитывать, что личность, подобная Фикельмон, могла, в свою очередь, не питать особого интереса или симпатии к Гоголю. Думается, что Гоголь с его сатирически-комическим талантом и самобытным образом жизни не был для людей круга Фикельмон равноценной заменой их кумира Пушкина, этого светлого, конструктивного, универсального гения, человека русского Возрождения, по выражению самого писателя. Нужна была какая-то временная дистанция, чтобы привыкнуть к мысли о том, что Пушкина уже нет и "нашим одним из самых известных писателей" стал теперь лидер русской натуралистической и сатирической прозы Гоголь (97).

Одновременно с Гоголем в Риме был светлейший князь А.Д.Салтыков (1806-1859) (98), профессиональный дипломат, знаменитый путешественник, беллетрист, художник-любитель. Салтыков пришел в МИД в 1823 г., потом был приставлен к графу Блудову. В 1828 г. его взял к себе в посольство в Константинополе Бутенев, в свое время поступивший в МИД по рекомендации Салтыковых. Бутенев называл их редкими по душе и образованности людьми, и эти черты в определенной степени перенял А.Д.Салтыков. Послужив после Востока в Греции и Англии, он по велению сердца определился при миссии во Флоренции, а в 1836 г. был переведен в Рим. Здесь он находился до 1838 г. и, возможно, познакомился с Гоголем. Работая после Рима в Тегеране, дипломат написал книгу "Путешествие в Персию", которая вышла в Петербурге в 1849 г. и которую Гоголь мог знать. Оставив службу в 1840 г., Салтыков совершит два путешествия в Индию (1841-1843 и 1845-1846 гг.), опубликовав отрывки из своих дневников "Москвитянине", а Гоголь был очень близок к этому журналу своего друга Погодина. В итоге дипломат вошел в историю как "англоман" или "индиец", а его "Письма по Индии" не утратили свою научную ценность до настоящего времени (99).

Красной нитью через документы АВПРИ проходит тема посольских церквей за рубежом. Под сенью триады "самодержавие, православие, народность", характерной для внутренней политики Николая I, ведущие церковные иерархи стремились воспользоваться благоприятной ситуацией, связанной с поворотом двора к политике защиты православия, в целях сохранения чистоты православной догмы, совершенствования богословия в духе поддержания византийских традиций. Расширялась сеть посольских церквей за рубежом, находившихся в двойном подчинении Синода и МИД и традиционно игравших большую роль в жизни русских диаспор. В 1836 г. в Риме, в здании миссии в палаццо Памфили (после 1844 г. церковь "переехала" вместе с миссией в палаццо Джустиниани) открылась православная церковь во имя Святителя Николая Чудотворца. Настоятель римского храма иеромонах Герасим не был выдающимся церковником, но Гоголь, тем не менее, общался и с ним, и с дьячками. При церкви была небольшая библиотека религиозных и богословских изданий, и Гоголь имел обыкновение брать на дом русские книги на свое имя, работая с ними или снабжая ими, в частности, П.Семененко и И.Кайсевича (100). Как уже говорилось, Гоголь сам рассказал о его встрече в римской православной церкви осенью 1846 г. с Блудовым. Существуют аналогичные воспоминания А.Н.Карамзина (1814-1854), Г.П.Галагана (1819-1888), А.С.Стурдзы (1791-1854) об их встречах с Гоголем в посольских приходах во дворцах Памфили и Джуститиани в 1837, 1842 и 1845 гг. (101). Наиболее красноречивым представляется сотрудничество Гоголя с православными священниками в Париже в 1845 г., когда он не пропускал ни одной службы в местной посольской церкви и тесно общался с ее настоятелем, добрым священником Д.С.Вершинским (1798-1888). Это был известный богослов, бывший профессор Петербургской Духовной академии, в то время он работал над своим важнейшим научным трудом, посвященным литургиям. Одновременно занимался своими "Размышлениями о Божественной Литургии" и Гоголь.

Писатель с большим уважением относился к настоятелю посольской церкви в Висбадене И.И.Базарову (1819-1895), известному духовному писателю и мемуаристу. Базаров был также духовником А.М.Горчакова, с 1841 г - посланника при Вюртембергском и Баденском дворах с местопребыванием в Штудгарте. Особое место в мире Гоголя занимал протоиерей С.К.Сабинин (1789-1865), с 1837 г. настоятель домовой русской православной церкви при великой герцогине Марии Павловне в Веймаре (старшей сестры царя Николая I). Сабинину Гоголь исповедовался. Это была высоконравственная, незаурядная личность, человек энциклопедических познаний в области археологии, истории, филологии и пр. Кроме Гоголя у Сабинина останавливались его и Пушкина друзья: М.П.Погодин (1800-1875), поэт и профессор Московского университета С.П.Шевырев (1806-1864), ученый славист, профессор Московского университета О.М.Бодянский (1808-1877) и др. (102). После 1846 г. Гоголь, уже в Неаполе, сдружился с настоятелем открывшейся при русской миссии православной церкви Рождества Христова Т.Ф.Тарасинским, известным богословом и литератором. Писатель отзывался о нем как об "очень хорошем священнике" (103).

Венцом духовной эволюции Гоголя было рано созревшее, но с трудом доведенное до осуществления решение совершить на обратном пути из Италии в Россию паломничество к Святым местам. Это невозможно было сделать без помощи русских властей. Писатель очень ответственно подошел к подготовке этой поездки, которая была тяжела, но от которой как от программной цели его земной жизни он не мог отказаться. Как признано в мемуарной и научной литературе, Гоголь подходил прагматично "к друзьям и знакомым, рассматривая их как источник и стимул для своих художественных впечатлений" (104). Как мы уже наблюдали, прагматизм отчетливо прослеживался в его отношениях с дипломатами. Теперь же, во второй половине 40-х гг., Гоголь, готовя свой выезд в Иерусалим, кажется, превзошел самого себя.

Тот факт, что с ноября 1846 г. писатель переехал из Рима в Неаполь, объясняется, прежде всего, началом политических беспорядков в Риме, откуда выехал папа, укрывшись в Гаэте. Туда же, а затем в Неаполь переместился глава римской миссии Бутенев. Гоголь сделал то же самое, чтобы на месте руководить подготовкой своего отправления пароходом на Ближний Восток. Еще в 1838 г. он мог во время своего летнего проживания у Репниных под Неаполем познакомиться с русским посланником в Неаполе графом Н.Д.Гурьевым, братом графини М.Д.Нессельроде, супруги министра иностранных дел (105). Его хорошо знал и уважал гоголевский друг художник А.А.Иванов. Для Гоголя могло иметь значение то, что Гурьев прошел всю войну 1812 г. и последующие кампании против Наполеона, а также тот факт, что его брат, равно как брат супруги министра, был Одесским и Киевским генерал-губернатором. Вообще другие соотечественники, например, Ф.И.Тютчев или художники-стипендиаты, не очень жаловали Гурьева. Гораздо приятнее была его супруга М.Д.Гурьева, урожденная Нарышкина. В своем палаццо в Неаполе она устраивала что-то вроде русских вечеров, и Гоголь мог посещать их. В 1835 г. Нарышкина пожертвовала посольской церкви в Риме "образ на доске Нерукотворного Спаса с вызолоченной серебряной ризой" (106), может быть, он сохранился и поныне в старой посольской и эмигрантской церкви - ныне под эгидой РПЦ - на виа Палестро в Риме. Знакомство с Гурьевыми облегчит писателю "наведение мостов" к семейству министра иностранных дел.

В Риме в начале 1846 г. Гоголя представили лично графине М.Д.Нессельроде, которая сопровождала канцлера в его командировке в Рим по окончании пребывания там императора.

Позже в 1846 г. в Остенде Гоголь повторно встретился с М.Д.Нессельроде и, проявив себя как отменный дипломат, сумел найти путь к ее сердцу и заручиться содействием в нужных для себя делах. В письме О.А.Смирновой-Россет из Рима 27 января 1846 г. писатель сообщал: "Графиня Нессельрод (так!) мне понравилась с первого раза именно лицом, в котором много душевного прекрасного выражения. Вы знаете, что я знаток, и если приступила уже хоть сколько-нибудь душа внаружу, она не скроется от меня, я вижу ее на лице прежде, чем откроются уста говорить" (107). Привлекает внимание также письмо Гоголя к Н.Я.Прокоповичу от 20 октября 1846 г., в котором он просит пересылать ему письма через русскую миссию в Неаполе, а книги через "графиню Нессельрод": "…Попроси от меня лично графиню Нессельрод, давши ей от имени моего экземпляр. Скажи ей, что она очень, очень большое сделает мне одолженье, если устроит так, что я получу эту книгу в Неаполе наискорейшим порядком, и попроси ее тоже от меня отправить немедленно в Париж два экземпляра графу … Толстому" (108). Гоголь думал только о делах, пуская в ход лесть и пряча иронию, но ее можно все-таки почувствовать, например, в сознательном искажении фамилии супруги министра (Нессельрод, а не Нессельроде), а также в признании Смирновой о том, что с супругой министра, кроме как о делах, больше говорить не о чем. Нессельроде оказала содействие в пересылке тогда "Мертвых душ" дипломатической почтой в Неаполь, Париж и другие столицы. Кроме того, М.Д.Нессельроде привозила Гоголю книги и нужные ему материалы в Остенде. Тютчев, также знавший М.Д.Нессельроде и старавшийся отделить ее образ от отвратительного облика ее супруга-канцлера, не смог, между тем, лишить себя удовольствия дать ей подлинную оценку: "Это весьма умная женщина и отменно любезна с теми, кто ей нравится" (109). А тех, кто был ей не по нраву, могла ждать судьба, подобная пушкинской. Но что Гоголь?… Где был тот юный малороссийский сочинитель, для которого каждое слово Пушкина, его кумира и покровителя, было святыней, а каждый недоброжелатель поэта был и его собственным недоброжелателем?... Кроме того, Гоголь рассчитывал на содействие МИД и К.В.Нессельроде в оформлении ему нового заграничного паспорта для поездки по Ближнему Востоку. По этому вопросу ему пришлось обратиться к преемнику Гурьева в Неаполе (1842-1847 гг.) графу Л.С.Потоцкому (110).

Потоцкий был выходцем из знатного польского рода и потомственный дипломат, с которым Гоголь мог разговаривать почти как земляк с земляком, в том числе на польском языке. В июле 1846 г. он сообщил в Петербург о прошении Гоголя Николаю I о выдаче ему паспорта для совершения паломничества к Святым Местам. Письмо это опубликовано в печати, датированное декабрем 1846 г. Потоцкий переслал его в Петербург 14 января 1847 г. Дословно Гоголь просил императора выдать ему "пашпорт на полтора года, особенный и чрезвычайный, в котором бы великим именем Вашим склонялись все власти и начальства Ваши к оказанию мне покровительства во всех тех местах, где буду проходить я" (111). Потоцкий довел до императора просьбу Гоголя выдать ему особый паспорт, которая поставила всех в некоторое замешательство. По сути, писатель просил паспорт дипломатический, используемый дипломатами для служебных командировок. Но ему сделали, как это полагалось для каждого, паспорт через МВД беспошлинный, на полтора года. Одновременно было дано указание направить соответствующие поручения в адрес всех глав дипломатических представительств по маршруту следования писателя, равно как снабдить его самого рекомендательными письмами за подписью Нессельроде. Объявив Гоголю 7/19 марта 1847 г. о готовности его паспорта, Л.С.Потоцкий, исполняя требование МВД, поставил условие сдать тот паспорт, по которому писатель находился в Европе. Это означало бы, что путь в Европу был для Гоголя отрезан. В результате Гоголь, сославшись на необходимость лечения и перенеся свое паломничество с марта 1847 г. на лето 1848 г., еще на один год уехал в Европу. Возможно, он был в курсе того, что летом 1847 г. Базили, на содействие которого он рассчитывал в отношении поездки в Иерусалим, запросился в отпуск. У чиновников МИД гоголевское решение вызвало недоумение, какой-то директор в донесении неаполитанской миссии, напротив слов об отсрочке отъезда, поставил знак вопроса (112).

Отъезд Гоголя из Неаполя состоялся уже при новом посланнике графе М.И.Хрептовиче (1809-1891), сменившем Потоцкого в 1847 г.(113). Он был супругом младшей дочери главы МИД - Е.К.Нессельроде. Для Гоголя это был, кроме прочего, сосед-земляк по Юго-Западному краю России (его имение находилось на территории, входящей ныне в состав Беларуси). Он происходил из знатной семьи меценатов и библиофилов и с учетом этого мог быть интересным собеседником для писателя, хотя лично сам не являлся продолжателем семейной традиции. Но если бы Гоголь даже почувствовал, что Хребтович человек не его плана, он бы не мог покритиковать родственника Нессельроде так, как он это делал в отношении некоторых дипломатов рангом пониже (Кривцов, Киль и т.д.). Неизвестно, заходил ли Гоголь перед отъездом в неаполитанскую миссию, чтобы проститься и выразить свою благодарность за оказанное содействие, хотя на этот раз содействие было, на наш взгляд, рядовым, положенным для всех русских паломников. В конечном счете, после 18 января н.ст. 1848 г. он поднялся на борт парохода, следовавшего к берегам Мальты, и навсегда покинул Италию. Впереди его ждали встречи с родными однокашниками: Базили, генеральным консулом в Сирии и Ливане, и Халчинским - с 1842 г. старшим секретарем, а с 1846 г. (до 1850 г.) - советником посольства в Константинополе. Гоголю импонировало то, что русское посольство в Константинополе возглавлял (с 1842 по 1850 г.) видный дипломат В.П.Титов (1897-1891), литератор, председатель Археологической комиссии, впоследствии член Государственного совета (114). Это был знакомый Пушкина, приятель З.А.Волконской и других русских "римлян". Но поездка Гоголя на Ближний Восток - это уже другая страница гоголианы.

В период пребывания Гоголя в Италии завершилось восхождение молодого провинциального писателя к славе всероссийского писателя, основоположника натуралистической школы русской прозы. И можно только гордиться, что свою лепту в это весьма важное явление в истории нашей литературы, а также русско-итальянских культурных связей, внесли, наряду со многими другими, отечественные дипломаты.

Примечания:

Цитаты из Гоголя даются по академическому изданию: Н.В.Гоголь. Полное собрание сочинений (ПСС). Т. I-XIV. М-Л. 1937-1952; Н.В.Гоголь Собрание сочинений в 9-ти томах (Собр. соч.). М. 1994

Цитаты из Тютчева даются по академическому изданию: Ф.И.Тютчев. Полное собрание сочинений и письма в шести томах (ПССиП). М., 2003-2004; а также: Ф.И.Тютчев. Сочинения в двух томах (Соч.). М., 1980

Сокращения, характерные для архивов МИД России:

АВПРИ - "Архив внешней политики Российской империи Министерства иностранных дел Российской Федерации" (АВПРИ МИД России)

Ф. -фонд

Оп. - опись

Д. - дело

Ч. - часть

Л. - лист архивного документа

Об - оборот листа архивного документа

ДЛСиХД - "Департамент личного состава и хозяйственных дел", название фонда АВПРИ

СПб-Главархив - "Санкт-Петербург- Главный архив", название фонда АВПРИ

1. См.: Р.Джулиани. Рим в жизни и творчестве Гоголя, или потерянный рай. М. 2009
2. См.: Ю.Манн. Гоголь. Труды и дни: 1809-1845. М. 2004; Ю.Манн. Гоголь. Завершение пути: 1845-1852. М. 2009
3. Ф.И.Тютчев. ПССиП. Т.4. Письмо П.Я.Чаадаеву Ф.И.Тютчеву. 10 мая 1847 г. С. 561
4. См.: Д.Фикельмон. Дневник. 1829-1837. Весь пушкинский Петербург. Публ. и ком. С.Мрочковской-Балашовой. М. 2009
5. АВПРИ. Ф.ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 2975; Д.Фикельмон. Дневник. С.501
6. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. 1841 г. Д. 987; См.: В.Лопатников. Горчаков. Пьедестал. Время и служение канцлера Горчакова. М. 2003
7. См.: Н.П.Прожогин. Под миртами Италии прекрасной. М. 1988.
8. Н.П.Прожогин. Переводчик Пушкина Чезаре Бочелла// Н.П.Прожогин. Под миртами Италии прекрасной. С.24-40
9. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XI. Письмо Н.Я.Прокоповичу 3 июня <н.ст. Рим>
10. См.: Т.Динесман. Ф.И.Тютчев. Страницы биографии. (К истории дипломатической карьеры). М. 2004. С.83-131
11. Ф.И.Тютчев. ПССиП. Т.2. С.16
12. Ф.И.Тютчев. Соч. Т. 2. С.93; Письмо П. А.Вяземскому. Ноябрь-декабрь 1844 г. Петербург. С.75
13. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 2455
14. Дневник В.А.Жуковского. Под ред. И.А.Бычкова. СПб. 1903. С. 454, 468-469
15. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 1738; См.: В.Я.Френкель. Б.Б.Козловский. Л. 1978
16. Н.В.Гоголь. Невский проспект (повесть). Приложение к "Иллюстрированной России" за 1934 г. Т.9. Париж. 1934. С.16-17
17. См.: В.Ш.Кривонос. Символический смысл в "Мертвых душах" Гоголя.// Международная конференция "В мире Гоголя. Жизнь, творчество, судьба. По случаю 200-летия со дня рождения русского писателя. Рим, Университет "Ла Сапьенца", вилла Мирафьори, 24-26 снтября 2009
18. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 3345, 169
19. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 3482
20. Н.В.Кукольник (1809-1868) - литератор, соученик Гоголя по Нежинской гимназии
21. Переписка Н.В.Гоголя в двух томах. Под ред. Д.П.Николаева. М. 1988. Т.1. Письмо Н.Я.Прокоповичу 13/25 января 1837 г. Париж. С. 97
22. АВПРИ. Ф. Личные коллекции. Оп. 926. Д. 26. Н.В.Гоголь. Л.1-1об
23. АВПРИ. Ф. 339. Оп. 926. Д. 25. Л. 1-2, 6-6об; Там же. Ф. СПб-Главархив, III-3. 1837 г. Д. 266; Н.В.Гоголь. Собр. соч. Т.9. Письмо В.А.Жуковскому от 6/18 апреля 1837 г. Рим. С.106, 226
24. АВПРИ. Ф. 190. Оп. 525. Д. 484. Ч. 2. 1836 г. Л.51-52
25. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XIII. С.460
26. См.; Н.Машковцев. Гоголь в кругу художников. Очерки. М. 1955.
27. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 241
28. E.Petrova. Orest Kiprensrij (1782-1836) e l'Italia. Carteggi inediti. Roma. 2005. Р.108-109
29. См.: Н.В.Большакова. Гоголь в шинели на исторической подкладке. М. 2009. С.319-327; И.Н.Вибе. Вероисповедная политика самодержавия в Западном крае. (1830-1855). СПб. 2009; АВПРИ. Ф. 190. Оп. 525. Д. 484. Ч.1. 1834-1835 гг. Л.71-71об, 180.
30. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XI. С.219
31. Д.Олейников. Бенкендорф. М. 2009. С.303-304
32. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 3756
33. Н.В.Гоголь. ПСС. XI. Письмо Н.Я.Прокоповичу 3 июня <1837 г.> Рим. С.101
34. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 1937
35. Ю.Манн. Гоголь. Труды и дни. С. 480
36. См.: АВПРИ. Ф. 190. Оп. 525. Д. 566. 1847-1855 гг. Ч. 2. Л. 340; Там же. Д. 565. 1842 г. Л.343; Там же. Д. 566. 1848-1849 гг. Л.255-270.
37. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 1853
38. См.: М.Гершензон. Братья Кривцовы. М. 2001; Е.В.Каштанова. Начальник над русским художниками в Риме П.И.Кривцов.// Вопросы истории. 2006. № 9; Т.Мусатова. Гоголь в Риме: "А не сделаться мне секретарем?// Международная жизнь. 2009. № 7
39. Согласно материалам АВПРИ, П.И.Кривцов покинул Рим 9-10 января 1844 г. н.ст., а не в ноябре 1843 г. н.ст. - АВПРИ. Ф.270/1. Оп. 523. Д. 63. Л.348
40. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп.464. Д. 1576
41. АВПРИ. Ф.ДЛСиХД. Оп.464. Д. 790
42. Дневник В.А.Жуковского. С.452
43. И.Бочаров, Ю.Глушакова. Кипренский. М. 1990. С.193
44. Стендаль. Собрание сочинений в 15-ти томах. М. 1959. Т.10. С 35-36
45. Россия. Н.В.Гоголь. К 200-летию со дня рождения. Каталог выставки. Автор-сост. Н.А.Каргаполова. М. 2009. С.184
46. АВПРИ. Ф. 190. Оп. 525. Д. 619. 1843-1847 гг. Л.23
47. Ф.И.Тютчев. Соч. Т.2. С.13
48. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 791
49. Переписка Н.В.Гоголя с Н.Н.Шереметьевой. Сост. И.А.Виноградов, В.А.Воропаев. М. 2001. C.269
50. Ю.Манн. Гоголь. Труды и дни. С.484
51. АВПРИ. Ф. 190. Оп. 525. 1838-1843 гг. Л.8-9
52. АВПРИ. Ф. 190. Оп. 525, 1838-1841 гг., л.20
53. АВПРИ, Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 2153
54. К.П.Брюллов в письмах, документах и воспоминаниях современников. Сост. Н.Г.Машковцев. М., 1952, с.234
55. См.: Ю.Манн. Гоголь. Труды и дни. С.32-33
56. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д.730
57. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 721
58. См.: Р.Джулиани. Рим в жизни и творчестве Гоголя…". С. 11-32
59. См.: L.Canina. Architettura antica decritta e dimostrata coi monument". Roma. 1840-1844
60. Посвящение П.Н.Демидову было от руки написано А.Нибби на титульном листе одного из экземпляров 1 тома путеводителя по Риму 1838 года. См.: A.Nibby. Roma nell'Anno 1838. Roma. 1938
61. A.Nibby. Viaggio Аntiquario nei Dintorni di Roma. R. 1819; A.Nibby. Analisi Storico-Topografico-Antiquaria della Carta dei Dintorni di Roma. R. 1837 (3 vol.); A.Nibby. Roma nell'Anno 1838. Roma. 1838-1841 (4 vol.)
62. См.: Из римского дневника А.И.Тургенева (декабрь 1833-февраль 1834).// К.Азадовский. Устаю от восхищения беспрерывного… (Александр Тургенев в Риме).
63. C.G.De Michelis. Nicolaj Gogol e Christian Bunsen. // Protestantessimo-58. 2003. Р.19-32
64. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XIII. С. 214
65. Из римского дневника А.И.Тургенева (декабрь 1833-февраль 1834). С.9-10
66. Переписка цесаревича Александра Николаевича с императором Николаем I. 1838-1839. Под ред. Л.Г.Захаровой и С.В.Мироненко. М. 2009. С.260, 285
67. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 949
68. АВПРИ. Ф. 190. Оп. 525. Д. 637. Л.572
69. Дневник В.А.Жуковского. С.460
70. Переписка цесаревича Александра Николаевича. С.288
71. Дневник В.А.Жуковского. С.447-466
72. Переписка цесаревича Александра Николаевича. С.211
73. АВПРИ. Ф. 190. Оп. 525. Д .637. 1844-1845 гг. Л.564-572
74. См.: Р.Джулиани. Рим в жизни и творчестве Гоголя. С.61
75. Там же. С.72
76. См.: Т.Мусатова. Гоголь в Риме: "А не сделаться мне секретарем?"
77. Переписка Н.В.Гоголя в двух томах. М. 1988. Т.1. Письмо А.С.Данилевскому от 14/26 февраля 1843 г. Рим. С.72
78. АВПРИ, Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 509
79. АВПРИ. Ф. 270/1. Оп. 523. Д. 63. Л.358
80. Ф.И.Тютчев. Римский вопрос.// Ф.И.Тютчев. ПССиП. Т.3. С.177-178
81. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XIII. Письмо А.О.Россету. 10 декабря /н.ст/ 1846 г. Неаполь. С.155-156
82. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XIII. Письмо А.П.Толстому 2 января 1846 г. <н.ст.>. С.24
83. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XIII. Письмо В.А.Жуковскому 24 ноября 1846 г. н. ст. С.144
84. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XIII. Письмо А.О.Смирновой 27 января 1846 г.С.33-34
85. АВПРИ, Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Фрмулярный список Г.П.Волконского
86. См.: И.Виноградов. Александр Иванов в письмах, документах и воспоминаниях. Сост. И.А.Виноградов.М. 2001
87. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XII. С.274
88. Н.В.Гоголь. ПСС. Т.XII. Письмо В.А.Жуковскому 28 октября <н.ст. 1845 г.>. Рим. С.529
89. АВПРИ, Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 935
90. Записки О.А.Смирновой, урожденной Россет. (с 1825 по 1845 гг.). М., 1999, с.300
91. См. 57
92. Л.А.Черейский. Пушкин и его окружение. М. 1988. С.404
93. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д.1074
94. См.: Путевые заметки, веденные во время пребывания на Ионических островах, в Греции, Малой Азии и Турции в 1835 году, Владимиром Давыдовым. СПб. 1839. Ч.1.; К.П.Брюллов в письмах, документах и воспоминаниях.
95. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д.2945
96. В.Соллогуб. Повести. Воспоминания. Л., 1988. С.438
97. АВПРИ. Ф. Посольство в Константинополе. Оп. 517/1. 1847 г. Д. 2500. Л.1
98. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 2948
99. Последнее издание "Писем из Индии" - М., 1985 г.
100. Ю.Манн. Гоголь. Труды и дни. С.513
101. Б.Соколов. Гоголь. Энциклопедия. М. 2003. С.196, 399; В.Воропаев. Николай Гоголь. Опыт духовной биографии. М. 2008. С.35; Ю.Манн. Гоголь. Завершение пути. С.53-54
102. См.: В.Воропаев. Николай Гоголь. Опыт духовной биографии. С.48, 58-59
103. Н.В.Гоголь. Собр. соч. Т.9. Письмо священнику отцу Матфею Константиновскому.24 сентября 1847 г. Остенде. С.417
104. Ю.Манн. Гоголь. Завершение пути. С.16
105. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 1059
106. АВПРИ. Ф. 190. Оп. 525. Д. 619. 1843-1847 гг. Л.25
107. Н.В.Гоголь. ПСС. Т. XIII. Письмо А.О.Смирновой 27 января 1846 г. Рим. С.34-35
108. Н.В.Гоголь. Собр. соч. Т.9. С.339
109. Ф.И.Тютчев. Собр. соч. Т.2. Письмо И.Н. и Е.Л.Тютчевым 27 октября 1844 г. Петербург. С. 72
110. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 2746
111. Н.В.Гоголь. Собр. соч. Т.9. Письмо Государю Николаю I. <декабрь> 1846 г. Неаполь. 112.С.347; АВПРИ. Ф. Личные коллекции. Оп. 926. Д. 26. Л.1-1об, 3-3об, 10
112. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 3536, 3535
113. АВПРИ. Ф. ДЛСиХД. Оп. 464. Д. 3239

© T. Musatova

back

top